— Вам нет нужды так стараться, — она заставила себя говорить спокойно. — Я могу договориться…

— Никаких договоренностей, — он потащил ее к переходной галерее. — Я по горло сыт чертовыми договоренностями. Нельзя, чтобы меня видели таким. Она даст мне лекарство. Я ее заставлю. Они все умирают, я их чувствую…

Во дворике раздались крики, заглушившие рев яогуай. Хобарт остановился, и Лидия, обернувшись, увидела, как во двор врываются темные фигуры, едва различимые в свете луны, а навстречу им из флигеля выскакивают Иные. Грохнул дробовик. В темноте мелькнула белая борода, на мгновение блеснули круглые стекла очков и самурайский меч. Лидия вскрикнула:

— Джейми! — и Хобарт тут же схватил ее за талию, поднял над землей и зажал ей рот грязной рукой.

А затем он бросился бежать. С поразившей ее скоростью (едва ли яогуай могли двигаться быстрее) он пронесся по галерее и пересек дворик. Лидия отбивалась, пытаясь вывернуться и сбросить ладонь, почти не дававшую ей дышать, но Хобарт лишь усиливал хватку. Совсем рядом она слышала его тяжелое дыхание, и была в нем какая-то звериная хрипотца, которая напугала ее. Хобарт почти утратил рассудок. Что же будет дальше?

Выломанные ворота, пологий берег мелкого озера, покрытого мутным грязноватым льдом, мраморный мост на перешейке между северным и южным водоемом, ведущие в темноту потрескавшиеся ступени… Хобарт остановился, поставил ее на землю и огляделся.

— Помню это место, — выдохнул он. — Невероятно…

Он заговорил с неожиданной мягкостью, будто во сне:

— В жизни здесь не был, но все же помню это место. Они здесь бывали, там дальше есть нора, потом подвалы… много, много подвалов, один за другим… они приснились мне.

Затем он вздрогнул, поднес руку к голове, и его лицо исказилось от боли.

— Они умирают. Они кричат, когда умирают, кричат у меня в голове. Словно от моего мозга отрывают кровоточащие куски. Я отведу тебя туда, потом вернусь, поговорю с ней… заставлю ее отдать мне лекарство. Оно помогло ее ребятам, или помогло бы, если бы их не убили…

— Она не может дать вам лекарство, — прохрипела Лидия. — Она мертва. Понимаете? Она мертва.

Хобарт дернул ее за руку и ударил. Наполовину оглушенная, Лидия обмякла, но он рывком поднял ее, удерживая перед собой. Его глаза в лунном свете напоминали зеркала.

— Ты врешь, — прошипел он. — Но это ты зря. Хитрая сучка.

Он вдруг ухмыльнулся, оскалив окровавленные зубы, и погладил ее по щеке.

— Но красивая…

За его спиной возникла вторая пара блестящих глаз, длинная белая рука подхватила его под подбородок, вторая уперлась ему в плечо. Хобарт взревел, развернулся (Лидии никогда еще не приходилось видеть столь быстрой реакции у живого человека), отшвырнул ее прочь и полоснул по Исидро когтями. Таким Исидро становился после долгого голодания: похожий на призрака, ослабевший, не способный поддерживать обманчивый образ. Он уклонился, попытался вырвать руки из захвата …

И тогда Лидия отточенным, словно после многократных повторений, движением ударила Хобарта коленом в пах.

Хобарт рухнул на нее, как подрубленное дерево, подминая своим весом, и Исидро, прошипев какое-то ругательство, наклонился и коротким рывком свернул ему шею.

— Dios, — вампир скатил с нее отвратительный труп и протянул ей руку, помогая встать. Пальцы у него походили на промерзшие кости, длинные волосы лезли в глаза. — Сударыня, я…

В то же мгновение Джейми в дюжине ярдов от них крикнул «Нет!». Грохнул выстрел.

Тело Исидро выгнулось, на белой рубашке проступило кровавое пятно. На краткий миг он судорожно сжал ее руки в своих, их глаза встретились, словно он собирался что-то сказать ей. Она слышала топот бегущих ног, видела, как к ним спешат Джейми и Карлебах, как Эшер пытается вырвать у профессора дробовик…

Затем глаза Исидро закрылись. Его пальцы выскользнули из ее рук, а на лице отразился неземной покой. Он сделал шаг назад и беззвучно упал в непроницаемо-черные воды озера.

— Он был вампиром, — только и сказал Карлебах. — Он убил тысячи людей. И вы плачете по этой твари? Что вы за женщина?

