Она вдруг запела тоненьким девчоночьим голоском, чуть громче шепота:
– Я говорю – морг, ты говоришь – покойницкая.
Ты говоришь – вскрытие, я говорю – аутопсия.
Снова встала на черную линию и пошла по ней к тому месту, где она исчезала под помятыми металлическими дверями лифта. Рядом с ними висела табличка: «ТОЛЬКО ДЛЯ МЕДИЦИНСКОГО ПЕРСОНАЛА. РОДСТВЕННИКАМ И ПОСЕТИТЕЛЯМ НЕ ВХОДИТЬ».
– Завтра утром. Профессор Твининг всегда начинает в девять, минута в минуту.
Доктор Макдональд снова прикоснулась к повязке на голове:
– Знаете, в здешней почве, наверное, еще осталось столько ртути, что ее хватит, чтобы у местного населения сносило крышу до следующего тысячелетия.
– Смотрите на вещи оптимистически. – Я повернулся и пошел к выходу. – По крайней мере, вы и я без работы не останемся.
– Спасибо.
Доктор Макдональд захлопнула дверь машины, потом повернулась и похромала по покрытой гравием подъездной дороге к дому, который должен был стоить миллионы. Подобно другим домам на Флетчер-роуд, это был большой особняк в викторианском стиле, с башенками, расположенный посреди громадного сада и скрытый от окружающего мира трехметровым забором.
На голых ветвях древних дубов сверкали гирлянды белых огоньков – это было не то место, где можно было поставить неонового оленя или надувных Санта Клаусов. Я открыл заднюю дверь «рено» и вытащил ее багаж – два ярко-красных чемодана, один громадный, другой – среднего размера. Их колесики загромыхали и заскрежетали по влажному гравию.
В крытой галерее стояла женщина лет сорока пяти – пятидесяти, залитая ярким светом пары экипажных фонарей. Ее коротко стриженные и уложенные с помощью геля светлые волосы торчали сосульками, причем только с одной стороны головы, с другой стороны все было в порядке. В носу сверкала пуссета с бриллиантом. Драные синие джинсы и кожаный жилет на голое тело. Как будто она пришла на прослушивание для участия в клипе «хеви-метал». Для полноты образа ее прикид дополнялся целым набором татуировок: нечто цветочное спускалось по плечу, на одной ноге – ласточка, на другой – якорь.
Женщина стряхнула пепел с сигареты и отхлебнула прозрачной жидкости из хрустального бокала, заполненного льдом. Произношение не местное, а скорее напоминает кого-то из Арчеров[44]. Она развела руки в стороны и заключила доктора Макдональд в свои объятия. Потом отступила назад и нахмурилась:
– Эй, что ты сделала со своей головой? Это что, рана? Да, похоже на рану. Иди в дом и налей себе выпить. Там в холодильнике чудесная бутылочка «Бельведера»[45], и тоник не забудь.
Из открытой входной двери, тяжело дыша, вышел старенький терьер, и доктор Макдональд радостно улыбнулась:
– А где дядя Фил?
– Повез Элли и Колина в Глазго смотреть новую мальчишечью группу. Это очень… правда, о вкусах не спорят, так, кажется, говорят. – Женщина еще раз пыхнула сигаретой, пристально посмотрела на меня сквозь облако сигаретного дыма: – Это тот самый придурок, который тебе врезал? Хочешь, я спущу на него собак?
– Не говори глупостей. Джесси ему глотку вырвет. – Она улыбнулась гериатрическому[46] терьеру. – Правда, Джесси?
Пес вообще-то даже и не сидел – было похоже на то, что задняя половина его тела завалилась набок. Он сипел, кряхтел и вываливал наружу язык.
Доктор Макдональд махнула в мою сторону рукой, как будто собираясь представить зрителям необычный фокус:
– Тетя Джен, это детектив-констебль Эш Хендерсон. Тетя Джен, она ветеринар.
Тетя Джен фыркнула:
– Тебе что, пожестче нравится? Вроде как староват для тебя, Элис? Ты так не думаешь?
Корова наглая.
– Доктор Макдональд помогает нам в расследовании, – сказал я максимально вежливо.
