Я ожидала, что он засмеется и оправдает себя, напомнив, как сильно он был пьян, когда ему приснился тот сон, но он так не сделал. Он не собирался оставлять это вот так.
— Это же не просто сон, и ты знаешь это, — сказал он, его брови сомкнулись. — Ты снова уходишь от темы. Я чувствую это.
Я посмотрела в сторону, зная, что он был прав. Ненавижу лгать ему.
— Я же сказала, со мной все в порядке. Я даже принимала лекарства. Я не знаю, что ты еще хочешь от меня услышать.
— Я хочу, чтобы ты со мной поговорила. Я хочу, чтобы ты перестала лгать мне тем же враньем, которым обманываешь свою маму. Это не работает со мной, Эм. Я знаю тебя.
Как я могла сказать ему, что больше не отличала сны от реальности? Что я чувствовала, как будто кто-то следил за мной. Что я могла ощущать их присутствие как поток тепла, постепенно спускающийся по моей коже.
Выход был: не рассказывать.
Я закрыла глаза, не желая его видеть.
— Кэш, пожалуйста.
Он издал отчаянный стон.
— Ладно. Только поторопись, и давай что-нибудь поедим. Тебе станет лучше.
Я закатила глаза.
— Ты хочешь, чтобы я просто что-то приготовила.
— И это тоже. — Он облокотился руками о дверной проем так, чтобы я не могла его вытолкнуть. — Ну же, Эм. Не заставляй меня идти домой так рано.
Я вздохнула. Кэш был как бродячая собака. Нам было шесть лет, когда его мать ушла из семьи. В тот день она покормила его лишь арахисовым маслом и бутербродом, намазанным джемом. И с тех пор, я не могла от него избавиться. Для меня он навсегда останется тем печальным мальчишкой, сидящим у меня на крыльце с джемом, размазанным по щеке.
— Я испеку тебе немного лепешек, после того как приму душ, но мама посадит меня под домашний арест пожизненно, если найдет тебя здесь. Прости.
Он нахмурился и погрузил пальцы в черные, колючие волосы.
— Замечательно. Если я переживу гнев отца, тогда встретимся снаружи через час. Я подвезу тебя, чтобы ты взяла свой тупой кофе.
Я махнула ему рукой на прощание, но он остановился в коридоре. Он постучал пальцами по стене, на которой висела наша последняя семейная фотография с папой.
— Кто такая Элисон? — спросил он.
Я застыла.
— Что?
— Элисон, — сказал он. — Ты произнесла это во сне прошлой ночью. Ты сказала «Я не Элисон».
Приглушенные воспоминания, которые не принадлежали мне, окутали мой разум и проникли в уголки зрения словно чернила. Я сморгнула их, желая смыть их с себя.
— Кто она?
Я потрясла головой и коснулась дверной ручки, готовая положить конец этому разговору.
— Честно, я не знаю.
Глава 3
Финн
Мэв явно совершенствовалась в этом. И мысль о том, что она была так близко, пока меня не было, заставляла мои внутренности покрыться мурашками. Боже, она была в ванной Эммы. В десяти шагах от ее спальни. Если бы она задумала совершить что-то большее, чем просто напугать ее, я не смог бы остановить ее.
Я потер шею и через маленькую солнечную кухню уставился на Эмму. Я должен был что-то понять. Должен быть другой выход кроме как рисковать ее жизнью, пока меня вызывали.
Рейчел, мама Эммы, суетилась по кухне, словно шмель в желто-черной тренировочной одежде, пока Эмма убирала муку со столешницы и ставила молоко обратно в холодильник. Они находились в одной комнате, но казалось, что они были на противоположных полюсах. Я задумался, было ли это так до того, как умер ее отец.
Зазвенел таймер. Эмма нацепила свои варежки-прихватки и извлекла поднос с тыквенными лепешками. Ее мама шлепнулась на барный стул и схватила одну из горячей выпечки.
— Я всегда такая голодная после занятий на тренажере.
Эмма шлепнула ее по руке и принялась складывать лепешки в пакет из коричневой бумаги.
— Эти для Кэша.
— Да тут целый поднос!
Эмма вздохнула и бросила ей еще одну из пакета.
— Тебе прекрасно известно, как готовить. И ты определенно не жила только за счет зерновых до того, как я научилась готовить.
