— Отеческую заботу командарма Шумилова о своих подчиненных повседневно чувствовали солдаты и офицеры армии. Мне приходилось докладывать командующему о выполнении его боевых приказов. И всякий раз я выходил от Шумилова в приподнятом настроении. Если допускал какие-либо тактические ошибки, генерал указывал на них и в то же время давал толковый практический совет по организации обороны занимаемого рубежа или наступательных действий. Несмотря на огромную занятость по руководству войсками, Михаил Степанович внимательно выслушивал не только командиров, но и рядовых бойцов. Из многочисленных рапортов и рассказов он умел отобрать главное и это главное применить при разработке планов операций по разгрому противника.
Войска 64-й армии стойко обороняли южную часть города — Красноармейский и Кировский районы. Дивизии отражали беспрерывные атаки врага и сами наступали в направлении поселка Зеленая Поляна, оказывая непосредственную помощь 62-й армии.
Враг ежедневно по нескольку раз бомбил Сталинград, обстреливал его из орудий и минометов. Гремя гусеницами, шли танки, за ними маячила пехота. Но что произошло 14 октября 1942 года, такого еще не бывало. Немецкое командование обрушило на него всю артиллерийскую мощь. Вражеские самолеты бомбили пылающий город. В наступление пошли три пехотных и две танковых дивизии в направлении тракторного завода и завода «Баррикады», пытаясь прорвать оборону 62-й армии. Войска генерала Чуйкова мужественно противостояли вражеским атакам. А в это время 64-я армия пошла в наступление в районе купоросного завода и совхоза «Горная Поляна», сковала последние резервы противника. Замысел фашистского командования и на этот раз был скоро сорван.
Контрнаступление и окружение противника началось 19 ноября 1942 года. В наступление перешли войска Юго-Западного и правого крыла Донского фронтов, 20 ноября — войска Сталинградского фронта. 64-я армия совместно с 57-й наносила удар по немецко-фашистским войскам на правом крыле фронта. Хваленые гитлеровские генералы были застигнуты врасплох.
23 ноября 1942 года «Правда» писала:
«… Нашими войсками полностью разгромлены шесть пехотных и одна танковая дивизии врага, нанесены большие потери семи вражеским пехотным, двум танковым, двум моторизованным дивизиям. На поле боя обнаружено свыше 14 000 трупов солдат и офицеров, захвачено большое количество пленных — 19 000 человек, взяты крупные трофеи…»
Окруженная трехсоттысячная ударная группировка немцев умелыми действиями советских войск была расчленена на две части. Это значительно ослабило боеспособность противника, в его рядах поднялась паника. Начали сдаваться в плен не только солдаты, но и офицеры.
30 января вечером фон Паулюс собрал близких ему генералов и офицеров и заявил, что больше не командует войсками, что он «частное лицо», и тут же назначил командующих обеими группами в городе[1].
Однако не все немцы сдавались в плен. В течение ночи армия продолжала вести уличные бои и, очищая от противника кварталы в районе площади Павших борцов и южнее, к утру вышла на берег Волги у пристани.
Силы СС и жандармерии оказывали упорное сопротивление.
…Наши парламентеры разрешили Паулюсу взять с собой начальника штаба и всю свиту: адъютанта, двух офицеров-ординарцев, личного врача, денщиков, а также личные вещи. Затем его доставили в штаб 64-й армии, находившийся в Бекетовке.
— Михаил Степанович, — спросил я в одну из встреч генерала Шумилова, — как вел себя Паулюс, что он говорил? Вы же первый допрашивали его.
— А вот почитайте запись допроса.
И гостеприимный хозяин взял с полки книжного шкафа «Военно-исторический журнал» № 2 за 1959 год. На странице 90-й лежала закладка. Привожу дословно запись допроса:
«Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Прошу предъявить документы.
П а у л ю с — Я имею солдатскую книжку.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Удостоверение о том, что вы, господин фельдмаршал, произведены в фельдмаршалы.
П а у л ю с — Такого удостоверения нет.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — А телеграмму такую получали?
П а у л ю с — Я получил по радио приказ Гитлера.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Об этом я могу доложить своему Верховному Командованию?
П а у л ю с — Можете, и господин Шмидт, начальник штаба, может подтвердить.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Кто с вами пленен?
П а у л ю с — Начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и полковник штаба 6-й армии.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Кто еще?
П а у л ю с — Имена других я передал в записке парламентерам.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Вас пленили части 64-й армии, которые дрались с вами, начиная от Дона и кончая Сталинградом. Жизнь, безопасность, мундир и ордена вам сохраняют. Части 64-й армии это гарантируют. Господин фельдмаршал, прошу мне сообщить о причине непринятия ультиматума командующего Донским фронтом генерал-полковника тов. Рокоссовского, когда было предложено вам сложить оружие.
П а у л ю с — Русский генерал поступил бы так же, как и я. Я имел приказ драться и не должен был нарушать этого приказа.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — А дополнительно от Гитлера не получали приказа?
П а у л ю с — Я с самого начала и до конца имел приказ драться.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Какие мотивы послужили к сдаче оружия сейчас?
П а у л ю с — Мы не сложили оружия[2], мы выдохлись, дальше драться не могли. После того, как ваши войска вклинились и подошли к остаткам наших войск, нечем было защищаться — не было боеприпасов, и поэтому борьба была прекращена.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Вы отдали приказ южной группировке сложить оружие?
П а у л ю с — Я не отдавал этого приказа.
Т о в а р и щ Л а с к и н — Этот приказ при нас отдал генерал-майор Росске — командир 71-й пехотной дивизии. Приказ был разослан частям.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — А вы утвердили приказ о сдаче оружия?
П а у л ю с — Нет, он сделал это самостоятельно. Я не командующий южной и северной группировками, части находятся не в моем подчинении. Господин Росске принял решение сложить оружие.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Северной группировке вы отдали приказ сложить оружие?
П а у л ю с — Нет.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Я прошу отдать.
П а у л ю с — Я не имею никакого права отдавать приказа.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Вы же командующий?
П а у л ю с — Я не могу не подчиненным мне войскам отдавать приказ о капитуляции. Я надеюсь, что вы поймете положение солдата, поймете его обязанности.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Каждого солдата обязывают драться до последнего, но начальник может приказать своим подчиненным прекратить боевые действия, когда он видит, что люди напрасно гибнут.
П а у л ю с — Это может решить тот, кто непосредственно остается с войсками. Так и получилось с южной группировкой, в которую я попал случайно.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в (переводчику) — Передайте, генерал-фельдмаршалу, что я его приглашаю сейчас к столу, после чего он поедет в штаб фронта».
— Как выглядел Паулюс? — задал я вопрос.
— Вид у него был измученного человека, — ответил Шумилов. — Высокий, худой. Лицо осунувшееся. Одна щека нервно подергивалась, правый глаз часто мигал. В волосах — проседь. По всей вероятности, пережил он много бессонных ночей, думая о судьбе армии, о судьбе всего немецкого народа. Видимо, он мысленно проклял тех, кто послал его и немецкие войска в Россию. Держался Паулюс скромно, чувствовалось, что, хотя мы и положили его армию на лопатки, он к нам, советским воинам, относился без вражды. За обедом, к которому я пригласил его и его спутников, Паулюс попросил русской водки. Подняв бокал, он сказал:
— Предлагаю тост за тех, кто нас победил, за русскую армию и ее полководцев!
