5. Марков М. А., Березин В. А. и Фролов В. П. Труды четвертого семинара по квантовой гравитации. 25–29 мая 1987 г. Москва, СССР, World Scientific, Singapore (1988).

6. Wheeler J. A. «Geometrodynamic steering principle reveals the determiners of inertia», см.: [5]. с. 21–93.

7. Альтшулер Б. Л. Интегральная форма уравнений Эйнштейна и ковариантная формулировка принципа Маха. — ЖЭТФ, 1966, т. 51, с. 1143–1150; см. также «Kaluza-Klein Anzatz for quadratic-curvature theory: A geometrical way to mass hierarchy» Phys. Rev. D 35 pp. 3804–3814, 1987 и цитированную в статье литературу.

8. Wheeler J. A. «World as system self-synthesized by quantum networking». IBM J. Res. Dev., 32, 4–15 (1988), а также работу «It from bit», опубликованную в двух версиях под одинаковым названием: «Information, physics, quantum: the search for links», первая версия см.: pp. 354–368 in S. Kobayashi et al. eds., Proc. 3-rd Int. Symp. Foundations of Quantum Mechanics, Tokio, 1989, Physical society of Japan, Tokyo, 1990; вторая версия см.: pp. 3–28 in W. H. Zurek, ed., «Complexity, Entropy and the Physics of Information», Addison-Wesley, Reading, Massachusetts, 1990.

9. Подробности см. в книге «Andrei Sakharov, memoirs». Перевод с русского Р. Лурье. Knopf, New York, 1990 (на русском: «Горький, Москва, далее везде», изд-во им. Чехова, Нью-Йорк, 1990).

10. См. предисловие Эдварда Клайна к английскому переводу «Воспоминаний»: Andrei Sakharov. Memoirs, translated from Russian by Richard Lourie, Knopf, New York, 1990.

После неожиданной смерти А. Д. Сахарова прошло более года. Опубликовано уже много статей и заметок об этой уникальной личности. Однако всю глубину потери мы не сможем осознать даже по прошествии многих лет.

А. Д. Сахаров стоял у истоков нового мышления и был предтечей начавшейся перестройки в нашей стране и мире. Одним из первых он провозгласил основные принципы новой вселенской нравственности и веры, опирающиеся не только на «вечные» моральные истины, но также учитывающие новейшие достижения науки и техники, глобальные проблемы, возникшие вместе с ускоряющимся развитием нашей цивилизации.

Его атеизм был своеобразен. На встрече с избирателями в Физическом институте им. П. Н. Лебедева АН СССР (ФИАН) в январе 1989 г., получив записку: «Верите ли Вы в Бога?», он сказал: »Это вопрос очень интимный и личный. Я не являюсь формально верующим. Это для меня чуждо и неприемлемо. Я глубоко уважаю верующих, право людей верить, так же как и право быть атеистом. Это внутреннее дело людей, и люди находят моральные и душевные силы и в религии, а также и не будучи верующими. Что касается меня, то мне трудно охарактеризовать мою позицию вполне однозначно. Я все-таки считаю, что какой-то внутренний смысл во всем бытии, во всем, что существует, есть. Полная неосмысленность, отсутствие какой-то духовной теплоты в мире для меня также неприемлемо. То есть в какой-то мере это, наверное, религиозное чувство, но оно не выливается ни в какую религиозную систему, ни в веру в какие-либо догматы… Вот такая у меня довольно сложная и неопределенная позиция…»[145]

Его вера и оптимизм были основаны на глубоком творческом понимании современных достижений науки о человеке и вселенной в целом. В 1975 г. он закончил Нобелевскую лекцию словами: »Тысячелетия назад человеческие племена проходили суровый отбор на выживаемость, и в этой борьбе было важно не только умение владеть дубинкой, но и способность к разуму, к сохранению традиций, способность к альтруистической взаимопомощи членов племени. Сегодня все человечество в целом держит подобный же экзамен. В бесконечном пространстве должны существовать многие цивилизации, в том числе более разумные, более «удачные», чем наша. Я защищаю также космологическую гипотезу, согласно которой космологическое развитие Вселенной повторяется в основных чертах бесконечное число раз. При этом другие цивилизации, в том числе более «удачные», должны существовать бесконечное число раз на «предыдущих» и «последующих» к нашему миру листах книги Вселенной. Но все это не должно умалить нашего священного стремления именно в этом мире, где мы, как вспышка во мраке, возникли на одно мгновение из черного небытия бессознательного существования материи, осуществить требования разума и создать жизнь, достойную нас самих и смутно угадываемой цели».