— Да, — сказала ее мама. — Но то, что печешь ты, всегда гораздо вкуснее, да и к тому же я опаздываю.
— Куда?
— Я встречаюсь с Паркером, — сказала ее мама, улыбаясь. — Он отвезет меня в небольшое местечко недалеко от озера Оуенз на поздний завтрак. Говорят, у них удивительный фриттамта[4].
Эмма уставилась на столешницу.
— Разве тебе не нужно на работу?
— День открытых дверей начнется в три, но он пообещал отвезти меня назад вовремя.
Эмма выглянула в окно. Она опять вспоминала, это означало, что ее таблетки не работали. Интересно, сколько еще они будут впихивать в нее новые рецепты, чтобы она забыла. Фокус Мэв в ванной лишь усугубил ситуацию. Если бы я вернулся туда вовремя, я смог бы сделать что-нибудь. По меньшей мере стер бы это с зеркала, до того как она это увидела. Я ненавидел видеть ее страх. Она заслуживала большего.
Я стоял рядом с ней и представлял, каково это было бы разговаривать с ней. Чтобы она знала, что я стоял там и молился за возможность попробовать хотя бы эти чертовы лепешки.
Находясь достаточно близко, чтобы почувствовать ее дыхание, я протянул руку и наблюдал, как мои пальцы, касаясь ее волос, создавали серебристые искры. Эмма закрыла глаза и напряжение ушло с ее плеч, словно она чувствовала, что я делал. Я не думал, что такое возможно, но я в любом случае делал это, надеясь, что, так или иначе, я мог дать ей чувство защищенности. Этого было бы достаточно.
Она заправила прядь волос за ухо и отвернулась.
— Мне нужно идти в школу, — сказала она, схватив сумку. — Ты будешь дома к обеду?
— Нет, — Рейчел положила свою лепешку и вытерла руки о салфетку. — Паркер заберет меня после дня открытых дверей для какой-то банкетной работы, на которую он хочет затащить меня. Я могла сделать, чтобы он приехал сюда, если ты хочешь встретиться с ним. Он просил с тобой встречи. — Она казалась полной надежд.
— Нет. Все в порядке. — Эмма сжала челюсти и отвела взгляд.
Рейчел схватила маленькую оранжевую бутылочку с лекарством, которая всегда стояла на одном и том же месте на столешнице. — Ты забыла свою таблетку.
Эмма вздрогнула.
— Я уже приняла одну.
Ее мама нахмурила свои светлые брови.
— Пожалуйста, милая. Не заставляй меня считать их. Ты ведь знаешь… знаешь, что я просто пытаюсь помочь тебе.
Эмма выхватила дрожащими пальцами бутылочку из открытой маминой ладони и с щелчком открыла ее. Когда она проглотила таблетку, мне захотелось вытащить ее из горла Эммы. Сказать ей, что она не сумасшедшая. Сказать ей правду. Но это не лучший вариант. Я и так уже нарушил достаточно правил, просто находясь здесь.
— Пожалуйста, не злись на меня, — взмолилась Рейчел.
Эмма нахмурила брови и прикусила нижнюю губу. Она была так похожа на Элисон, когда злилась, что это причиняло мне боль.
— Ты помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты бросила принимать лекарства. Пожалуйста, не заставляй ни себя, ни меня снова проходить через это.
Эмма вздохнула.
— Я ведь приняла ее, так?
Рейчел кивнула и опустила глаза на свою кофейную чашку.
— Верно. Извини.
Эмма подхватила в руки пакет с лепешками.
— Повеселись на свидании.
Она выскочила за дверь до того, как ее мама успела что-нибудь сказать, и направилась прямо через зеленый участок газона между ее домом и студией Кэша — маленькой стальной постройкой рядом с его домом, значительно выигрывающим в размере. От непрерывного потока музыки типа рока у меня дергались глаза, и болела голова от вибраций металлических стен. Дверь с треском отворилась, и резкий запах красок вырвался наружу. Она покачала головой и отнесла маленький бумажный мешок тыквенных лепешек внутрь, а затем ушла, не сказав ни слова. Он не заметил ее. Так было всегда, когда он занимался любовью с холстом и кисточкой.
— Это… — Истон возник рядом со мной, окутанный облаком дыма. — Это самое скучное из всего, чем я занимался.