– Хммм… – Еще один пристальный взгляд, на этот раз в сопровождении глотка чего-то там, что было у нее в бокале. Потом протянула руку: – Дженис Рассел. К чаю у нас китайское. Готова поспорить, вы не откажетесь от хорошей порции курицы чау мейн[47]? Таким большим парням это нравится.
И упустить возможность смыться к чертовой матери подальше от Доктора МакПридурь?
Я выдавил огорченную улыбку:
– Я бы с большим удовольствием, но у меня еще тонны бумажной работы этим вечером.
И, что более важно, встреча в стриптиз-баре.
9
Громыхавшая по всему заведению песня стихла, и наступила тишина.
Зеркало увеличивало бар в длину – он уходил куда-то вдаль, за стойку с бутылками виски. Я сидел и наблюдал за тем, как отражение коренастой блондинки собрало с пола костюм «кау-гёрл»[48] вместе с бюстгальтером и, вихляясь на слишком высоких каблуках, отправилось прочь со сцены, размазывая по щекам слезы, смешанные с тушью для ресниц.
Из динамиков захрипел голос с сильным абердинским акцентом:
– Это была Тина. Наши аплодисменты Тине! Давайте, ребята, наши бурные аплодисменты… – Ничего. – А сейчас настоящий подарок для вас! Польская принцесса – Шалунья Никита!
Снова захрипела музыка.
В «Силвер Леди» всегда была проблема с танцовщицами, выступающими в начале вечера на разогреве – ради горстки посетителей из разряда а-не-пойти-ли-нам-после-работы-в-бар-с-титьками-а-че-круто-и-прикольно не стоило разбрасываться талантами. Поэтому менеджмент заведения выпихивал на сцену новичков вроде Тины – так, раздеться без особого огонька, в попытке доказать, что у нее есть все, что нужно, чтобы развести клиентов на выпивку.
Долговязый блондин в черном жилете и галстуке-бабочке заискивающе вытаращился на меня из-за барной стойки, вытирая ее поверхность тряпкой:
– Еще один?
Геля в волосах вполне достаточно, чтобы выглядеть полным идиотом даже при десятибалльном шторме.
– Спасибо, Стив.
Через минуту он вернулся со свежим стаканом минералки. Когда я поднес его к губам, кубики льда звякнули.
Стив облокотился на стойку:
– Слышал, один из трех парней Большого Джонни Симпсона вчера вечером здорово надрал жопу твоему брату.
– Да что ты? – Я снова поставил стакан.
– Серьезно. Он болтал что-то про сестру Большого Джонни. Такие дела никогда хорошо не кончались.
Да и Паркер никогда сообразительностью не отличался.
Стив оглядел бар. Придвинулся еще ближе, голос было едва слышно из-за грохочущей музыки.
– Слышал, ты потом ввязался и все дерьмо из них вышиб. Всех троих уложил. – Облизнул губы. – Это правда, что ты снова на ринге? – Стив сделал пару неуклюжих прямых в воздух. – Старик, как я хочу это увидеть – Эш Хендерсон! Возвращение на ринг! Бои без перчаток! Это будет просто сказка!
Я сделал глоток:
– Голову тебе морочат.
– О-о… – Физиономия вытянулась, плечи опустились. Затем на лице снова возникла улыбка – к бару, покачиваясь, подошел коренастый мужчинка в мятом сером костюме и с прядью волос, прилипших к лысине. – Вам то же самое, сэр?
Раскатистый смех.
– Слушай сюда, Стиви-детка. Она предпочитает шампанское! Сооруди-ка нам бутылочку, а? И не какое-то там иностранное пойло – французское подай. И два стакана.
– Одну секунду, сэр.
Мистер Шампанское, шаркая ногами, повертел задницей в такт музыке.
– Тебе чего, это местечко не нравится?
По внутренней стороне его брюк от паха шло несколько параллельных мокрых линий – явно девочки-стриптизерши хорошо потанцевали у него на коленях.
Мне на плечо опустилась рука.
– И что это я тут услышал – ты снова возвращаешься в бои без перчаток?
Я не стал оборачиваться:
– Привет, Хитрюга.
Детектив-инспектор Дейв Морроу, он же Хитрюга, подмигнул мне в зеркале. Шея его исчезла много лет назад, вместе с ней исчезли волосы на голове. Обнял за плечи Мистера Шампанское: