— Это как же так: плохо знаю?

— А так. Я терпеливый и выносливый.

— Ну, тогда поезжай. Да смотри, будь во всем примерным, послушным.

И Ленька ушел, сказав, что и сегодня будет спать с Олегом под навесом. Олега там еще не было. Ленька сел на рядно и задумался. Вот и пришел конец жизни в Грушовке. И как-то странно было сознавать, что скоро они с Олегом покинут родное село. Тут родились, тут выросли, дальше Егорлыка не бывали — и уедут.

Не заметил Ленька, как к нему подошел Черныш. Потерся возле коленки.

— Что пожаловал? — спросил Ленька, подсаживая Черныша на колени. — Ну, садись так, посиди в последний раз. Скоро мы попрощаемся.

— Лень! С кем ты рассуждаешь? — Олег сел возле Леньки, погладил песика. — Что ты его уговариваешь? Смотри не вздумай брать с собой! — И уже по-деловому: — Ну, как там у тебя с родителями? Обошлось благополучно?

— Полный порядок! Мать говорит: езжай, дескать, давно пора. Молодцом назвала.

— Да, хорошая у тебя мать.

— А твоя?

— Слезливая, плакала. Собирается пойти к Ярошенке. Но она опоздает. А отец твой как?

— Он только спросил: «Плакать там не будешь?»

— А ты что?

— Говорю, не бойтесь, не заплачу.

— Правильно, — одобрил Олег. — Но удивительный народ, Леня, эти родители! Почему мы должны непременно плакать или погибать в степи? Да из нас и слезы не выжмешь. И вообще надо было сказать, что мы уже не дети. Да, Лень! Чуть не забыл! Ты свою красную рубашку взял?

— Нет… А может, и без нее?

— Вот чудак! На «Нырке» должен быть флаг? Обязательно! Как же так: плыть без флага? Так что беги и бери рубашку. Она у тебя как раз вместо флага: за десять километров видно!

В Грушовке тишина. Даже не лаяли собаки. Ребята шли по пустой улице. Волновались, торопились. Вблизи пещеры не шли, а бежали. Запыхались, дышали тяжело. В пещере, как в норе, было темно и страшно. Посидели, отдышались и осмотрелись. Зажгли спичку. «Нырок» стоял тут же рядом. Взяли его, чуть приподняли и толкнули. «Нырок», шурша, сполз и лег на воду. Ленька уселся у «Нырка» на носу. Олег, стоя одной ногой в лодке, а другой упираясь в берег, оттолкнул «Нырок», и он, покачиваясь, поплыл.

Черный козырек пещеры отодвинулся назад. Впереди под покровом ночи плескалась река.

— Поплыли!

— Видишь, Лень, как все просто, — говорил Олег, наклоняясь и опуская деревянную лопату глубоко в воду. — Плывем, и еще как! Красота!

— Мне даже как-то не верится, — сознался Ленька. — Чудно!

— Эх ты, Фома неверующий! — Олег взмахнул лопатой, и брызги полетели Леньке в лицо. — А теперь веришь?

— Чего брызгаешься? — Ленька вытер полой рубашки лицо. — А еще капитан!

— Теперь-то веришь, что мы плывем?

— Верю!

— Плохо, Лень, что темно. Действительно, трудно поверить. Ни воды, ни берегов как следует не видно. Ночь какая черная!

Олегу тоже не верилось, что они плывут по Егорлыку и что мечта их наконец сбылась. Но Олег — не Ленька, он не сознавался в этом даже самому себе. Да и зачем сознаваться? Олег умолчал и о том, что ему было немного страшно. Нет, он не трус, но и у него по телу нет-нет да и пробежит неприятная дрожь. И река в степи, и ее низкие голые берега, и тишина, и темная ночь, и «Нырок» качается под высокими звездами — все это ново и странно. «Я малость замерз, — решил Олег, работая лопатой. — Кругом же вода, прохладно. Надо согреться».

Небо над головой такое безбрежное, как степь. На нем столько звезд, что от них темнело в глазах. Ленька не смотрел вверх: нельзя, кружилась голова. Лучше глядеть на реку. Темная полоса воды, как полотно, тянулась без конца и края, и на этом полотне подплясывал «Нырок». Вода, мутная, под цвет мазута, плескалась и плескалась за бортом, и Егорлык то кружил лодку, то заворачивал, делал петли или выписывал букву «Г».

