Закрывая совещание, Воронин ощущал некоторую неудовлетворенность... какой-то неприятный осадок в душе.

Керженцев в целом неплохо держал удар, и это не могло не настораживать. Менее всего он напоминал карася, внезапно угодившего на раскаленную сковородку. Если уж сравнивать с кем-то этого гэбэшного генерала, так с бывалым опытным волчарой, который, вместо того чтобы, оскалив зубы, метаться из стороны в сторону между выставленными охотниками красными флажками, спокойно трусит вдоль опасного кордона, твердо уверенный в том, что рано или поздно он обнаружит спасительный проход.

Аркушин предполагал, что Воронин попросит его остаться, чтобы лично проинструктировать своего пресс-секретаря (до настоящего времени областные СМИ очень скупо комментировали ЧП в «Левобережном», и Геннадий Юрьевич рассчитывал, что после сегодняшнего «сенсационного», по его мнению, совещания створки «шлюзов» можно будет распахнуть настежь). Вчера, правда, были проведены сразу две пресс-конференции, в Доме печати и здесь, в здании обладминистрации, в одной из которых наряду с Аркушиным участвовал и областной прокурор; но оба эти мероприятия носили чисто протокольный характер – никакой мало-мальски содержательной информации журналистам вчера так и не сообщили.

Зато сегодня... ого-го!.. всех ждет большу-ущая сенсация!

Сегодня Аркушин был доволен собой донельзя. Еще бы! Ему доверяют, его приглашают на такие вот закрытые мероприятия, с участием самых влиятельных персон. Он верил, что придет время и он сам, поднимаясь по карьерной лестнице, достигнет высокого положения в обществе (пусть даже не в Москве, а здесь, в Н-ске, что тоже в общем-то неплохо). В мечтах он уже числил себя в рядах элиты, некоего клуба, куда входят «верхние десять тысяч»... именно эти избранные – в основном локтями прокладывавшие себе дорогу по жизни – и являются истинными хозяевами страны.

Когда они вдвоем с референтом, как оруженосцы за своим сюзереном, проследовали вслед за Ворониным из малого зала в предбанник, Аркушин хотел проскользнуть в кабинет губернатора, но Володя успел поймать его за рукав.

– Геннадий Юрьевич, – беря со стола какую-то папочку, сказал молодой помощник Воронина, – шеф поручил мне проинструктировать вас...

– Эт-то... что-то новенькое, – почти возмущенно произнес Аркушин. – Я вообще-то привык напрямую общаться с Виталием Алексеевичем...

Референт довольно холодно посмотрел на него, затем кивком пригласил пресс-секретаря пройти в пустующую гостевую комнату.

– Но я хотел сам кое-что уточнить у шефа, – продолжал возмущаться пресс-секретарь губернатора, занимающий по совместительству должность начальника информационного отдела. – Вот, например, среди журналистов тоже прошел слух, что в «Левобережном» в момент нападения находились еще не то двое, не то трое каких-то людей... что их разыскивают как свидетелей...

– Вы же сами слышали, что не надо верить разным слухам, – сухо произнес референт. – Скажу больше: надо сделать все возможное, чтобы подобные слухи и сплетни не муссировались в наших СМИ.

– Это распоряжение самого Виталия Алексеевича?

– Наш шеф вообще хочет быть в стороне... насколько это вообще возможно, – заявил референт. – Никто не вправе давить на следствие... но власть сделает все возможное, чтобы преступники были изобличены и наказаны.

«Ну-ну, – криво усмехнулся про себя Аркушин. – Кому это ты говоришь, пацан? Мне, ветерану информационных сражений?.. Тоже, наверное, хочешь выслужиться и пробиться в число «верхних десяти тысяч»? Далеко пойдешь, сучонок, если только не свернешь себе шею на подступах к сияющим высотам.

– Держите, – сказал референт, передавая ему тощую папку. – Здесь все, что нужно знать общественности на настоящий момент.

Пробежав глазами текст, содержавшийся на двух печатных страницах, а фактически даже на полутора – здесь прослеживался лишь намек на фээсбэшный след, – Аркушин захлопнул папку, после чего с легким недоумением уставился на референта.

– Я так понял, что это лишь тезисы... некая база, на которой...

– Нет, это – все, – перебил его молодой сотрудник. – Во всяком случае, на настоящий момент.

– Но, Володя... Послушай...

– Владимир Николаевич.

– Гм... Послушайте, Владимир Николаевич... А впрочем... я понял, что от меня требуется.

Со стороны референта последовал легкий кивок головы.

– Официально... да и согласно служебному статусу... правом комментировать события в «Левобережном» и все, что с этим связано, наделены руководители прокуратуры, – сказал референт. – Если шеф захочет публично высказаться по этому поводу, вас об этом сразу поставят в известность.

– Как шеф скажет, так и будет, – чуть помрачнев, сказал Аркушин.

Он хотел оставить общество референта, в котором с некоторых пор подозревал конкурента в плане будущего карьерного роста, но тот задержал его еще на несколько секунд.

– Не забывайте, Геннадий Юрьевич, что мы работаем в единой команде, – заметил молодой помощник Воронина. – В любой ситуации и в любое время мы должны в точности исполнять то, что требует от нас наше руководство.

Маркелов понятия не имел, сколько времени он пробыл в отключке: может час, а может, и все три.

Впрочем, считать минуты и часы сейчас не имело уже никакого смысла. Даже если пресс-секретарь Мельникова – получив «добро» от своего шефа – начал информационную баталию на местном ТВ, используя найденную у себя на столе дискету в качестве бомбы немалой разрушительной силы, то Маркелову теперь от этого грядущего разоблачения не будет никакой реальной пользы.

А вот вред его организму может быть нанесен немалый, если не сказать – губительный.

Потому что никакие спасатели его здесь не найдут, даже если розыском бедного Маркелова будут заниматься отборные профессионалы под руководством главы МЧС и министра внутренних дел.

Хотя Маркелов очнулся после длившегося невесть сколько забытья, открывать глаза он пока не торопился (а может, просто веки слиплись от крови). Кроме полутемного сырого помещения – скорее всего, это подвал – и одной-двух, а то и трех рож в масках, он вряд ли увидит что-либо новое. Он не очень-то хорошо врубался в происходящее, потому что эти сволочи допрашивали... мутузили... в основном же запугивали и всячески действовали на нервы... сколько же времени они уже измываются над бедным Вовой? Часов двенадцать, наверное, минуло с того времени, как его сюда привезли с раскалывающейся от боли башкой (эдак славненько угостил его своим «бананом» милицейский старлей)...

А может, он здесь уже не менее суток.

По правде говоря, у Маркелова не было никакого желания корчить сейчас из себя героя, который, сцепив зубы, будет терпеть пытки да еще периодически харкать кровью в рожи обступившим его гестаповцам, презрительно при том цедя: «Хоть режьте меня, хоть пилите на части, но главной тайны, изверги, я вам все равно не выдам!..»

Он бы выложил... на фиг... абсолютно все, что им хочется знать, все, что им требуется от Маркелова, если бы только... если бы только это имело для него самого хоть какой-то практический смысл.

Тут ведь расклад очень простой. Эти люди требуют от него не каких-то его разъяснений – хотя они слушали его довольно долго и внимательно (до поры), – а совершенно конкретных вещей: чтобы он назвал место, где спрятаны сделанные им на пару с Зеленской записи, или же указал на человека, кому были вчера переданы эти материалы.

Если он скажет им правду, то одно из двух: либо они не поверят ему (возможно, Мельников и его сотрудники пока еще не обнародовали по каким-то своим соображениям подброшенный им материал) и продолжат еще какое-то время измываться над Маркеловым, переходя от режима жесткого психологического давления, со средней тяжести мордобоем, но без крупного членовредительства, к формату «ужастика», когда они начнут кромсать свою жертву на части, либо, наоборот, отнесутся к его признанию с полным доверием, и тогда... При таком сценарии Вова Маркелов попросту потеряет для них всякую ценность, и тогда его шлепнут на раз.