Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Весьма логично, — ответствовал Можирон.

— А раз больше не боится, он накажет заговорщиков. Ты ведь знаешь Валуа: он, конечно, сияет множеством добродетелей, но в том месте, где должно находиться милосердие, это сияние омрачено темным пятном.

— Согласен.

— Итак, он накажет вышеупомянутых заговорщиков. Над ними будет организован судебный процесс; а если будет процесс, мы сможем без всяких хлопот насладиться новой постановкой спектакля «Амбуазское дело».[131]

— Прекрасное будет представление, черт возьми!

— Конечно, и для нас будут заранее оставлены места, если только…

— Ну, что «если только»?

— Если только… такое тоже возможно… если только не откажутся от судебного разбирательства ввиду положения, которое занимают обвиняемые, и не уладят все это при закрытых дверях, как говорится.

— Я стою за последнее, — сказал Можирон, — семейные дела чаще всего так и решаются, а этот заговор — самое настоящее семейное дело.

Орильи с тревогой посмотрел на принца.

— Одно я знаю, — продолжал Можирон, — по правде сказать, на месте короля я не стал бы щадить знатные головы. Они виноваты вдвое больше других, позволив себе принять участие в заговоре; эти господа полагают, что им любой заговор дозволен. Вот я и пустил бы кровь одному из них или парочке, одному-то уж обязательно, это определенно; а потом утопил бы всю мелюзгу. Сена достаточно глубока возле Нельского замка, и на месте короля я, клянусь честью, не удержался бы от соблазна.

— Для такого случая, — сказал Келюс, — было бы недурно, по-моему, возродить знаменитую казнь в мешке.

— А что это такое? — поинтересовался Можирон.

— Королевская выдумка, которая относится к тысяча триста пятидесятому году или около того. Вот в чем она состоит: человека засовывают в мешок вместе с парой-другой кошек, мешок завязывают, а потом бросают в воду. Кошки не выносят сырости и, лишь только очутятся в Сене, тотчас же начинают вымещать на человеке свою беду; тогда в мешке происходят разные штуки, которые, к сожалению, увидеть невозможно.

— Да ты просто кладезь премудрости, Келюс, — воскликнул Можирон, — беседовать с тобою одно наслаждение.

— Этот способ к главарям можно было бы не применять: главари всегда имеют право требовать себе привилегию быть обезглавленными в публичном месте или убитыми где-нибудь в укромном уголке. Но для мелюзги, как ты выразился, а под мелюзгой я понимаю фаворитов, оруженосцев, мажордомов, лютнистов…

— Господа, — пролепетал Орильи, весь белый от ужаса.

— Не отвечай им, Орильи, — сказал Франсуа, — все это не может относиться ко мне, а следовательно, и к моим людям: во Франции не потешаются над принцами крови.

— Нет, разумеется, с ними обращаются по-серьезному: отрубают им головы. Людовик Одиннадцатый не отказывал себе в этом, он — великий король! Свидетель тому господин де Немур.

На этом месте диалога миньонов в передней послышался шум, дверь распахнулась, и на пороге комнаты появился король.

Франсуа вскочил с кресла.

— Государь, — воскликнул он, — я взываю к вашему правосудию: ваши люди недостойно обходятся со мною!

Но Генрих, казалось, не видел и не слышал принца.

— Здравствуй, Келюс, — сказал он, целуя своего фаворита в обе щеки, — здравствуй, дитя мое, ты прекрасно выглядишь, просто сердце радуется; а ты, мой бедный Можирон, как у тебя дела?

— Погибаю от скуки, — ответил Можирон. — Когда я взялся сторожить вашего брата, государь, я думал, он гораздо занимательнее. Фи! Скучнейший принц. Что, он и в самом деле сын вашего отца и вашей матушки?

— Вы слышите, государь, — сказал Франсуа, — неужели это по вашей королевской воле наносят подобные оскорбления вашему брату?

— Замолчите, сударь, — сказал Генрих, даже не повернувшись к нему, — я не люблю, когда мои узники жалуются.

— Узник да, если вам так угодно, но от этого я не перестаю быть вашим…

— То, на что вы ссылаетесь, как раз и губит вас в моих глазах. Когда виновный — мой брат, он виновен вдвойне.

— Но если он не виновен?

— Он виновен.

— В каком же преступлении?

— В том, что он мне не понравился, сударь.

— Государь, — сказал оскорбленный Франсуа, — разве наши семейные ссоры нуждаются в свидетелях?

— Вы правы, сударь. Друзья, оставьте меня на минутку, я побеседую с братом.

— Государь, — чуть слышно шепнул Келюс, — это неосторожно, — оставаться вашему величеству между двух врагов.

