Я наклонился к ней:

– Прибери свои хорошенькие лапки, Дженнифер. Если ты просто дыхнешь в сторону Дагласа Келли…

– И что? Ты перегнешь меня через колено и хорошенько отшлепаешь? – Провела рукой по моей груди. – У тебя еще сохранились те наручники?

Я сделал шаг назад. Хмуро взглянул на нее:

– Оставь его в покое.

– А я кое-что сделаю тебе. Помнишь, тебе это очень нравилось… – Она снова сократила расстояние между нами и, прильнув ко мне грудью, посмотрела прямо в глаза: – А потом, если я буду очень хорошей девочкой, ты дашь мне маленький эксклюзивчик о Мальчике-день-рождения в неофициальном порядке. Ты ведь хочешь…

– Хочу? – Я оттолкнул ее. – Во всем мире «Деттола»[37] не хватит.

В телескопическом объективе отразился свет уличного фонаря. Щелк, щелк, щелк. Фотографии для последнего выпуска.

– Да ладно тебе, Эш. Ты знал, во что влез. Мы оба взрослые люди…

Щелк, щелк, щелк.

Она облизала губы:

– Ведь это она, правда? Ханна Келли. И другие тела у тебя есть.

Щелк, щелк, щелк.

– Уходи, Дженнифер.

– Ты нашел свалку трупов Мальчика-день-рождения. Кто он? У тебя, наверное, есть ДНК или еще что-нибудь? Если знаешь, кто он такой, ты должен мне сказать.

Щелк, щелк, щелк.

– Расследование ведется по нескольким направлениям. – Я сошел с бордюра и направился к «альфа-ромео».

Дождь вымочил мне волосы.

За мной – стук высоких каблуков по асфальту.

– Кого ты еще нашел? Мне нужен эксклюзив, Эш. Ты мне должен!

– Я тебе должен? – Я продолжил идти. – За что, Дженнифер? Что я, мать твою, тебе должен?

Щелк, щелк… Фотограф оторвался от видоискателя. Слишком поздно. Я врезал ладонью по объективу, всадив камеру в рожу маленького волосатого засранца. Хрясь – его голова отскочила назад, в ноздре сверкнула красная капля. Вялый подбородок, острый нос, волосатые руки, заросшая голова. Как будто скрестили крысу с шимпанзе и дали в руки суперсовременный цифровой «Кэнон».

– Фрэнк! – Дженнифер подбежала к машине.

– Гакхх… – Фрэнк, моргая, размазывал волосатыми лапами кровь по лицу.

Я ухватил объектив и резко дернул – ремень камеры дернул его голову вперед, и он врезался лицом прямо в дверь машины. Крутанул камеру на девяносто градусов, превращая ремень в петлю. Потянул сильнее. Костяшки обожгло огнем, пальцы пронзила боль.

– Эш, не будь идиотом! Отпусти его!

Фрэнк захрипел.

Я еще раз крутанул камеру – и вот она, в корпусе камеры, маленькая крышка с маркировкой «SD-карта». Открыл ее, надавил на краешек, и карта выскочила – размером с кончик большого пальца, только квадратная, и один уголок обрезан. Заскрипев зубами, вытащил ее. Сунул в карман. Отпустил ремень.

– Гаааххххх… – Фрэнк повалился назад, хватаясь то за рычаг переключения передач, то за ручной тормоз, а камера клацала по рулевому колесу.

Дженнифер схватила меня за рукав:

– Что с тобой такое?

Я вырвал руку и заглянул в окно машины. Она воняла прокисшим печеньем, сигаретами и кофе.

– Слушай меня, засранец! Если я еще раз увижу тебя рядом с этим местом, если я вообще тебя увижу, я твой телеобъектив в эндоскоп[38] превращу. Понял?

Фрэнк закашлялся и пустил слюни.

– Эш! – Дженнифер снова схватила меня за руку.

Я резко обернулся и оттолкнул ее. Она попятилась и ударилась о «порш» – взревела охранная сигнализация, замигали фары.

– Вбей это в свою хорошенькую тупую головку – все кончено. Я тебе ни хрена не должен.

Ее глаза превратились в две холодные щели, по обеим сторонам узкогубого рта образовались глубокие морщины. Оскалилась:

– Ты что о себе возомнил, черт возьми? – Плюнула – беловатый пенистый комок шлепнулся мне на грудь.

