«Идет! Она идет!» — эта зловещая весть передается из уст в уста. Эфир заполнен трескотней морзянки: тире-тире-тире. Все остальные радиостанции прекращают работу, когда передаются три буквы «Т», экстренный сигнал предупреждения.

Берегитесь, люди!

Кровь холодеет в жилах у бывалых моряков, когда они заслышат доносящиеся из-за горизонта громкие стенания, истерические хохот и плач; суеверные считают их голосами безвременных жертв океана. Над головами проносятся клочья окровавленных облаков, а за ними вкрадчиво ползет мрак.

Темнеет.

Идет беда.

Корабли ищут укрытия в бухтах, а от открытых причалов бегут в море. На палубах крепится все, что могут снести волны и ветер, крепчающий с минуты на минуту.

Люди, сплачивайтесь! Противник могуч и грозен, в одиночку ему не противостоять. Только соединенными усилиями вы можете противоборствовать ему.

Люди, будьте стойки! Соберитесь с духом! Зажмите нервы в кулак! Трусам и паникерам не должно быть места в ваших рядах.

Предстоит борьба не на жизнь, а на смерть!…

Она родилась где-то в Атлантике, близ Антильских островов, вырвалась на волю, словно тигр из клетки, и через Карибское море понеслась на крыльях ветра к берегам Соединенных Штатов в свой опустошительный набег, сопровождаемая тучами, гигантскими волнами, громом и молниями.

Первым засек ее метеоцентр на Острове Свободы. Здесь, на циклопической каменной глыбе Гран-Пьедра, неприступной, как сказочный замок, и вознесенной на тысячу с лишним метров над уровнем моря, совсем недавно при помощи советских специалистов был смонтирован локатор «Облако», идеально круглая сфера из радиопрозрачного материала. Днем и ночью несут здесь вахту часовые погоды.

Дежурный метеоролог задумался у круглого, похожего на иллюминатор, экрана локатора. Голубоватое мерцание его и тишина навевали дрему. В мире так тихо, так спокойно… А где-то по океану идет теплоход и увозит далеко-далеко предмет его мечтаний… Впрочем, не только в его сердце оставила занозу изящная, обаятельная русская сеньора Люда из группы советских специалистов.

Внезапно он вздрогнул: на экране возникло пятнышко. Дежурный встрепенулся, смахнул с губы потухшую сигарету, впился глазами в экран. Точка медленно росла, становилась похожей на космическую спиралевидную туманность. Изображение передавалось со спутника для слежения за ураганами.

— Она! — вырвалось у него.

Привлеченный возгласом подошел коллега.

— Ты что, Мануэль?

Они вместе принялись разглядывать изображение, на лицах появилась озабоченность. Оба отлично знали, что это означает.

— Дело серьезное. Это будет, пожалуй, похлеще прошлогодней «Клары», — сказал Мануэль, продолжая наблюдать за туманностью, которая продолжала расти, словно катящийся с горы снежный ком. — Да будет милостива судьба к тем, кто находится сейчас в море, — добавил он дрогнувшим голосом, вспомнив сеньору Люду. Всего несколько часов назад он с товарищами проводил ее на лайнер «Бедуин», следовавший в Лондон.

— Девятый по счету за этот год, следовательно, по каталогу — «Офелия», — отозвался коллега, снимая трубку внутреннего телефона.

Звонок поднял сотрудников. Метеоцентр ожил. Изпод ключа радиста понеслись в эфир «Т-Т-Т», будоража людей.

В ночь, в самое сердце хаоса, к центру бури, устремился самолет, самоотверженный и бесстрашный разведчик ураганов.

В просторном, ярко освещенном подвальном помещении метеоцентра над разложенной на столе огромной картой хлопочут сотрудники, обобщая и нанося на прозрачные листы целлулоида, наложенные на карту данные, поступающие от авиаразведки. Здесь ураган, так сказать, ощупывается и обмеряется, ярость его переводится на язык цифр, предсказывается его дальнейшая трасса.

