— Я знаю, что вы испробовали все способы, — сказал я, — но я бы хотел спросить у вас, не будете ли вы возражать, если я неофициально поговорю кое с кем из членов комитета. Выскажу им в той или иной форме то, что вы сейчас мне сказали. Я могу разговаривать более свободно, чем вы, поскольку я не являюсь членом комитета. — Я улыбнулся. — И вообще являюсь безответственным молодым человеком.

— Если еще один из них будет за Лондон, все уладится, — добавил я. — А мне кажется возможным изменить настроение одного или двух членов комитета, если они будут в точности знать, как вы к этому относитесь.

— Я надеюсь, что вы не будете зря трепать мое имя, — громко сказал он, и эхо его голоса забавно откликнулось, — но я знаю, что в таких вопросах вы человек благоразумный. Вы не из этих длинноволосых молодых людей.

— Вреда никакого это не принесет, — сказал я, — а может спасти дело.

Утром в день нашего следующего заседания я возвращался в Лондон из Оксфорда. Я не был удивлен, увидев Десмонда, но он поразился при виде меня.

— Что вы здесь делаете? — весело спросил он. — Ну-ка, выкладывайте.

— Выступал вчера вечером в одном из ваших клубов, — сказал я, — но приехал я сюда только потому, что хотел повидаться с вами. Я звонил вам вчера вечером, но вас не было.

Если бы он был дома, я не стал бы звонить, я хотел, чтобы у него не было времени и этот скользкий человечек не успел бы перестроиться до начала заседания.

— Я почти что напросился сам на это выступление в Оксфорде, — мрачно сказал я.

Он беспокойно заерзал.

— Это касается меня? — спросил он.

— Это касается комитета, — сказал я.

Он сразу успокоился и принял вид делового человека, который мимоходом, во время поездки решает важнейшие вопросы. Он закурил трубку.

— Давайте поговорим, — сказал он.

— Вы ведь знаете, в каком тупике мы оказались… — я наклонился к нему, — по вопросу о том, где должен быть институт. Он осложнился еще спорами по поводу здания…

— Фейн никогда не заходит в собственные лаборатории, — быстро сказал Десмонд. — Откуда же, скажите, ему знать, как строить чужие?

— Правильно, — ответил я. Тут мне повезло. — Во всяком случае, если вы на одну чашу весов положите здание…

— Это давно надо было сделать, — кивнул Десмонд. — Конечно, мы должны.

— Мы возвращаемся к старому спору насчет места. Вы стоите за Оксфорд, Остин и Константин, конечно, за Лондон, Фейн и Притт — за Кембридж. Вот тут все и застопорилось. И это тянется уже с мая.

Я помолчал, глядя на него. Он пожал плечами.

— Комитеты, — сказал он, — комитеты, Майлз. Человек тут бессилен. Каждый старается в меру своих способностей.

— Но так дальше продолжаться не может.

— Почему?

— Остин и Константин дальше не будут держаться вместе. Сегодня они, по-видимому, разойдутся. По вопросу о здании. Остин хочет, чтобы институт был в Лондоне, и, стало быть, новое здание не нужно, а Константин настаивает. В этом пункте они расходятся. В конце прошлой недели я разговаривал с Остином. Ему все это страшно надоело. Он сказал, что он готов согласиться…

— Вот как, — заметил Десмонд.

— Согласиться на Кембридж, — сказал я. — Фейн, — подчеркнул я, — будет доволен, и он заслуживает этого.

У Десмонда был совершенно несчастный вид.

— Что думает по этому поводу Остин? — спросил он.

— Он очень сердит. Очень сердит. Неприятности еще впереди. Он говорит, что, если все хотят, чтобы все научные эксперименты проводились непременно в Кембридже, он не может один этому воспрепятствовать.

— Вы знаете, Майлз, — быстро заговорил Десмонд, — ничто не обрадовало бы меня так, как если бы институт был в Лондоне. Я глубочайшим образом уважаю Лондон. Меня удерживает только одно. Вы знаете, о чем я говорю…

Я пробормотал что-то невнятное.

