— Мастер же ты преувеличивать! — невесело проговорил Ленька, все еще думая о волчатах. — Обыкновенный пугач. Сам смастерил?

— А то кто же?

— Дай глянуть вблизи.

— Осторожно: заряжен!

Ленька взял оружие. На руке тяжесть, наверно, килограмма полтора. Дубовая рукоятка толстая, шершавая, ее трудно сжимать в ладони.

— Вес имеет, — сказал Ленька, возвращая пистолет. — Спрячь, может, когда пригодится волков пугать.

— Хочешь, сию минуту пальну? Попробуем для интереса!

Слова эти означали, что Андрейка сейчас же спустит курок. Так он и сделал. Не успел Ленька открыть рот, как курок клюнул капсюль, и над куренем раздался звук, похожий на резкое падение широкой доски. Выстрел взбудоражил собак. Они кружились возле куреня. Перепуганный Черныш юркнул в курень и заскулил, забравшись в угол.

— Ну, как? — гордо спросил Андрейка. — Здорово саданула пушечка?

— Ничего…

— Завтра я заряжу картечью, специально на волков. — Андрейка понюхал теплое дуло. — Порох у меня бездымный. Дед Евсей все же дает. Значит, в волчье гнездо мы отправимся с этим оружием. Так что, Леня, не бойся. С ним ничего не страшно. Любого зверя уложит наповал.

Овцы теснились в базку. Многие лежали, особенно ягнята: нагулялись за день, устали. Собаки ушли: поняли, что тревога была напрасная. Осторожно выглянул Черныш и, поджимая хвост, тоже убежал к овцам. В свежем воздухе пахло сгоревшим порохом.

— Ох, Андрюха, Андрюха! Шалопай ты, а не парень! Без причуд не можешь?

Это сказал дед Евсей. И откуда он взялся? Неожиданно вышел из-за куреня. За плечами двуствольное ружье. Даже испугал Андрейку. И что за непоседливый дед! Все чего-то бродит по степи, всю ночь не спит. Удивленный приходом деда Евсея, Андрейка пристыжено молчал.

— Сколько раз, Андрюха, наказывал тебе, — бурчал дед Евсей, присаживаясь и ставя рядом ружье, — не балуйся этой своей дурацкой пушкой!

— Тут, дедусь, вышла такая история, — пошел врать Андрейка, не моргнув глазом. — Увидел мое оружие Ленька. Ему, сами понимаете, все это очень интересно. Ну, и попросил показать, как оно действует практически. Уважил просьбу и пальнул. Ленька очень одобрил, говорит, что бьет похлеще любой берданки.

«Ох и врун! — думал Ленька, глядя на свои ноги. — Разве я тебя просил? Сам взял да и выстрелил…» Хотел Ленька сказать деду Евсею всю правду, но промолчал. Не стал выдавать Андрейку.

А Андрейка уже присел к деду Евсею и ласково говорил:

— Дедусь, а вы это где всю ночь шатались? На охоте? Так не видно что-то дичи.

— Не спится, вот и хожу.

Старик был не в духе, отвечал нехотя. Привалился спиной к куреню, подставляя свое заросшее бородой маленькое лицо синему свету луны. Долго так сидел, зажмурив глаза. Потом сказал сам себе или ребятам:

— Днем, чертяка, не заявляется. Думал, ночью подстерегу, увижу. Сидел в терновнике, ждал, ждал — нету. Видно, нюхом чует человека.

— А волчата целые? — спросил Андрейка, сразу поняв, где был дед Евсей.

— Лежат… Куда им деваться!

— Волчица не приходит, а как волчата живут? — спросил Ленька. — Могут же поиздыхать от голода.

— Они живучие, — поспешил ответить Андрейка. — Это же волки!

Старик вынул кисет, Андрейка протянул руку.

— Куда тянешься? Чтоб на моих глазах не дымил! Дымильщик какой нашелся! — Дед Евсей хмурил клочковатые брови. — Разбаловался без батька и без матери.

— Да что вы, дедусь! — протянул Андрейка. — Я и не собирался курить. Это я так руку поднял, нечаянно.

— Волчица хитрее человека, — продолжал дед Евсей, сворачивая цигарку и не слушая Андрейку. — К своим детишкам она, конешно, захаживает — быть того не может, чтобы она их оставила на произвол судьбы. Иначе — ты, Лень, верно подметил — те малые зверята могут без волчиного молока сгинуть. Но в том-то и весь фокус, что волчица приходит кормить детишек, а мы ее узреть не можем. И я знаю, почему не узрим. В Суркульском яру стелется шубой такой терновник и растет такая трава, что никакой видимости для человека нету. А волчица сквозь эту заросль идет свободно. — Дед хмурился, молчал. — Ну, я ее все одно выслежу и прикончу. Она от меня не уйдет. — И к Андрейке строго: — Смотри, Андрюха, не ходи, не пугай волчицу. А то испортишь всю мою обедню.

— Да что вы, Евсей Егорович! — взмолился Андрейка. — Чтоб я посмел туда ходить! Да ни в жизнь! Вот как с вами ходили, с тех пор позабыл туда и дорогу.

Дед Евсей утвердительно кивал головой, верил. Он отдохнул, покурил и, перекинув ружье на плечо, ушел в кошару. Андрейка и Ленька молча проводили его взглядом, забрались в курень и улеглись. Ленька не мог уснуть. Ворочался, не спал и Андрейка. Ленька видел узкий просвет дверей, залитый сумеречным светом, слышал, как вздыхают овцы в базку. Думал об Андрейке. Как же не похож он на Олега! Андрейка за эти дни не раз удивлял Леньку, а особенно сегодня. Как можно так беззастенчиво врать не просто старому человеку, а родному дедушке! Леньку до того взяло зло, что он не утерпел, толкнул Андрейку в бок и сказал:

— Не могу понять, зачем ты говорил неправду.

— Какую? — искренне удивился Андрейка. — Что-то не припомню.

— Не прикидывайся дурачком! Разве я просил тебя стрелять? Да и насчет волчьего гнезда. Ты же завтра туда собираешься.

— А-а, вот ты о чем! — перебил Андрейка. — Верно, говорил.

— Нехорошо. Ведь старый же человек… И вообще.

— Чудной ты, Леня! — тихонько смеясь, сказал Андрейка. — Дед Евсей караулит волчицу, он хочет, чтобы туда никто не ходил. И то, что я ему сказал, есть для него наилучшая правда. — Андрейка привстал, опершись на локоть. — А ты, праведник, чего захотел? Чтобы сказал: дедушка, родненький, так и так, мы с Ленькой решили завтра пойти в волчье кубло, посадить в мешок волчат и отнести их в Сухую Буйволу? Так ты хотел? Ну, чего притих?

— Я, Андрей, одно знаю, — тихо отвечал Ленька, — говорить неправду нельзя. Это же какой стыд? И если ты не перестанешь этим заниматься, я уйду от тебя, не буду с тобой пасти овец.

Андрейка молчал, сопел. Дошла ли до него угроза Леньки, трудно было сказать.

Утром, наскоро перекусив хлеба и кислого молока, Андрейка зарядил картечью пистолет, взял мешок и сказал Леньке, что после водопоя сакман надо постепенно направлять поближе к Суркульскому яру. Он хотел покончить с волчатами пораньше, чтобы можно было успеть отнести их в Сухую Буйволу и засветло вернуться. Но помешал Григорий. Он привез на мотоцикле зоотехника. Почти полдня ушло на осмотр ягнят. «И чего он под хвосты им заглядывает? — думал Андрейка о зоотехнике. — Они у меня все чистенькие, первый сорт. Только зря время теряет…»

Григорий и зоотехник наконец уехали. Можно было бы продвигаться к Суркульскому яру. Но тут, как на грех, пришла Марфутка и принесла обед. Ели молча. Андрейка раздумывал над тем, как же быть. Начинать дело при Марфутке он не решался, побаивался: разве она умеет хранить тайну! А Марфутка не уходила. Она весело болтала с Ленькой, даже мешала ему есть.

Так прошло часа два. Марфутка не отходила от Леньки. Они бродили в сторонке, Марфутка забыла кошелку с посудой: не до нее. Они рвали цветы, смеялись. Андрейка злился и то посматривал на низкое солнце, то на Леньку и Марфутку. И тут он, забыв увещевания Леньки, начал врать.

— Эй, Марфутка! Чуть было не позабыл тебе сказать. — Он во всю мочь бежал к Марфутке, прихватив с собой кошелку. — Только что был тут твой батько с зоотехником. Я думал, ты его повстречала и уже все знаешь.

— А что? — удивилась Марфутка. — Ну, говори!

— Ничего особенного. — Андрейка нарочно медлил. — Батя твой собирался ехать в Сухую Буйволу и сказал, чтобы ты тоже с ним ехала. Мать твоя больная, что ли. Так что ты побыстрее мчись на кошару. Чуть было не позабыл тебе сообщить.

— Леша, правда?

— Не слыхал, — ответил Ленька. — Дядя Гриша верно был здесь.

— Так он мне одному говорил, — пояснил Андрейка. — Ты, Леня, в тот момент сакман подворачивал к зоотехнику.

Марфутка поверила. Взяла из рук Андрейки кошелку и побежала.