Диспетчеры транспорта, вахтенные офицеры на судах трепетными руками берут сводки.

«Сигнал тревоги № 1. Тропический циклон «Офелия» расположен на 14° северной широты и 147° восточной долготы 12 июня в 22 часа по Гринвичу.

Максимальный ветер вблизи центра-60 узлов.

Предполагаемое перемещение: курсом 290°.

Скорость перемещения: 16 узлов.

Предполагаемое положение на 18 часов 13 июня:

15° с. ш. и 145° в. д., скорость ветра 80 узлов…»

А она, уже нареченная именем «Офелия», продолжает свой путь в кромешной тьме, прорезаемой лезвиями молний, гоня перед собой бичом ветра стада смятенных туч, из которых извергается сплошным потоком вода. С апокалипсическим зверем можно сравнить этот вращающийся вихрь поперечником в 200 километров, где нет ни ночи, ни дня, да и потеряно само понятие о времени, где вода и ветер слились в одну сплошную массу обезумевшей материи.

Задев побережье краем своей мантии, «Офелия» играючи разрушает железобетонные мосты, сбрасывает с путей тяжелогруженые поезда, сметает с лица земли поселки и затопляет города, оставляя за собой руины и трупы, плавающие на улицах, под корень, будто бритвой, срезает рощи, уничтожает плантации.

Посейдон яростно трубит в рог, сотрясая пучину океана…

Где-то в океане среди вздымающихся к небу волн из последних сил борется с рассвирепевшей стихией лайнер «Бедуин», одно из многих бедствующих судов. Главная машина у него слетела с фундамента, в трюмах течь. Это — агония.

А она несется вперед, набирая силу, сокрушая все на своем пути, детище Хуракана, древнего божества бури и разрушения, тропический циклон с красивым женским именем «Офелия», и человек пока не знает силы, способной обуздать ее.

Пройдет несколько дней, и люди начнут заполнять скорбный лист убытков и жертв.

В Лондоне, в главной конторе Ллойда, посредине центрального зала этого почтенного учреждения, высится нечто вроде беседки — четыре колонны, увенчанные куполом с часами наверху. Под куполом висит колокол, поднятый с погибшего «Лютина», легендарного фрегата сокровищ.

Клерк берется за рында-булинь, и густой, басовитый звук заставляет притихнуть всех находящихся в зале.

— Лайнер «Бедуин», собственность Трансокеанской компании «Гамбург-Америка-лайн», 12 тысяч тонн водоизмещения, команда 87 человек, 270 пассажиров, — бесстрастно объявляет клерк.

По старинной традиции каждое сообщение о погибшем судне отмечается ударом колокола.

Немного спустя — еще удар. Теплоход «Ланкастер».

Потом еще удар. И еще…

Это — поминальная по «Офелии». За каждым ударом — ушедшие в пучину корабли, агония сотен людей, слезы осиротевших жен и детей. Но вычислительным машинам Ллойда не до слез, они так же равнодушны, как притерпевшиеся ко всему клерки. Их дело подсчитать сумму убытков и размер страховых премий, которые предстоит выплатить, ибо в этих стенах все переводится на деньги и только на деньги.

И, как заключительный аккорд трагедии, несколько строк в траурной рамке на четвертой полосе ленинградской газеты: «Коллективы научно-исследовательского института тайфунологии Академии наук СССР и Гидрометеоцентра выражают глубокое соболезнование заместителю директора института Евгению Максимовичу Кудоярову в связи с трагической гибелью его жены Людмилы Константиновны Кудояровой».

Четырехпалубный дизель-электроход «Академик Хмелевский», научно-исследовательское экспедиционное судно, вспарывает форштевнем гладь Тихого океана. Полный штиль, ни малейшего дуновения ветерка, только от движения корабля чуть шевелятся красный флаг на корме и белый с голубым вымпел советского научного флота на мачте. Вот-вот «Академик» пересечет тропик Козерога и войдет в тропическую зону океана.