На берегу не было видно ни кустика, ни деревца, изредка темнели камыши. Вдруг промелькнуло что-то живое. У Леньки екнуло сердце. Может, это волк? Тощий, злой, бежит по берегу и не сводит своих горящих глаз с «Нырка». Страшно! Ленька вспомнил: отец как-то говорил ему, что волки боятся огня. А воды? Умеют ли они плавать!

— Олег, как ты думаешь, — заговорил Ленька, поглядывая на берег, — волк в воду может сигануть?

— Вполне! — беспечно ответил Олег. — А почему ты об этом спрашиваешь?

— Да так. Спросил. Пришло в голову. А если расстояние от берега широкое?

— Еще как сиганет! У него лапищи и сила. — Олег рассмеялся. — Боишься, как бы нас волк на воде не сцапал?

— Что ты! — обиделся Ленька и ухарски присвистнул. — Нашел чего бояться! Просто подумал о волке. Ночь, вот и лезет всякое в голову.

— Все-таки медленно течет вода. — Олег гребнул лопатой, направляя лодку на середину реки.

— Хоть бы скорее день наступал!

— Леня! Это просто удивительно! — Олег шумно работал лопатой. — Веришь, я тоже про волков подумал. И чего, скажи, заполняют голову эти волчьи мысли?

— Олег, ты заметил там, на берегу? — таинственно заговорил Ленька. — Я видел, как что-то прыгало. Скачет по траве.

— Я тоже заметил, — сознался Олег. — Но это не волк. Наверно, заяц. Эти косые на зорьке приходят к Егорлыку воду пить.

— Пусть бы пил, а чего он по берегу скачет?

— Может, берег выбирает поудобнее?

День нарождался незаметно. Берега постепенно светлели. Вода из черной, похожей на мазут, делалась бурой, будто в ней растворился кирпич. С берегов клонилась трава, унизанная капельками росы. Вдали, на повороте, показались гривастые заросли камыша. Все так же на носу лодки сидел Ленька, белея чубом, а сзади с лопатой в руках — Олег. Капитан зорко всматривается в даль. Он опускает в воду лопату то слева, то справа от себя, и лодка плывет ровно, почти не качаясь. Она нагружена изрядно. Тут и мешок с харчами, и одежда, и удилище, и ведро, и котелок. Два весла пока лежат без дела. Их заменяет старая лопата с короткой ручкой. Олег выпросил ее у конюха.

Проплыли еще два поворота, и наступило утро. За холмами, в неожиданном для мальчиков месте, пожаром вспыхнуло солнце. Заблестела, заиграла всеми цветами река, покраснели глиняные кручи. И тут Олег и Ленька увидели на берегу маленького песика. Он бежал по круче во всю прыть. Солнце слепило, смотреть было трудно, и путешественники сперва подумали, что это скачет волчонок. Но почему у волчонка такие короткие ножки, да к тому же они еще и кривые? Или такая порода?

Вдруг в лодке раздался крик и смех. Да и как же тут было не смеяться? Это же не волчонок, а Черныш! Это он сопровождал «Нырок» от Грушовки. Бедняга бежал и не сводил глаз с лодки. И сейчас взгляд у него был печальный, рот открыт. Черныш тяжело дышал. Леньке жалко стало Черныша. Почему животное должно так страдать?

— Вот, оказывается, кого мы приняли за волка! — сказал Олег. — Стыд! Позор на наши головы! Принять такого паршивого недоросля за настоящего волка! Хорошо, что в лодку к нам не сиганул. Мог бы насмерть перепугать.

— Вот она, Олег, настоящая верность! — мечтательно сказал Ленька. — Безъязыкое существо, а смотри какая преданность! Позавидовать можно. Сколько километров Черныш бежал по берегу? Умнейший пес, я тебе давно говорил…

— Замолчи! — перебил Олег. — «Умный, преданный»! Горе с этим твоим умником. Что мы с ним теперь будем делать? Это он так будет мчаться до самой Сухой Буйволы? А в Сухой Буйволе, это я тебе не раз говорил, есть и волкодавы… Вот и конец твоему Чернышу! И если ты говоришь, что он сильно умный, то зачем же он как настоящий дурак сам лезет в пасть волкодавам?

— Значит, Олег, судьба… — Ленька тяжело вздохнул. — Что тут объяснять? Эх, беда! Грушовка далеко. Куда теперь его? Эй, Черныш! За каким дьяволом бежал? Погибели своей захотел?

— Чего он хочет и чего не хочет, теперь не важно, — серьезно сказал Олег. — Важнее всего подумать, что нам делать с этой чересчур умной собакой. Убить?

— Да ты что?

— Испугался!