– Медицина сейчас активно развивается в этом направлении, а значит, работа будет. Меня всегда интересовали большие машины, способные проследить все процессы, происходящие в человеческом организме.

Уизи слушала его с неподдельным интересом, а потом сказала:

– Здорово! А я хочу стать телеведущей.

Мамаша юноши рассмеялась.

– Как интересно. Довольно странно обучаться этой специальности в Трайдене.

– Зачем тебе колледж? – поддержал супругу отец юноши. – Отправляйся прямо в Голливуд.

– Нет, – возразила Уизи. – Для этой профессии мало одного природного таланта. Нужно разбираться и в бизнесе, и в технике, и еще много в чем, иначе как беседовать с людьми? Я не смогу получить необходимые знания, работая официанткой в Голливуде и ожидая, когда мне выпадет шанс. Нужно учиться.

Надо же… Тру могла гордиться сестрой: совершенно не тушуется в разговоре с незнакомыми людьми, дает осмысленные аргументированные ответы, игнорирует снисходительный тон родителей юноши. Харрисон был тоже приятно удивлен ее знанием профессии, где зачастую превалирует дилетантизм.

– Уизи, ты прирожденная телеведущая, – растрогалась Тру, положив ладонь на руку сестры.

Две его девочки… Харрисон знал, что не может называть их так, но ничего не мог с собой поделать. Когда они обменялись понимающими взглядами, его сердце екнуло и он мысленно порадовался за них.

Наконец приглушили свет и раздались первые аккорды.

– Давай эту… – послышался чей-то голос со стороны танцпола.

Соседи по столу поднялись и попрощались: юноше нужно было назавтра вставать в четыре утра, чтобы успеть на стройку.

Когда они ушли, Уизи оглядела зал.

– Я рада, что выбрала этот колледж. Мне здесь нравится, и меня совершенно не волнует, что это не Нью-Йорк или Атланта. Они еще узнают обо мне, когда я выйду на этот рынок.

Рынок. Харрисон украдкой бросил взгляд на Тру. Уизи твердо знает, чего хочет. Это впечатляет.

– Хорошо, – сказала Тру. – Только не нужно спешить к полной независимости. Делай это постепенно, шаг за шагом, и обдуманно.

Уизи подняла глаза от своей тарелки и посмотрела на Харрисона:

– Я хочу, действительно хочу поблагодарить вас за то, что привезли меня сюда и во всем поддержали.

Тру приложила руку к сердцу:

– Уизи, мы тебя любим, верим в тебя. Ты на правильном пути и преуспеешь во всем, за что бы ни взялась. И я тоже хочу, чтобы ты стала самостоятельной. Если хорошо закончишь первый семестр, то, возможно, мы и позволим тебе снять квартиру после Рождества.

– Правда?

Тру кивнула и улыбнулась, хотя и несколько напряженно – явно от волнения.

– Я помню: ты хотела снять квартиру прямо сейчас, – но если потерпишь один семестр, я смогу помочь тебе с оплатой. Ты такая отважная, хочешь все делать сама, но не лучше ли будет, если ты пойдешь работать потому, что хочешь, а не потому, что должна? Занятия отнимают много сил, а если еще и работа… это непросто.

– Может, ты и права, – согласилась Уизи. – Но мне не хочется жить с тобой и Дабзом в доме его матери третьим лишним. И потом, ты знаешь: мне он не нравится, – так что ничего хорошего из этого не выйдет.

Харрисон дипломатично хранил молчание.

– Ты зря так себя настраиваешь, – возразила Тру. – Я вовсе не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко, и Дабз тоже не хочет. Пожалуйста, хотя бы попытайся.

Харрисон чувствовал, как неловко Тру, и ощущал себя виноватым, но не только…

Уизи вздохнула, но потом, видимо, вспомнила свой разговор с Харрисоном.

– Ладно. Уговорила: я попробую. А вон и Джимми, мы вместе хотели снимать квартиру. Я пойду танцевать.

– Прекрасно, – улыбнулась Тру. – А потом приведи ее к нам познакомиться.

– Его, не ее. Это парень, – сказала Уизи.

– Парень? – Тру посмотрела на Харрисона. – Только через мой труп.

– Что ты имеешь в виду? Там три или четыре комнаты. Разве плохо, если в одной из них будет жить парень? Ну там, перегоревшую лампочку заменить или мусор вынести… Потом, присутствие парня отпугнет непрошеных гостей.