— Я уведу Орильи, — шепнул Можирон в другое ухо короля.

Фавориты ушли вместе с Орильи, который сгорал от любопытства и умирал от страха.

— Вот мы и одни, — сказал король.

— Я ждал этой минуты с нетерпением, государь.

— Я тоже. Вот как! Значит, вы покушаетесь на мою корону, мой достойный Этеокл. Вот как! Значит, вы сделали своим орудием Лигу, а целью трон. Вот как! Вас помазали на царствование, помазали в одном из закоулков Парижа, в заброшенной церкви, чтобы затем неожиданно предъявить вас, еще лоснящегося от священного мира, парижанам.

— Увы! — сказал Франсуа, который понемногу начал чувствовать всю глубину королевского гнева. — Ваше величество не дает мне возможности высказаться.

— А зачем? — сказал Генрих. — Чтобы вы солгали мне или в крайнем случае рассказали то, что мне известно так же хорошо, как вам? Впрочем, нет, вы, конечно, будете лгать, мой брат, ибо признаться в своих деяниях — значит признаться в том, что вы заслужили смерть. Вы будете лгать, и я спасаю вас от этого позора.

— Брат мой, брат, — сказал обезумевший от ужаса Франсуа, — зачем вы осыпаете меня такими оскорблениями?

— Что ж, если все, что я вам говорю, можно счесть оскорбительным, значит, лгу я, и я очень хотел бы, чтобы это было так. Посмотрим, говорите, говорите, я слушаю, сообщите нам, почему вы не изменник и, еще того хуже, не растяпа.

— Я не знаю, что вы хотите этим сказать, ваше величество, вы, очевидно, задались целью говорить со мной загадками.

— Тогда я растолкую вам мои слова! — вскричал Генрих звенящим, полным угрозы голосом. — Вы злоумышляли против меня, как в свое время злоумышляли против моего брата Карла, только в тот раз вы прибегли к помощи короля Наваррского, а нынче — к помощи герцога де Гиза. Великолепный замысел, я им просто восхищен, он обеспечил бы вам прекрасное место в истории узурпаторов! Правда, прежде вы пресмыкались, как змея, а сейчас вы хотите разить, как лев; там — вероломство, здесь — открытая сила; там — яд, здесь — шпага.

— Яд! Что вы хотите сказать, сударь? — воскликнул Франсуа, побледнев от гнева и пытаясь, подобно Этеоклу, с которым его сравнил Генрих, поразить Полиника, за отсутствием меча и кинжала, своим горящим взглядом. — Какой яд?

Графиня де Монсоро (ил. Мориса Лелуара) - image134.jpg

— Яд, которым ты отравил нашего брата Карла; яд, который ты предназначал своему сообщнику Генриху Наваррскому. Он хорошо известен, этот роковой яд. Еще бы! Наша матушка уже столько раз к нему прибегала. Вот поэтому, конечно, ты и отказался от него в моем случае, вот поэтому и решил сделаться полководцем, стать во главе войска Лиги. Но погляди мне в глаза, Франсуа, — продолжал Генрих, с угрожающим видом сделав шаг к брату, — и запомни навсегда, что такому человеку, как ты, никогда не удастся убить такого, как я.

Франсуа покачнулся под страшным натиском короля, но тот не обратил на это никакого внимания и продолжал без всякой жалости к узнику:

— Шпагу мне! Шпагу! Я хотел бы видеть тебя в этой комнате один на один, но со шпагой в руках. В хитрости я уже одержал над тобой победу, Франсуа, ибо тоже избрал окольный путь к трону Франции. Но на этом пути пришлось пробиваться через миллион поляков, и я пробился! Если вы хотите быть хитрым, будьте им, но лишь на такой манер; если хотите подражать мне, подражайте, но не умаляя меня. Только такие интриги достойны лиц королевской крови, только такие хитрости достойны полководца! Итак, я повторяю: в хитрости я одержал над тобою верх, а в честном бою ты был бы убит; поэтому и не помышляй больше бороться со мной ни тем, ни другим способом, ибо отныне я буду действовать как король, как господин, как деспот. Отныне я буду наблюдать за твоими колебаниями, следовать за тобой в твоих потемках, и при малейшем сомнении, малейшей неясности, малейшем подозрении я протяну свою длинную руку к тебе, ничтожество, и швырну тебя, трепыхающегося, под топор моего палача.

вернуться

131

Амбуазское дело. — Имеется в виду неудачная попытка гугенотов захватить короля Франциска II в городе Амбуазе (март 1560 г.), после которой была учинена жестокая расправа над заговорщиками.

126
{"b":"256316","o":1}