— О! Господин капитан! — почти подбежавший к Владимиру Александровичу Пекка Паасонен темпераментно тряхнул его руку. — С Нормой вы ведь знакомы?

— Еще бы… — Вот уж кого не ожидал здесь увидеть капитан, так это офицера безопасности финского консульства. — Привет!

— Здорово, Володя! Как дела?

Виноградов приготовился ответить, но рукой его уже завладел плохо выбритый темнолицый тип в пальто до земли.

— Иванов! Из МИДа… Из нашего МИДа, — уточнил он после некоторого раздумья. Потом решил добавить специально для малообразованного милиционера:

— Из Министерства иностранных дел…

— Спасибо! — вежливо поблагодарил за разъяснение Владимир Александрович: он абсолютно не представлял, что делать дальше. — Пекка, может быть, мы сразу…

— Да, конечно! — Полицейский завозился с замком «дипломата»: положить его было не на что, а на весу нужные бумаги никак не извлекались.

Все, знакомые и незнакомые, с интересом наблюдали за Виноградовым и обступившей его группкой. Лукенич что-то шептал на ухо полковнику, курильщики, очевидно, гадали, удастся ли финну справиться с содержимым «дипломата» или документы разлетятся на сыром, набирающем силу ветру…

В следующее мгновение капитан обернулся на визг автомобильных покрышек — в узкий проем между деревянными штабелями, куда только что скрылся доставивший его сюда «Москвич», влетела на вираже до боли знакомая служебная машина Морского отдела. За рулем сидела сам начальник, а рядом с ним, вцепившись обеими руками в ремень безопасности, замер Шишкин.

— Простите за опоздание! — Казалось, что Храмов выскочил из «девятки» прямо на ходу и сразу же направился к штатскому в шляпе.

— Ничего… Все собрались? Можно садиться!

Перехватив недоуменный взгляд Виноградова, Вадим растерянно замотал головой и пожал плечами.

Вслед за морским офицером все направились по узкому металлическому трапу на борт небольшого, но внушительного суденышка: выкрашенные в оранжевый цвет надстройки и надпись «ПАЙЛОТ» во весь борт выдавали его принадлежность к лоцманской службе…

— А вы чего ждете? — рявкнул сверху оставшемуся на пирсе капитану штатский.

— Да, Володя, поднимайтесь… Это недолго!

Виноградов перевел взгляд на Паасонена, на своего бывшего шефа, заметил настороженную ухмылку Лукенича, собиравшегося уже что-то объяснить введенному в заблуждение старшему… и шагнул на металлическую ступеньку: это было все же веселее, чем торчать в одиночестве среди бревен и минеральных удобрений.

Почти сразу же после выхода в залив довольно ощутимо закачало. Слева по борту остались портовые сооружения, густое кружево сосен и бастионы древнего Выборга — крепости, так до конца и не обрусевшей.

Лоцманский катер ходко резал волну, такую же серую и холодную, как во времена викингов и петровских гренадеров. Только пестрые геометрические силуэты навигационных знаков напоминали о том, что худо-бедно заканчивается век двадцатый… Карельской природе, этим скалам, этому морю, этим соснам было, собственно, глубоко наплевать на людскую суету.

— Не знал, что вы тоже поедете! — в такт волнению кивнул Паасонен.

— Да я и сам не знал…

С точки зрения Виноградова это было истинной правдой, но финн только вежливо улыбнулся тому, что посчитал просто профессиональным лукавством.

Программа-минимум заняла действительно считанные минуты: с помощью мидовца Владимир Александрович бегло пролистал подготовленные Пеккой документы и поставил в указанных против своей фамилии пробелах чернильные закорючки.

— Тут все в порядке? — на всякий случай поинтересовался он. — Ничего лишнего?

— Обижа-аешь, начальник! — совсем по-русски, с почерпнутыми из какого-то телесериала блатными интонациями протянул Йорма. После нескольких лет, проведенных в Питере, этот полицейский, представитель страны Суоми, написал диссертацию о российской организованной преступности, пристрастился к портвейну и ругался матом не хуже обычного эстонского водопроводчика.

