Само строение также соответствовало описанию: первый этаж сложен из кирпича, мансарда деревянная, оцинкованная крыша.

В одном из окон, со стороны улицы, просачиваясь через шторы, слегка теплится свет.

Волков вытащил из нычки, оборудованной в фургоне, «стечкин» и короткоствольный «АКСУ».

– Собачки вроде бы нет, – прошептал он, примериваясь к забору. – Уже подала бы голос... Ша! Какой-то дед вышел во двор...

Пока шестидесятилетний мужчина, очевидно хозяин этого домовладения, справлял малую нужду, Карахан и его нынешний напарник успели перемахнуть через забор и затаиться возле дома: Карахан возле веранды, а Волков с другой стороны дома, куда выходили два окна.

В общем-то времени на долгие размышления у них не было: нужно было пользоваться удобным случаем.

– Ша, дед! – прошипел Герман, зажимая мужику рот. – Не дергайся, кому сказано... А то башку просверлю!

Волков тут же проскользнул обратно... и без раздумий воткнул мужику в живот ствол своей «сучки».

– Окна с той стороны темные... внутри тихо, – прошептал он. – Спокойно, мужик... не колготись! Если ты не при делах, мы тебя не тронем... А теперь тихо, шепотом, рассказал нам быстренько, кто, кроме тебя, еще есть в доме?!

Герман сначала приставил ствол тяжелого «АПС» к голове мужчины и лишь после этого убрал ладонь с его рта.

– Не... ну вы что? – испуганно произнес тот, причем не так чтоб уж очень тихо. – Вы что... граждане? Я тута один...

– А ну потише! – шикнул на него Карахан. – Один, говоришь? Ну-ну... Тогда приглашай в дом!

Он дернул мужика за воротник ватника, позволяя Волкову проскользнуть мимо них первым на веранду.

– Денег у меня всего триста с мелочью, – сказал заметно успокоившийся мужик. – Драгоценностей не имею... Вот разве что телевизор импортный... И вообще... я не хозяин... я... меня попросили посторожить...

Карахан, в голову которого уже было закралась мысль о том, что Синицын врал даже глядя в глаза своей смертушке и что с этим адресом в Ивантеевке вышла досадная промашка, после слов мужика насторожился.

Ну и плюс к этому ему показалось, что он уже где-то видел этого немолодого мужчину, вот только где и когда?..

Когда они вошли в дом и оказались на какое-то время втроем в большой комнате, случилось то, чего не ожидал ни Карахан, ни его нынешний компаньон.

– Видите, голубки, никого нет, – щерясь, сказал сторож. – Ошибочка какая-то вышла... извините... Может, опять же, извиняюсь, вы не по тому адресу попали? Мы люди тихие, убогие...

Волков, заметив на полу, возле кресла, какое-то пятно с неровными обводами – его явно пытались замыть, но сделали это наспех, не уничтожив целиком то, что успело попасть в щели между половицами, – присел на корточки, пытаясь понять, что это.

– Так-так... – сказал он несколько озадаченно. – Говоришь, тихие вы, мол, и убогие?

Он поочередно сдернул чехлы с двух кресел...

– Денежки у меня в пинджаке, – сказав это, «сторож» попятился к высокому платяному шкафу. – Счас достану...

Герман, одним глазом следя за его действиями, все же на секунду-другую отвлекся, заинтересовавшись – вслед за Волковым – пятнами на спинках кресел, каковые, кажется, не особо-то и пытались повывести...

– Атас!! – крикнули они друг дружке одновременно.

«Сторож» уже успел открыть шкаф и даже попытался оттуда что-то выудить, но в этот момент коротко и зло фыркнул огнем короткоствольный «калаш»...

– У-ф-ф-ф! – Герман вытер рукавом испарину, мгновенно выступившую у него на лбу. – Шустрый, однако, мужичок...

Он переступил через «сторожа», конечности которого еще мелко подрагивали, и кончиком ботинка коснулся приклада «АКМ», который вывалился из шкафа.

– Здесь кого-то мочканули, Герман, – озабоченно сказал Волков, возвращаясь к своему прежнему занятию. – Дыра вот... ага, видно, пуля в кресле застряла... Ну... двоих тут точно приговорили!

