Финн сделал шаг ближе. Я попятилась, но он последовал за мной.

— Я не лгу, — прошептал он.

Я уставилась на его грудь так, что мне не пришлось смотреть ему в глаза. Она не двигалась. Она. Не. Двигалась. Слышно было лишь мое дыхание. Страх вспыхнул тихим, равномерным огнем в моей груди. Мое сердце, казалось, замерло у меня в горле, черствое и больное. Несколько минут назад, все чего я хотела — было это. Сейчас же, я не знала, что я чувствовала. Боже… Я не могла… Я не могла…

Я сделала глубокий вдох и открыла ящик передо мной. Затем, схватила миску для смешивания ингредиентов и поставила ее на столешницу, рядом с противнем моих любимых кексов. Мне нужно было как-то занять руки. Занять свой разум, потому что я была слишком близка к тому, чтобы потерять его.

— Скажи что-нибудь, — сказал Финн позади меня. — Скажи, о чем ты думаешь.

Я повернулась, облокачиваясь о столешницу.

— Я… — я закусила губу и с дрожью выдохнула. — Я не знаю, что думать. Я даже не знаю, с чего начать.

Он зацепился большими пальцами за карманы своих джинсов, спустив их ниже на талии.

— Как на счет того, чтобы сказать мне, что ты хочешь знать, и я расскажу тебе.

Прежде чем я смогла придумать вопрос, еще одно воспоминание сбило мое дыхание и окутало мои мысли.

Небо выглядело холодным. Тусклого, оловянного оттенка, сливающегося с покачивающейся серебреной пшеницей, которая окружала меня. Финн приблизился ко мне на шаг, закрывая собой небо. Он просунул большие пальцы в джинсы и улыбнулся мне.

Живот скрутило, колени задрожали, угрожая уронить меня. Я осела у стола.

— Я тебя знаю. Я хочу знать, откуда я тебя знаю.

Финн схватился за заднюю часть шеи и застонал.

— Для начала мы можем поговорить о чем-нибудь еще? О чем угодно.

— Ты это делаешь? — Я так сильно схватила и сжала в руках венчик, что руки чувствовались онемевшими. — Ты показываешь мне эти вещи? Сны?

Я ждала, что он скажет мне, какая я сумасшедшая. Что я все придумала. Боже, я по-настоящему хотела, чтобы он сказал мне, что спятила. Поскольку никто не собирался верить в альтернативную версию. Альтернативная версия означала бы, что я провела лето в психиатрической клинике просто так.

— Я ничего тебе не показываю, — сказал он. — Я — просто душа, Эмма. У меня нет способности заставить тебя видеть вещи.

Тогда все это было реально. Я не знала, что сказать. У меня было столько вопросов, но от этого все у меня кружилась голова. Я достала из шкафа муку и сахар и поставила их на столешницу, таким образом, мне не придется смотреть на него. Я не могла ясно мыслить, когда смотрела на него.

Финн выдвинул табурет и сел. Его взгляд прошелся по захламленной столешнице.

— Что ты делаешь?

— Делаю черничные кексы, — сказала я. Это звучало нормально. Мне нужна нормальность.

— Сейчас? — Он выгнул брови дугой.

Я заправила волосы за ухо и почувствовала, что покраснела.

— Я… я пеку, когда нервничаю. Это помогает мне успокоиться. Помогает мне думать.

Его губы сложились в легкую улыбку.

— Моя мама раньше так делала, когда она не могла спать. Мы просыпались и находили достаточно пирогов, чтобы накормить небольшую страну. Она не ложилась спать всю ночь, пекла и всегда оставляла один для нас. Она всегда раздавала остальные.

— Ты сказал «раньше делала». — Я прикусила нижнюю губу и поиграла с ручкой венчика. — Почему она не делает этого теперь?

Взгляд Финна опустился к захламленному столу, но я могла сказать, что он видел что-то еще, чего не видела я. Наконец, он нарушил тишину и произнес:

— Она умерла.

— Мне жаль. — Я не знала, о чем я сожалела больше. О том, что его мама была мертва, или что он был мертв. Сводили с ума даже мысли об этом.

— Не нужно. Все умирают, — сказал он, в его голосе звучала твердость. Он наблюдал, как я отмерила муку и высыпала ее в миску, мои руки дрожали настолько сильно, что большая часть вместо этого просыпалась на столешницу. — Я заставляю тебя нервничать?

