– Вообще-то… – Я, не спуская глаз с журналистки, протиснулся в комнату. – Может быть, поговорим об этом наедине?

Иэн покачал головой:

– Все, что вы нам скажете, мы все равно передадим ей. А она расскажет всему миру, как все есть на самом деле, а не это дерьмо из пресс-релизов, которое вы выдавливаете по капле. Правду расскажет.

Журналистка встала и протянула руку:

– Джин Буханан, независимый журналист. Хочу, чтобы вы знали, я в высшей степени уважаю полицию за ее работу в этом трудном…

– Мистер Макмиллан, расследование еще не закончено, и если мы хотим схватить человека, ответственного за похищение…

– …в интересах общества рассказать, – не унималась журналистка.

– …остановить его, чтобы это не случилось снова. А мы не сможем сделать этого, если эти паразиты будут сообщать обо всем, что мы…

– Паразиты? – Профессионально поставленный голос дрогнул. Журналистка ткнула в меня пальцем: – Слушай меня, Солнышко. Джейн и Иэн имеют право на вознаграждение за то, что они расскажут, и вы не сможете ничего подвергнуть цензуре.

Иэн мрачно посмотрел на меня:

– Да пошли вы! Пошли вы все! Хелен это не вернет, правда? Она мертва. Он убил ее год назад. И мы ничего не сможем сделать, чтобы это изменить. – Он прикусил губу и уставился на жалюзи на окнах. – Не важно, что мы хотим, все равно газеты будут писать об этом. По крайней мере, мы получим… Почему мы должны бесплатно делиться нашей болью?

Жена села рядом с ним и взяла его за руку. Так они сидели вдвоем и молчали.

Возможно, он был прав. Почему он должен был позволять шакалам рвать на куски свою дочь бесплатно? Деньги Хелен не вернут, но, по крайней мере, это будет что-то. Что покажет, что они не бессильны. И они не будут посреди ночи корчиться без сна в своих кроватях в поту и ознобе… Правда, я в этом сомневался.

Журналистка откашлялась и вздернула подбородок, потом снова села на стул и стала царапать что-то в своем блокноте.

Доктор Макдональд присела на корточки перед диваном, потом положила руку на колено Иэна:

– Все хорошо. Каждый по-своему справляется с проблемами. Если это лучше всего для вас… ну, мы все что можно сделаем, чтобы вам помочь. А сейчас расскажите мне о Хелен…

Я попятился из комнаты.

На стене у Хелен Макмиллан висели почти те же самые плакаты, что и у Кети. Правда, группы в основном принадлежали к безвкусно-пластиковому направлению музыки проекта «Икс-Фактор»[21], в то время как Кети любила претенциозно-тоскливый эмо-рок[22]. В остальном же настроение было одинаковым: это вещи, которые мне нравятся, и это объясняет, кто я такая.

У Ребекки это были «Никлбэк» и «Пуссикэт Доллз»[23]. Она всегда была странным ребенком.

– Нашли что-нибудь?

– Мммм? – Я оторвал взгляд от громоздкого рабочего стола в углу спальной комнаты.

– Вы нашли что-нибудь? – В дверях стояла доктор Макдональд.

– Ищу…

Посредине односпальной кровати, в окружении разноцветных плюшевых медведей, устроился громадный пушистый розовый носорог. Все было разложено в идеальном порядке. Покрывало и наволочки гладкие и хрустящие, как будто их регулярно меняли, – бесполезно искать спрятанные тайны под матрасом, если кровать Хелен перестилали в течение всего года с тех пор, как она пропала. Даже если там что-нибудь и было, все уже было давным-давно найдено. Но я все равно проверил. Только деревянные планки основания кровати да пластиковые коробки для хранения вещей, которые я уже просмотрел.

– Эш, с вами все в порядке?

Матрас плюхнулся обратно на деревянную раму.

– Они рассказали что-нибудь дельное?