Я повернулся и пошел прочь.

– Ничего не кончено, Эш! Ты слышишь меня? Ничего не кончено!

– Сейчас получше? – Я задернул занавеску.

Доктор Макдональд сидела, нахохлившись, на краешке больничной каталки. Левый глаз почти заплыл, лоб и щека закрыты марлевой повязкой.

– Нет.

– Доктор сказал, что могло быть гораздо хуже. По краю прошло, честное слово.

Она хмуро посмотрела на меня:

– Больно очень.

– Я предлагал болеутоляющее.

– Я не беру таблеток от человека, которого почти не знаю… в смысле, там что угодно может быть – «отключка»[39] или кетамин.

– «Отключка», кетамин? Можешь мне поверить – ты не в моем вкусе.

Доктор Макдональд слегка надула нижнюю губу, потом напружинилась и спрыгнула с каталки.

– Место захоронения, – сказала она, сделав вид, что не услышала моих слов, – это какая-то глупость, я не имею в виду парк, парк – это не глупость, но закапывать в нем труп – вот это глупость. Доступ имеет сравнительно ограниченное количество людей, но вы только представьте – а что если кто-нибудь выглянет из окна и увидит, как вы закапываете большой пластиковый сверток? А кто такая Дженнифер?

Не твое сопливое дело – вот кто она такая.

Бросил пластиковый стаканчик с недопитым кофе в мусорное ведро.

Можно сказать, что за последние двенадцать лет Кэмерон-парк был местом совершенно заброшенным. Муниципалитет срезал бюджет на эксплуатацию, жителям сообщили, что теперь это входит в их обязанности, – тут-то все и накрылось.

По коридорам эхом загуляли обычные звуки отделения неотложной помощи: приглушенная ругань, рыдания какого-то юнца и пьяное пение.

– Когда делали поквартирный опрос, разговорились с одной старушенцией, которая прожила там лет шестьдесят. Говорит, что люди все время оставляют в парке мусор из своих садов.

– Ну, это говорит о том, что они поступают несознательно.

Доктор Макдональд хмуро посмотрела на пол. По потрескавшемуся линолеуму шли разноцветные прямые линии: желтая, синяя, красная, лиловая, белая и черная. Она поставила на черную линию одну ногу, потом вторую. Развела руки в стороны и пошла по ней, пошатываясь, как канатоходец по натянутой веревке.

Я показал рукой в другом направлении:

– Выход там.

Она продолжала идти.

– А в ту сторону – морг, да?

– Нет, в ту сторону – покойницкая. Слишком много смотрите американских сериалов.

– Звучит гораздо элегантнее – «покойницкая». Морг набит жертвами серийных убийц, а покойницкая – это то место, куда ты приходишь, чтобы попрощаться с двоюродной тетушкой Несси, ушедшей из жизни в почтенном возрасте девяноста двух лет.

– И все равно вы идете в неверном направлении.

– Иди по маленькой черной линии. – Она схватила меня за руку и радостно подпрыгнула. – Как Дороти в «Волшебнике страны Оз»[40].

За угол и все дальше и дальше по больничным коридорам. Растрескавшаяся грязная краска, ободранные и помятые передки больничных каталок, пол в заплатках, заклеенных серебристой лентой, картины, разбавляющие беловато-розовую монотонность, – в основном портреты и пейзажи, выполненные школьниками…

Доктор Макдональд едва на них взглянула.

– Детектив-старший инспектор Вииибер – это из немецкого конечно же, но почему не произносится как «Вебер» или «Вейбер»… в смысле, я уверена, что он отлично знает, как произносить свое имя, но…

– Вебер позволит Смиту привыкнуть говорить «Виибер», это продлится недели две, а потом, специально для него, изменит произношение. Снова вздрючит за то, что его имя произносится неправильно, и все пойдет по новой. – Я улыбнулся. – Я видел, как Вебер подобным образом месяцами развлекался. Просто удивительно, как быстро подобные мелочи могут сломать человека.

Она пожала плечами:

– Кажется, слишком жестоко…

– Так ему и надо – он полный кретин.

Мы еще немного помолчали, наслаждаясь смешанной вонью дезинфектанта и тушеной цветной капусты.