У Карахана в этот момент даже екнуло внутри... Неужели они опоздали и какие-то гады приговорили здесь Зеленскую и Маркелова?..

– Вот этот, что косил под сторожа... – задумчиво произнес Волков. – Он из бывших ментов... Не то майор, не то подполковник. Еще в середине девяностых он в Волжском райотделе служил.

– Да... я тоже его вспомнил, – оглядываясь вокруг, сказал Карахан. – Миша, постой пока на стреме, а я здесь в темпе осмотрюсь.

– Именно что в «темпе», – сказал Волков озабоченно. – Кто-то из соседей мог слышать стрельбу...

Действуя по какому-то наитию, Карахан заглянул в соседнюю комнату... включил на секунду-другую свет... огляделся... потом прошел на кухню... увидел здесь замытое пятно крови.

«Неаккуратно действуете, господа, – подумал он, приподымая при помощи топора, который он нашел здесь же, возле баллона с газом, крышку подпола. – Видно, земля горит под ногами... не успеваете даже как следует замести за собой следы...»

В подвале, где, по-видимому, раньше складировалась картошка и прочие овощи, соленья и варенья, теперь, накрытые черным тепличным целлофаном, хранились два трупа.

С замиранием души Карахан откинул этот «полог»... Полоска света легла сверху на незнакомые ему мужские лица...

– Так-так... – озадаченно произнес Герман. – Эт-то что еще за парочка?

– Герман, уходим! – шикнул ему сверху Волков. – Брось... Того, кого мы с тобой ищем, здесь нет...

Когда они уже уселись в «Мицубиси», Карахан, озадаченный донельзя результатами этой их последней по времени вылазки, набрал номер резервной трубы Лени Соломатина.

– Можешь сейчас говорить? – спросил он, когда тот ответил.

– Гм... Чуток попозже!

– Ладно! – сказал Карахан. – Когда сможешь, сразу же мне перезвони!..

Дав под нажимом обстоятельств некие признательные показания, Маркелов предположил, что эти бандиты будут действовать немедленно.

Местность, где он заныкал дискету, перед тем как отправиться в Дом печати – такова была версия, которую он скормил «гестаповцам», – находилась в районе железнодорожного вокзала.

Охранники потребовали от него точнейших координат нычки, пообещав освободить его – а заодно и напарницу – сразу же, как только компромат окажется у них в руках. Но в этом месте Маркелов уперся и стоял насмерть.

«Хоть режьте вы меня на кусочки, хоть пилите на части, но без того, чтобы иметь хоть какие-то гарантии безопасности, я вам нычку, где хранится дискета, – не отдам...»

Фомин спросил у него, какой из десяти наличных пальцев на руках его напарницы Маркелов хотел бы видеть отрезанным? Ломов принес в помещение «доминошной» настоящую паяльную лампу и показал москвичу – но пока не стал опробовать на нем, – как хорошо, качественно она работает. Тёма тоже ненадолго куда-то отлучался, а когда вернулся, в руках у него были здоровенные ножницы, способные перекусить рессорную полосу: они действительно, эти щипчики, выглядели как пыточный инструмент из какого-нибудь фильма про садистов и маньяков.

Маркелов сполз с лавки на пол, потеряв сознание.

Фомин, когда они общими усилиями кое-как привели москвича в чувство, врубился, что это уже не шутки и что Маркелов, если они продолжат дознание в том же темпе, либо тронется умом, либо вообще склеит ласты.

Поэтому он велел напоить-накормить Маркелова, привести его в божеский вид и переодеть в какие-нибудь чистые шмотки – а сам отправился в город, чтобы посоветоваться о дальнейшем с начальством...

По прикидкам Маркелова, прошло как минимум четыре часа, как его прекратили избивать (но не допрашивать, поскольку Фомин, отлучавшийся на пару часов, вернувшись на объект, попытался устроить Маркелову, которого после перекуса и еще «от нервов» клонило в сон, форменный допрос с пристрастием).

Каким бы хреновым в эти часы ни было самочувствие Маркелова, он все же, основываясь на тех вопросах, которые ему задавали «гестаповцы» и прежде всего Фомин, кое-что понял насчет того, как сейчас для них обстоят дела.