Каким образом в условиях нашей «социалистической» действительности в самые суровые и страшные годы сталинской деспотии мог появиться и сформироваться человек с таким мировоззрением? Человек, заглянувший в суть вещей и противоречий, раздиравших не только нашу страну, но и все человечество. Попытаться хоть в малой степени в меру своих сил пролить дополнительный свет на эту личность — святой долг каждого, кто знал его, общался с ним… При этом, по моему глубокому убеждению, не следует создавать очередной миф об этом сложном человеке, или стремиться сделать его имя знаменем какого-либо одного общественного движения и отторгать его от других. Сахаров принадлежит всему человечеству. Он был живой человек, мог ошибаться; он никогда не стремился поучать, не изрекал истин в последней инстанции; он непрерывно учился у жизни; иногда ненавязчиво (реже — со всей внутренней страстностью своей натуры) оказывал влияние на окружающих.

Его взгляды формировались постепенно; как и многие из его поколения, он пришел к ним через мучительные поиски и колебания, пересматривая и отвергая идеологические мифы, которые вдалбливались в наши головы с раннего детства.

В моем сознании образ этого человека складывался в течение сорока лет. У меня накопилось много личных впечатлений от научных и общественно-политических обсуждений с ним самых разнообразных вопросов, от воздействия порой взаимопротиворечивых оценок его правозащитной деятельности со стороны общих знакомых и не знакомых мне людей. Не претендуя на полноту, попытаюсь выделить наиболее яркие впечатления, отложившиеся в моей памяти.

В 1949 г. после окончания МИФИ я впервые встретился с А. Д. Сахаровым в теоретическом отделе ФИАНа, возглавляемом нашим общим учителем И. Е. Таммом. Андрей Дмитриевич считался уже старожилом отдела: он поступил в аспирантуру в 1945 г., в 1947 г. защитил кандидатскую диссертацию. Обстановка в отделе была довольно демократичной и непринужденной: к любому сотруднику, невзирая на ранг, можно было обратиться с научным вопросом и получить консультацию. Хорошо помню, как после некоторых таких бесед я, со свойственной молодости самоуверенностью, выводил для себя сотрудникам оценки типа «тянет» или «не тянет». Первая научная беседа с Андреем Дмитриевичем не оставила яркого впечатления: говорил он медленно, как бы с усилием подбирая нужные слова и фразы. Эта манера мало изменилась на протяжении всей его жизни. Однако только через несколько лет стало понятно, что это — следствие глубокой внутренней работы мысли и стремления к законченности формулировок. Это качество затрудняло его преподавательскую деятельность: он жаловался И. Е. Тамму, что студенты плохо понимают его. По этой причине Андрей Дмитриевич вынужден был уйти из МЭИ в 1948 г., где он преподавал в те трудные послевоенные годы[146].

После нескольких месяцев знакомства в моем сознании произошла полная переоценка этого человека: со всех сторон, если речь заходила о Сахарове, только и слышалось: он сказал то-то и то-то, он сделал такую-то задачу; все это сопровождалось эпитетами «блестяще», «превосходно» и т. п. Я убедился сам после перевода в начале 1950 г. на закрытые работы в ФИАНе, что среди ведущих ученых, занимавшихся атомной проблемой, он пользовался большим авторитетом, хотя ему тогда не исполнилось и 30 лет. Он обладал, по всей вероятности, особо сконструированным мозгом: любые задачи, которые вставали перед ним, он всегда решал нестандартным путем. О том, что эта черта была присуща ему еще в студенческие годы, мне рассказывал учившийся с ним в МГУ на одном курсе А. А. Коломенский[147]. Поражала способность Андрея Дмитриевича из общих соображений и размерных оценок объяснить сложные физические явления. Помню, как в 1950 г. Ю. А. Романов[148] с восхищением рассказывал мне, что после обсуждения с Сахаровым своей идеи расчета магнитных моментов ядер для него все стало ясно. О Сахарове в те (и последующие) годы сложилось много легенд, большинство из которых имело под собой вполне реальные факты: о том, как он сдавал аспирантский экзамен И. Е. Тамму, Е. Л. Фейнбергу и С. М. Рытову и нашел правильное решение поставленной задачи, но не смог убедительно разъяснить его экзаменующим и получил четверку; о его знаменитом отчете по закрытой тематике, где он на семи страницах вывел уравнение состояния вещества и как затем в течение года эту задачу решали в Институте прикладной математики на самой мощной в то время вычислительной машине «Стрела» и получили ответ, с большой точностью подтверждающий его оценки; о том, как в 1951 г. мы с В. П. Силиным[149] сдавали аспирантский экзамен по немецкому языку и преподавательница со вздохом сказала, что она поставит нам «пятерки» и что мы, по-видимому, способные молодые люди, но разве можно сравнить наши переводы с теми великолепными переводами статей Эйнштейна, которые сделал Сахаров!