— Да. — Я села на пол. — Но, возможно, я перестала бы так нервничать, если бы ты не сидел так, будто все нормально. Потому что это не так. Это… это основательно не нормально.

Финн кивнул, его глаза поглощали меня с каждым мгновением. Вентилятор, который я поставила на кухне чуть раньше, вращался, задувая несколько прядей волос мне в лицо и задевая мои ресницы. Я не могла не заметить, что волосы Финна не шелохнулись.

Не в силах объяснить это, я прижала миску к животу и начала закидывать оставшиеся ингредиенты. По крайней мере, это помогало мне отвлечься от беспорядочного чувства, переполнявшего во мне. Помогало мне отвлечься от того факта, что я стояла здесь и говорила с призраком. Если он вообще им был. Я смотрела, как комочки муки и черники кружились и сливались во взбитое жидкое тесто. Если бы только жизнь была столько проста, как это.

Финн стоял позади меня. Я повернулась, и воздух встал у меня по поперек горла. Я даже не слышала, когда он приблизился.

— Что ты делаешь? — сказала я, мой голос дрожал почти также как и колени.

— Я думал, тебе нужны ответы.

Я закрыла глаза, позволяя его необычно низкому голосу расплавить меня.

— Нужны.

— Тогда прикоснись ко мне.

— Все в порядке. — Я прижалась к столешнице позади меня, упрекая себя за то, что я зажалась в углу. — Ты говоришь, что ты мертв. Я тебе верю.

Взгляд Финна переместился к моему рту, затем снова к моим глазам.

— Все равно, прикоснись ко мне.

Финн

Эмма ничего не ответила. Я смотрел, как она кусала верхнюю губу, несомненно, обдумывая, было ли это хорошей идеей.

Она неуверенно подняла руку.

— Не двигайся. Я закричу, если ты двинешься. У моей мамы есть ружье, а живет она по девизу «сначала стреляй, а уж потом задавай вопросы», просто чтоб ты знал.

Я улыбнулся.

— В любом случае мне это не повредит.

Она легко прикоснулась к моей груди. Нырнув все дальше рукой, пока ее ладонь не оказалась в промежутке между моими легкими. Я закрыл глаза и сдержал стон. Это чувство. То, которого мне не хватало.

Эмма отдернула руку.

— Ты… ты дышишь.

Я опустил взгляд вниз на свою грудь, которая колотилась, будто я пробежал марафон.

— Да.

— Ты не дышал минуту назад. Т-т-тебе нужно дышать, если ты…

Я следил за тем, как моя грудь медленно вздымается и опускается.

— Нет, но иногда я не могу удержаться.

Понадобилось всего пять секунд, чтобы лицо Эммы побелело, и еще две, чтобы она приняла это за кошмар, нежели за реальность. Она издала сдавленный звук глубоко в горле и осторожно обошла меня, попятившись назад. Она стукнулась спиной о холодильник и замерла.

— Я никогда не наврежу тебе, не бойся.

— О, Боже Мой… ты… ты призрак. Я разговариваю с призраком. Я по-настоящему спятила.

— Ты не спятила. Клянусь. — Она посмотрела на меня, ее глаза были полны слез и надежды. — Я защищал тебя в течение двух лет. С тех пор как твой отец попал в аварию. Ты просто не видела меня прежде.

— Мой отец? — Ее голос надломился. — Ты знаешь моего папу?

— Нет, — сказал я. — Не совсем так. Я встречался с ним однажды.

— Но ты сказал…

— Я встретил его, когда он переходил. — Я понизил голос, словно это придало бы легкости моим словам. — Я встретил его, когда он умер. — Я не мог остановить огорчение, овладевающее мной. Даже когда я говорил с ней, она не помнила прошлого меня, до того дня.

— Можно мне поговорить с ним? — В ее словах звучала надежда. — Я могу принести доску. Может быть, если бы ты помог…

— Ты не можешь поговорить с ним, — прервал ее я. — Его здесь нет. Он где-то там, где лучше. — И она могла бы быть с ним, если бы не вмешался я.

Эмма опустилась на пол, и я последовал за ней. Слеза оставила след на ее щеке, покрытой мукой. Я почти мог почувствовать, как она ломалась изнутри снова и снова.

— Он что-нибудь сказал? — прошептала она, наконец. — Когда он умер?