— Нормально. Могу подробно перевести… — Похмельный, судя по всему, представитель отечественного министерства иностранных дел качку переносил плохо — уже дважды он выходил на палубу «подышать воздухом» и возвращался с отчетливым запахом чего-то покрепче пива.

— Не надо! — пожалел его капитан.

Суденышко казалось крохотным, но пассажиры умудрились каким-то непостижимым образом разбрестись кто куда. В носовом салоне оставались только Виноградов с переводчиком да оба финна. Штатский с самого отхода вместе с морским офицером поднялся в рубку, носители загадочной аппаратуры дымили дешевыми сигаретами в кубрике команды, а Лукенич, Шишкин и оба полковника — погранвойск и милицейский — чинно потягивали ароматный кофеек в каюте напротив гальюна. Когда Владимир Александрович прошел мимо них по малой нужде, разговор между представителями дружественных служб касался проблем рыбалки и минувшего грибного сезона…

— Есть что-нибудь новое по этому? — просто чтоб что-нибудь спросить, поинтересовался Виноградов, возвращая Пекке последний подписанный лист — компьютерную схему места происшествия.

Паасонен кивнул, подбирая слова:

— Да, вы же видите…

Что должен был видеть Владимир Александрович, он не понял — судя по привезенным из Хельсинки документам, дело находилось еще в стадии бумажного оформления. Но тем не менее понимающе нахмурился:

— Разумеется!

Только сейчас он разглядел, что и финн выглядит не лучшим образом: покрасневшие глаза, бледный, с нервной коньячной одышкой… Видать, действительно вчера они с Шишкиным от души посидели!

— Кофе? Или… пива? — В салон свесилась растрепанная голова матроса: очевидно, судовое начальство решило проявить гостеприимство.

— А успеем? — верный своей привычке высасывать информацию при каждом удобном случае спросил Виноградов: хотелось все-таки знать, куда идем, зачем и на сколько…

— Еще минут двадцать! — парень ответил мгновенно, он же не знал, кому что нужно говорить, а что нельзя.

Владимир Александрович хотел продолжить, но его перебил мидовец:

— Пива! Если никто не возражает…

— Мне тоже!

— А я, пожалуй, кофе. — Йорма, очевидно, вечер провел спокойно, поэтому предпочел напиток по погоде, а не по самочувствию.

— А я — пивка! — Кофе Виноградов мог и дома попить, а тут, если уж на дармовщинку… Притом, в отличие от остальных, он был не на работе.

— Так… Три пива и кофе! — сам себе скомандовал матрос и скрылся.

Дальше идти было уже значительно веселее…

— Знаете, последнее время я после выпивки испытываю жгучее чувство голода… а в промежутках — приступы просвещенного либерализма!

Парень из Министерства иностранных дел оказался человеком общительным и не жадным — когда кончилось пиво, он достал из-под плаща початую плоскую бутылку:

— Натуральный молдавский «Белый аист»! Уважаете?

— Может, бутерброды попросить? Или еще чего..? — Наметившийся пикничок начинал Виноградову нравиться. Жаль, не успел подготовиться должным образом, но…

Шум двигателя неожиданно сменил силу и тональность, перестала ощущаться качка.

— Что там?

— Ход сбавили… — Владимир Александрович отодвинул шторку и приплюснул нос к холодному стеклу иллюминатора:

— Берег… Остров, что ли? Бухта?

— Пора!

Финские полицейские уже стояли перед трапом.

— Что же, пойдемте.

Мидовец с сожалением убрал коньяк, и все четверо направились на палубу.

…Это действительно можно было назвать бухтой: рваное ожерелье из не повторяющих один другого валунов, местами сбившихся в причудливые гроздья, местами — плоско стекающих под дрожашую кромку прибоя. Смешанный — сосна и береза — лес, вплотную подступающий к воде, темный и непроглядный уже в полуметре от берега… Два протянувшихся слева и справа стреловидных мыска замыкают почти правильный круг так, что между ними остается не более чем десятиметровый пролив: у основания одного из мысов чернеет на фоне неба ажурная металлическая конструкция.