Эшер знал, что не сможет переубедить старика. Он опустился на колени и привлек к себе Лидию. Чувствуя, как ее бьет дрожь, он тихо ответил:

— Женщина, которая чудом уцелела и видела, как убили ее спасителя.

Карлебах выпрямился, обретя сходство с суровым ветхозаветным пророком, чьими устами господь изрекает свою волю:

— Он был вампиром.

Казалось, он позабыл обо всем, что случилось с ними в Китае, и больше ничего не желает знать.

Над крышами усадьбы Цзо взметнулись желтые языки пламени, осветив угловатую фигуру графа Мицуками, который спускался к ним от выбитых ворот.

— Госпожа Эсу…

— Цела, — Эшер поднялся на ноги, все так же прижимая к себе жену. Боль в боку и крайняя усталость словно отступили на время. Лидия спрятала лицо у него на плече, судорожно вцепившись в рваный рукав пиджака; она не могла говорить и не в силах была встретиться взглядом с теми, кто стоял рядом. — Я отнесу ее в гостиницу. Вы здесь закончите?

Он посмотрел на поднимающееся над крышами огненное зарево.

— Уже закончили, — должно быть, Мицуками слил бензин из своего автомобиля или же наткнулся на запасы лампового масла, хранившиеся неподалеку от тюрьмы Ли. — Я даже отправил человека за пожарными.

— Спасибо, — Эшер чувствовал себя полностью вымотанным. Все мысли и чувства покинули его, он знал лишь, что Лидия жива и невредима.

А Исидро наконец мертв.

Юный рядовой Сэки, чье лицо покрывала меловая бледность, подкатил автомобиль к тому месту, где переулок Большого тигра выходил на берег озера. Эшер поднялся на невысокий склон, разбивая каблуками смерзшийся песок, осторожно положил Лидию на заднее сиденье и прикрыл ее найденным там же пледом. Карлебах, все такой же суровый и непреклонный, молча сел рядом с водителем, держа в руке дробовик.

«Ему есть из-за чего сердиться», — устало подумал Эшер, прикрыв глаза. Он поступил правильно, по законам божеским и человеческим, и не услышал ни слова благодарности. Никто не посочувствовал старику из-за смерти человека, которого он любил как родного сына. Хуже того, его предал друг, который, по его мнению, все больше и больше поддавался обманным вампирским чарам.

Неудивительно, что он спустил курок, пусть даже Исидро спас Лидии жизнь. Застрелить Исидро значило принести освобождение, вырвать Эшера и его жену из-под власти вампира.

Он прав. Эшер откинулся на кожаную спинку сиденья. Лидия лежала, положив голову ему на колени, и ее спутанные волосы под его ладонями казались влажным шелком. Она жива. Она невредима. Карлебах прав.

Мысленным взором он видел, как изгибается тело Исидро, когда в него входит заряд серебряной дроби. На белой рубахе выступает кровавое пятно, бесцветные волосы тонкой паутиной падают на изможденное лицо, покрытое шрамами. Бесстрастное, холодное лицо, на котором не отражается ни боль, ни радость, ни гнев, ни сожаление. Лицо диковинной статуи, изваянной из слоновой кости, воздуха и времени.

А потом Исидро упал в ледяную черную воду.

В небытие. В смерть. В ад. Куда ведут тысячи, десятки тысяч и сотни тысяч железных ступеней…

На следующий день Карлебах сообщил, что он поменял билет и вместо того, чтобы вместе с Эшерами отправиться домой на «Ровенне» в конце месяца, уже на следующей неделе отплывет из Шанхая на борту «Лиллибуро».

В ночь на двадцатое ноября Эшеру приснился дон Симон Исидро.

В компании Элен и Миранды он проводил ребе Карлебаха на шанхайский поезд; Лидия по-прежнему не выходила из своей комнаты. Он предложил учителю поехать вместе с ним, а когда тот отказался (сославшись на то, что миссис Эшер нуждается в поддержке мужа), договорился с Пэй Чжэнканом, посольским клерком, который согласился присмотреть за Карлебахом в дороге и проследить, чтобы тот в целости и сохранности добрался до своего корабля. На платформе профессор обнял его, и Эшер ощутил, насколько немощен и слаб его друг, казавшийся таким несгибаемым и твердым. Карлебах прошептал его имя, и он ответил: «Спасибо». Уточнять, за что он благодарит старика, Эшер не стал. Оба они знали, инстинктивно чувствовали, что никогда больше их отношения не станут прежними.