Выражение лица Тру было настолько обескураженным, что Харрисону стало ее жаль. Положив руку ей на спину, он заметил:

– Не забывай, что она Мейбенк.

– На самом деле, – вздохнула Тру, – не Мейбенк. Во всяком случае, по крови. У мамы была связь с другим мужчиной; с кем именно – не знаю.

– Ты шутишь!

Тру покачала головой, не глядя на него: все ее внимание было сосредоточено на танцполе.

– Я узнала случайно: будучи маленькой, стала невольной свидетельницей ссоры мамы и папы и слышала… Нет, в принципе ничего не изменилось. Мы сестры, и ее тоже учили не пасовать перед трудностями. Нас обеих во многом ограничивали, но сумели приучить к мысли, что нельзя сдаваться, как бы ни было трудно.

– Точно. – Харрисон машинально поглаживал ее по спине, едва сознавая это. Ему было хорошо. – Она все правильно делает, тебе не о чем волноваться.

Он тоже повернулся к танцполу. Уизи танцевала с парнем в узких черных джинсах с черно-белым полосатым шарфом и волосами, выкрашенными в оранжевый цвет, а потом с девушкой в бесформенном платье и простых удобных туфлях. Она выглядела так, что не оставалось сомнений: либо у нее нет денег на модную одежду, либо ее это не волновало.

– Посмотри на нее, – пробормотал Харрисон. – Им всем хорошо вместе, но Уизи сама по себе.

– Ты прав, – согласилась Тру.

– Я надеюсь, семейная тайна не очень давила на тебя все эти годы?

– Да нет… Но именно из-за этого я так боюсь.

– Чего?

– Негатива. Упрямства, например. Отец был очень расстроен и опечален…

– Но это было между ними, – возразил Харрисон. – Тебе-то чего бояться?

– Я имею в виду Хони, которая всю жизнь расплачивалась за то, что была сама собой.

– Но в ее жизни были и хорошие периоды. Она не позволяла никому помешать ей. Может быть, ты слишком волнуешься из-за того, что скажут другие? – Несколько секунд Харрисон сидел молча, надеясь, что убедил Тру. – Ты когда-нибудь говорила Уизи о ее происхождении?

Она сжала бумажную салфетку.

– Разумеется, она имеет право знать, кто ее отец. Но обсуждать это с ней не стану пока не выясню, кто он.

– А ты пыталась узнать?

Тру покачала головой.

– Не видела смысла. Боялась, что это может травмировать ее. Может быть, позже…

– Согласен. – Харрисон встал и протянул ей руку. – Пойдем потанцуем. Сегодня никаких стрессов! Уизи на правильном пути.

Тру рассмеялась.

– Ты в этом так уверен?

– На все сто. – Он потащил ее на танцпол.

Многие из присутствующих наблюдали за ними, поэтому он изображал любителя мировой оперы Теренса Джонса как только мог. Конечно, они обожали Тру и не стали бы любопытствовать, узнав в нем Харрисона Гембла. Она была прекрасна во всем, что бы ни надела, но сегодня выглядела просто ослепительно.

На танцполе они старались держаться подальше от Уизи. Звучала современная поп-музыка, и хотя они застали только конец, этого было достаточно для Харрисона, чтобы изобразить из себя идиота, подняв руки над головой и повихлявшись.

– Это вовсе не я, а Теренс Джонс, – попытался он оправдаться, сделав очень серьезное лицо.

– Хватит, пойдем за стол. – Тру, улыбаясь, легонько толкнула его в грудь, не позволив паясничать и дальше. Она делала так, когда они были детьми, когда, наигравшись, собиралась домой, но ему всегда удавалось ее удержать.

«Безумие». Зазвучал голос Пэтси Клайн,[27] и Харрисон схватил Тру за руку.

– Ты не можешь отказаться. Эта песня слишком хороша, чтобы отсиживаться.

Она капризно надула губы.

– Столь явный отказ, конечно, отрезвляет. – Он сделал паузу, потом спросил: – Нет?

– У всех суперзвезд такое чувствительное эго? – Тру улыбнулась и обняла его за шею.

Господи, Харрисон даже мечтать не мог об этом! Тру Мейбенк обнимала его впервые за десять лет. И это было ни с чем не сравнимое ощущение!