— Долг. Мой долг перед колледжами. В этом все дело, — сказал он. — Видимо, это неправильно, потому что если я буду верен своему долгу, то институт отправится в Кембридж. Как раз для того, чтобы доставить удовольствие Фейну.

— Конечно, — сказал я, — нет гарантии, что Остин сдаст позиции. Он может и устоять. Мне только кажется, что он здорово устал за прошлую неделю. И Константин тоже может по-прежнему держаться своей позиции. Но все-таки похоже, что это не ложная тревога. Я решил, что вы должны быть в курсе дела.

— Я этого ожидал, — сказал Десмонд, — я ожидал этого уже в течение некоторого времени. Вы не думаете, конечно, что Фейн и Притт отступят, так ведь?

Я не мог себе этого представить.

— Фейну не хватит характера, — сказал Десмонд, — а Притт… Притт слишком глуп. Они упрутся, и остальные уступят им. Вот что пугает меня, Майлз. Вот чего мы с вами оба боимся.

Он уже был уверен, что сам до этого додумался.

— Вот чего вы должны бояться. Поверьте мне, — сказал он.

Он явно оживился. Пожевав свою трубку, он сверкнул на меня заблестевшими глазами.

— Я им устрою представление. Для оксфордских колледжей теперь уже нет никаких шансов. Я предвидел это давным-давно. Значит, теперь мой долг высказаться за следующее по достоинству место. Я сегодня же скажу Константину, чтобы он предложил Лондон и поддержу его. Я не думаю, что Остин будет против. Это решит дело.

— Я им покажу, — добавил он.

— Это будет благородно с вашей стороны. И мужественно, — сказал я.

— Иногда, знаете, нужно быть мужественным, — сказал Десмонд.

Я наблюдал за лицом Фейна, когда Константин в самом начале заседания предложил, чтобы комитет рекомендовал создание института при университете в Лондоне. Он улыбался, а Константин, как всегда, когда ему приходилось совершать формальный акт, чувствовал себя ужасно неловко. Фейн, все еще улыбаясь, сказал, что он по-прежнему против. Притт кивнул головой. Тогда взял слово Десмонд, голос его звучал несколько приподнято:

— Я хочу снять предложение, которое время от времени я выдвигал на этих заседаниях. Предложение, касающееся Оксфорда. Я полагаю, что пришло время взглянуть на вещи более широко. Я поддерживаю предложение избрать Лондон.

— Вы поддерживаете последнее предложение? — очень громко спросил Остин. — Значит, мы можем голосовать?

Десмонду стало не по себе. Он вызывающе посмотрел на Фейна и отвел глаза.

— Да, — произнес он четким, металлическим голосом.

— Тогда с моим «за» проходит предложение избрать Лондон, — объявил Остин, — и я должен заметить, что это неожиданно скорое и желательное завершение этой части нашей работы. Лично я весьма удовлетворен тем, что комитет оказался готов к принятию данной рекомендации, и я совершенно уверен, что это мудрое и правильное решение.

У Фейна перекосило рот. Его холодные глаза сверлили Десмонда.

— Вряд ли мне нужно говорить, — сказал Фейн, — какое удовольствие доставляет убежденность председателя менее — могу ли я так назвать нас — рьяным членам комитета. Вероятно, это будет выражением моего удовольствия, если я формально поддержу предложение рекомендовать Лондонский университет.

Это было проделано очень интеллигентно, и я почувствовал, что Фейн мне ближе всех остальных, мне захотелось, чтобы мы с ним были в одном лагере.

Притт мрачно проголосовал против.

В этот день, когда мы с Константином возвращались домой, я дал некоторую волю своим надеждам. Пока что все развивалось так, как мне хотелось, я ничего не потерял, а выиграл довольно много. Константин принялся с лихорадочной поспешностью развивать возникшую у него только сегодня идею, которая даст институту работы на целый год. А я думал, что я шел на известный риск (обычно посмеиваешься над мыслью о риске, который уже миновал); удача сопутствовала мне, через месяц я буду уже в безопасности.

Неожиданно я почувствовал, что страшно устал и даже не могу радоваться успеху, и мы зашли в кафе выпить чаю.