– Вы не будете возражать, если я буду называть вас Эш, ладно? Мы будем работать вместе, и называть вас детектив-констебль Хендерсон кажется мне ужасно формальным, и еще вы выглядите встревоженным или, может быть, обеспокоенным, и если по-правде, то слегка подавленным – это, наверное, из-за ссоры с журналисткой… ее заявления мне кажутся слишком острыми, не правда ли, это совсем не…

– В таком случае я отвечаю «нет». – Я подоткнул простыню и расправил покрывало. Чтобы выглядело не совсем так, как будто я вломился в спальню их дочери. – Первая открытка самая тяжелая… Ну, скажем так, они все просто ужасные, мать их, но первая открытка – это когда вы осознаете, что ваша дочь не сбежала, что с ней случилось это… – Я поперхнулся. – Это должно быть просто ужасно.

– Они сказали, что Хелен была девочкой тихой, любила книги и своих песчанок и по воскресеньям ходила к бабуле на ланч. Она не была неуправляемой, не пила и не баловалась наркотиками… или там с мальчиками. Не правда ли, это так грустно – мы живем в такое время, когда людям приходится спрашивать себя, не трахается ли с кем-нибудь их двенадцатилетняя дочь, не принимает ли она наркотики. А вы еще говорите: «Вот когда вы узнаете, что ваша дочь…»

– А что случилось с песчанками? – Я еще раз внимательно осмотрел комнату. Клетки нигде не было.

– Они умерли. Когда об этом заходила речь, язык тела[24] у Иэна становился оборонительным. Он, наверное, ухаживал за ними месяца три-четыре с тех пор, как она пропала, сначала это было долгом, потом превратилось в сделку: если я сохраню этих песчанок живыми, она вернется к нам, – и чем дольше это длилось, тем больше они отчаивались. Эти песчанки становились символом исчезновения Хелен, а потом они стали ответственными за него, и постепенно Иэн прекратил их кормить, и они умерли.

– Какая милая…

– Или, что тоже возможно, однажды ночью он напился и забил их до смерти молотком. – Доктор Макдональд повертела в руках очки. – Детектив-старший суперинтендант Дики сказал мне, что вы все еще поддерживаете связь с родителями Ханны Келли?

– У Ханны не было песчанок.

– Ее дом такой же, как этот, и они тоже сделали из него святилище в ее память… и они что, так же ждут, что она однажды вот так вот возьмет и вернется, как будто ничего не было?

Пока я ворочал матрас, розовый носорог упал на пол. Я поднял его. Пушистый. Мягкий. Теплый.

– Ее родители больше здесь не живут. Раз пять переезжали за последние восемь лет, и он все время находил их. Каждое шестнадцатое сентября – очередная открытка.

Доктор Макдональд обняла себя одной рукой и, склонив голову набок, мрачно уставилась на висящие на стене над рабочим столом книжные полки. Они были забиты книгами в твердых переплетах: штуки две в кожаном – Диккенс, Клайв Стейплз Льюис[25], другие – в выцветших картонных обложках: Иэн Флеминг, Джилли Купер, Харпер Ли[26]. Было еще несколько, которые выглядели, так, словно были обернуты в прозрачные пластиковые обложки: Энтони Горовиц, Габриэль Кинг[27], пара Гарри Поттеров и какое-то вампирское дерьмо. Она сняла с полки «Лунного гонщика»[28], пролистала – морщины между бровями стали глубже. Потом, прикусив нижнюю губу, проделала то же самое с «Львом, Колдуньей и Платяным Шкафом»[29].

– Я уже просмотрел их. Никаких секретных записок между страницами не спрятано. – Посмотрел на часы: – Пора двигаться.

Никакой реакции. Она все так же, прищурившись, смотрела на книгу.

– Эй? Вы здесь?

Моргнула:

– Да, конечно, уже пора.

Доктор Макдональд сунула книгу обратно на полку и взяла с тумбочки фотографию в рамке. На ней была маленькая девочка в розовом платье принцессы, с тиарой на голове, волшебной палочкой в руке и парой крылышек за плечами. Улыбка во весь рот. Двух зубов не хватает. Ярко-рыжие волосы собраны во что-то вроде пучка. Она держала в руках хеллоуинскую тыкву – сквозь оскаленный рот сверкала свеча.