Позднее говорили, что на те деньги, которые Дану давали, он покупал золото, готовясь уехать за границу навсегда. Похоже, он все рассчитал точно, но ему не хватило времени: он получил визу чуть позже, чем пришла повестка из суда, — многие его жертвы уже обратились в милицию.
Дан решил покончить с собой и намеревался это сделать красиво: разогнал «Волгу» до невероятной скорости и направил ее в опору эстакады, но в последний момент струсил и просто принял смертельную дозу снотворного, но его спасли и посадили, конфисковав драгоценностей на двести тысяч.
После суда стало известно, что Дан ездил на машине приятеля, что фотографии дачи и катера — липа (он снимался на фоне чужой собственности), и ни в каком министерстве он не работал, а просто платил знакомой секретарше, которая на все телефонные звонки, относительно Дана, отвечала:
— Шеф у министра!
Лет через десять, когда я уже жил в другом районе, у меня появилась приятельница, десятиклассница Надя. Симпатичная, музыкальная от природы, девчушка. Наши квартиры находились на одной лестничной площадке, и мы виделись чуть ли не каждый день.
Надя была очень высокая, худая, почти плоская, и сильно страдала из-за своего роста, даже немного сутулилась, а разговаривая со мной, отставляла ногу в сторону, чтобы выглядеть пониже.
— Прям не знаю, что делать, вымахала такая каланча, — жаловалась мне. — Я самая высокая в школе. По улицам стыдно ходить. Так завидую маленьким девчонкам. Представляете, даже не могу надеть туфли на высоком каблуке. Я даже не хотела бы быть такой красивой (она считала, что у нее лицо Софи Лорен), только бы быть чуточку пониже…
— Вот чудачка, — усмехался я. — Да у тебя прекрасный рост. Надевай туфли на высоком каблуке и ходи с высоко поднятой головой. Тебе же все завидуют, а ты «пониже»!
— Не-ет, вы не понимаете!.. Все равно, если подрасту еще хотя бы на два сантиметра — отравлюсь.
Свой рост Надя считала губительной причиной всех бед. Из-за него она все больше становилась внутренне скованной, забросила книги и музыку, то есть наносила себе и духовный ущерб. «Конечно, — рассуждал я, — внешность в ее возрасте — немалозначимый фактор, но все же так переживать!..»
Одно время ее провожал какой-то парень и по вечерам они целовались в нашем подъезде. Случалось, возвращаясь домой, я натыкался на влюбленных, и тогда Надя отстранялась от парня и смущенно бормотала:
— Здравствуйте!
Так продолжалось с полгода, а потом вдруг она зашла ко мне — лицо тревожное, руки мелко дрожат.
— Дайте закурить, — попросила.
— Это еще что такое?!
— Ничего. Дайте! Сейчас скажу.
— Что, со своим ухажером поссорилась? — улыбнулся я.
— Откуда вы знаете? — она вскинула на меня глаза, полные слез.
— Догадаться нетрудно.
Закурив, она сбивчиво рассказала, что парень, с которым она встречалась, стал проводить время с ее подругой.
— Я отравлюсь! — заявила она и разревелась.
— Возьми себя в руки, Надежда! — серьезно сказал я. — Что это такое?! Так расклеилась! Ты уже взрослая и должна знать, что все перемелется… Ты еще встретишь такого парня! А этот… тебе покажется слизняком, и ты еще будешь смеяться, что из-за него хотела отравиться.
— Вы все говорите, как моя мать. Ничего не хочу слушать. Лучше него все равно не бывает.
— Бывает! — твердо заявил я. — Завтра настанет новый день — и ты на все будешь смотреть по-другому. Вот увидишь.
Она сильно переживала и на следующий день сбежала из школы; снова зашла ко мне и опять попросила закурить.
— Когда-нибудь ты поймешь, что это не несчастье вовсе, не горе, а всего лишь неприятность, — говорил я. — Настоящее несчастье — это смерть близкого человека, это неизлечимая болезнь, уродство… Вот в прошлом году я отдыхал в Крыму. Находиться весь день на пляже было скучно. Ну доплывешь до буйка, потом лежишь обсыхаешь на гальке, раскалишься, снова лезешь в воду, снова лежишь. И вокруг все лежат — или что-нибудь жуют, или играют в карты. Я обычно, искупавшись, шел в стекляшку на набережной, там продавали сок и сухое вино. Там торчало много местных, они мне рассказывали разные истории. Как-то никого из местных не было, я взял два стакана вина, сел на скамью под деревьями, сижу себе, потягиваю прохладное вино, смотрю из тени на пляж, на море. Вдруг вижу: на набережную поднимается девушка твоего возраста. Красавица необыкновенная, но идет и опирается на костыли. Потом я узнал: у нее был поврежден позвоночник… Ее костыли утопали в гальке, и она никак не могла выбраться на асфальт…
Надя часто заморгала, затянулась дымом сигареты, поперхнулась, а я продолжал:
— Рядом шла ее мать. Я слышал, как девушка говорила: «Мамочка, я не могу подняться». «Как это не можешь?! — громко сказал я оттуда, из-под деревьев. — А ну-ка поднажми!» Я решил приободрить ее, калеку. Девушка посмотрела на меня, улыбнулась, покраснела, но поднатужилась и ступила на набережную. Я подошел к ним. «Знаете, — говорю, — мне скучно одному выпивать. Составьте компанию». — «С удовольствием», — обрадовалась мать девушки — она была почти одного со мной возраста… Мы зашли в стекляшку, я взял женщине стакан сухого вина и обратился к девушке: «А тебе возьмем сок, идет?». — «Я тоже хочу вина», — сказала девушка и посмотрела на мать. Та кивнула, и нам налили еще стакан. И вот, пока мы выпивали, я подумал: «Ведь она, эта девчушка, скорее всего никогда не будет счастливой, никогда у нее не будет мужа, детей…».
Надя слушала предельно внимательно, даже забыла про сигарету и она потухла в ее руке.
— И вот, значит, — продолжил я, — мы выпиваем, а я думаю — к таким людям, как эта девушка, нельзя проявлять жалость… Я нарочно говорил с ней как с нормальной, не делал скидку на ее больные ноги, как будто не замечал, что она на костылях. Я спросил: «Ты уже плавала?». Она посмотрела на меня, как на идиота. «Ты же знаешь, что все виды плавания построены на работе рук?» — объяснил я. На самом деле это не совсем так, даже совсем не так, но я сказал: «Сейчас допьем и поплаваем вдвоем»… Я научил ее плавать, благо в море это не сложно. Она была счастлива… А ты!.. Все у тебя отлично: внешность, возраст, подруги в школе, хорошая дружная семья…
— Я сейчас вспомнила: он меня обманывал, — перебила меня Надя. — Я знаю, он негодяй, но ничего не могу с собой поделать. Он такой модный. У него такие хипповые джинсы, он так танцует! Девочки на нем прям виснут…
— Танцует! — возмутился я. — А в голове у него что-нибудь есть?
Видимо, до Нади дошел мой вопрос, потому что она сама стала рассуждать более здраво:
— Вообще-то он маменькин сынок. Только и говорит: «Папаша купил магнитофон, мамаша достала кроссовки»… Его всегда волнует какая-то ерунда: где отпечатать визитки, где купить фирменные носки.
— Ну вот, видишь! Давай с тобой договоримся так: ты ходишь в школу, занимаешься, если у тебя это не пройдет, через неделю что-нибудь решим.
Спустя три дня по пути на остановку автобуса я встретил ее — она уже шла с другим парнем. Шла с ним под руку и беззаботно смеялась. Мы подмигнули друг другу, и я подумал: «Слава богу, излечилась».
Совсем недавно я поехал к приятелю на дачу в Переделкино; сошел с платформы и вместе с несколькими загородниками направился вдоль пути к поселку.
Был тихий летний вечер. Еще издали на повороте железнодорожной колеи я заметил белеющее пятно. Вначале подумал — собака, но, подойдя ближе, увидел невероятно худую, бледную девушку — этакое чахлое растение. Она неподвижно стояла на насыпи — голова опущена, руки спрятаны за спину; весь ее вид выражал безнадежную обреченность, но, странно, почему-то никто из идущих впереди меня не обратил на нее внимания.
За лесом, на соседней станции раздался сиплый сигнал электрички, послышался приближающийся грохот. В два прыжка я очутился около девушки, схватил ее за руку:
— Ты что здесь делаешь?
Она вздрогнула, обернулась, и я увидел безумные глаза, трясущиеся губы. Из ее груди вырвался беспомощный сдавленный вздох:
