Не самый подходящий момент для того, чтобы просить об услуге. Даже если бы Эшер только что не встретил того, кто, будь он живым или мертвым, мог рассказать ему о пугающей находке, которая заставила его преодолеть тринадцать тысяч морских миль и приехать сюда, в самый дальний уголок мира, затронутого британским влиянием, — в новообразованную Китайскую республику.
В полумраке, создаваемом плотными шторами винного оттенка, глаза вампира по-кошачьи отражали проникающий из салона электрический свет. Эшер сунул руку в нагрудный карман и нащупал страницы, которые вырезал из августовского номера «Журнала восточной медицины». За шесть недель, проведенных на борту «Принцессы Шарлотты», он сотни раз читал и перечитывал статью, но по-прежнему не хотел верить.
— В прошлом году в Праге мы говорили об обитающих там немертвых существах, которые не являются вампирами, — сказал он. — Тогда вы назвали их Иными.
В знак согласия Исидро лишь слегка прикрыл глаза — движение, заменяющее кивок у живого человека. Неподвижность вампира ничем не походила на окоченение смерти или статичность неживой природы; скорее, создавалось впечатление, что за триста пятьдесят лет он безмерно устал от общения с миром живых.
— Вам доводилось видеть их?
— Один раз. Как и вампиры, они очень хорошо умеют скрываться, — в его мягком шепоте до сих пор сохранялись отзвуки старого кастильского наречия, на котором Исидро говорил в шестнадцатом веке. Эшер подумал, что девушка за пианино (которая сейчас исполняла чарующую вариацию шубертовской «Серенады») не заметила ни вампирских клыков, ни того, что ногти у Исидро были длинными, блестящими, плотными и острыми, как когти. Такова была природа психического воздействия, которое вампиры оказывали на людей.
Вряд ли она заметила, что он еще и не дышит.
— Так хорошо, что даже вампирам их трудно обнаружить?
Еще одно едва заметное шевеление век.
— К тому же наш мозг не в состоянии повлиять на их восприятие, как это происходит с людьми. Возможно, частично причина в том, что они обитают на речных островах, скрываясь под мостами, что позволяет им пользоваться нашей… несостоятельностью, — с высокомерной неприязнью он уклонился от признания в слабости, — связанной с проточной водой.
— Самим им эта особенность не свойственна?
— Нет. Как вы понимаете, я не решился приблизиться к ним, — Исидро натянул перчатки из серой французской замши и разгладил тонкую, как шелк, кожу. — Они поедают вампиров так же, как и живых людей, как и все, что им удается поймать.
— Тогда вы сказали, что они водятся только в Праге.
— Я лишь повторил слова пражского мастера. То же самое я слышал и от мастеров Берлина и Варшавы. В Аугсбурге, Москве и прочих городах никогда не слышали о подобных созданиях.
— А теперь они обнаружились в Китае.
Крохотная линия, похожая на след от тонкого пера, на мгновение появилась в уголке губ Исидро, чтобы тут же исчезнуть.
— Что еще вам рассказал мастер Праги?
— Только то, что я вам тогда же и сообщил. Что впервые они появились во время эпидемии чумы, пять с половиной столетий назад. Что они скрываются в подземельях и тоннелях, которыми пронизана старая часть города. Вероятнее всего, размножаются они так же, как и вампиры, посредством заражения крови, хотя и не проходят через смерть, как то свойственно нам. Физически они не являются бессмертными; скорее, их очень, очень сложно убить.
— Они стареют и умирают?
— Об этом мастеру Праги ничего не известно, — вампир вдруг повернул голову, словно услышав какой-то звук в саду, хотя до Эшера, помимо разговоров в наполненной людьми комнате, доносился только вой ветра.
«А ведь он нервничает, — заинтересованно подумал Эшер. — Нет. Он напуган».
— Из слов мастера Праги следует, — продолжил Исидро как ни в чем не бывало, — что Иные сохраняют некое подобие сознания, но утрачивают личность, которая и делает меня Симоном, а вас — Джеймсом. Они скорее похожи на стайных животных или рыб в косяке. Как и вампиры, они гибнут под лучами солнца, хотя в их случае полное уничтожение занимает намного больше времени, и так же не переносят прикосновений серебра, чеснока и боярышника. Подобно вампирам, они сохраняют органы размножения, хотя и не могут более ими пользоваться. Разве ваш еврей, тот старый ученый, с которым вы прибыли в Китай, этого не знает?
— По большей части нет, — Эшер отметил, что вампиру известно, в чьей компании он путешествует. — Основным предметом изучения профессора Карлебаха были вампиры.
Исидро снова на одно мгновение сжал губы, видимо, вспомнив все то, что мастер Праги поведал ему об ученом Соломоне Карлебахе.
— Он не знает, есть ли у них мастера и птенцы, как у вампиров, и могут ли они общаться между собой. Никто ни разу не слышал, чтобы они говорили.
— Эшер, старик!
Эшер повернулся на раскатистые звуки приветствия, протягивая Хобарту руку.
— Эддингтон сказал, что ты здесь меня ищешь. Очередные темные делишки, а?
Эшер прижал палец к губам, хотя жест этот был шутливым лишь наполовину. Старший переводчик британского посольства ухмыльнулся и затряс протянутую руку так, словно это был рычаг насоса. Эшер не стал представлять Исидро, с полным на то основанием предположив, что Хобарт даже не подозревает о присутствии вампира, чей изящный силуэт скрывался в сумраке между шторами и окном.
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь за меня поручился, — сказал Эшер. — Сказал бы всем, кто начнет расспрашивать — а я почти уверен, что в немецком посольстве мною заинтересуются, — что знает меня еще с Оксфорда, господи ты боже мой, и я оттуда за двадцать пять лет ни разу носу не высовывал.
— Ха! Так я и знал! — Хобарт снова обнажил в усмешке желтые зубы, вторя блеску светло-голубых глаз. — Все эти вылазки в Шаньдун в девяносто восьмом, немецкий акцент, побитая молью борода…
— Я не шучу, Хобарт, — спокойно ответил Эшер. — Если ты смог меня тогда узнать, вполне возможно, что кто-нибудь узнает меня и на этот раз. Поэтому для меня жизненно важно, чтобы у любопытствующих пропало желание расспрашивать, или же чтобы они как можно быстрее сбились с правильного пути.
— Можешь положиться на меня, старик.
Здоровяк отсалютовал ему, затем посерьезнел и бросил косой взгляд на немецких военных, собравшихся у противоположной стены салона. Они беседовали с одним из помощников Юань Шикая, лощеным мужчиной, чем-то похожим на хорька; на его руку опиралась красивая китаянка лет пятидесяти. Понизив голос, Хобарт добавил:
— Гансы сейчас с Юанем — друзья не разлей вода. Готов поклясться, это они стоят за всеми теми займами, что он получил в европейских банках. Этот тип — Хуан Дафэн, у Юаня он ведет дела с городскими криминальными «шишками». А женщина — ни за что не догадаешься — управляет половиной пекинских борделей… Бьюсь об заклад, сэру Эллину это и в голову не приходит, — Хобарт кивнул в сторону гостиной, где их хозяин и его остролицая жена о чем-то говорили с одетым в белый фрак дворецким-китайцем, и скорчил гримасу. — С такой-то женой, которая вечно сует нос куда не просят, сэр Эллин вряд ли знает, что такое певичка.
Он был одним из самых старых служащих в Китае и прожил в Пекине двадцать лет, за которые успело смениться несколько министров, атташе и дипломатов.
— Если понадобится помощь, я или Ричард… ты знаешь, что мой сын тоже здесь? Служит секретарем — мне нужен был человек, на которого я мог бы положиться… к тому же мальчика надо было увезти подальше от его лондонских знакомых, если быть совсем честным. Так вот, если тебе понадобится помощь…
Эшер вскинул руки:
— Мое дело маленькое. На этот раз я и в самом деле приехал сюда только за глагольными формами и легендами, в особенности за легендами о крысолюдах — шу-жэнь, или шу-гуай. А также чтобы встретиться с доктором Кристиной Бауэр.
— О, господи, с ней! — Хобарт снова скривился. — Эта твоя миссионерка работает на кайзера, если тебя интересует мое мнение. За последний год полковник фон Мерен ездил к ней в Минлян раз десять, не меньше, и даже не пытайся меня убедить, что причиной тому были ополченцы, которых там как блох на собаке. Минлян — это та деревушка, где у твоей Бауэр церковь и так называемая больница. В окрестных горах и пещерах можно нанять целый взвод, и никто в Пекине не будет об этом знать. Я отправлю с тобой Ричарда…
