Такая простая мысль поразила Родика. Он вдруг понял, что город — это не дома, не улицы, не парки. Это живой организм, кровь которого — люди. Организм умирает от на первый взгляд незначительного изменения состава крови. Город — аналогично. Душанбе покинули всего пять-шесть процентов жителей, но тех, без которых он стал мертвым скоплением построек. В них, конечно, существуют жители, но основным занятием их является отправление физиологических потребностей. Они как плазма крови, от которой мало что зависит в организме. Ее легко без вреда, а то и с незначительной пользой заменить. Так и этих людей, но город от их замены не оживет. Возможно, что реанимировать его вообще не удастся. Как не удалось реанимировать крупнейшие цивилизации, погибшие по той же причине. На руинах этих цивилизаций возникли другие… Вопрос — цивилизации ли? С чем сравнивать? Какие ценности безвозвратно утрачены? Каковы критерии? Ответы на все эти вопросы относительны и зависят от степени развития отвечающего, его потребностей, воспитания. Получалось, что понятие прогресса и регресса относительны. «Что для русского хорошо, то для немца — смерть», — вспомнил Родик известную пословицу.

Философские размышления прервала Окса. Зайдя в спальню, она присела на край кровати и, взлохматив Родику волосы, потребовала:

— Вставай, завтрак готов.

Он приобнял ее за талию и увлек в постель. Окса, слабо сопротивляясь, неуверенно сказала:

— Все остынет.

— Пусть, — отозвался Родик, расстегивая ее халат. — У нас редкая возможность. Будем два дня заниматься сексом. Давно такого не было.

В понедельник утром Родик, снедаемый нетерпением, позвонил председателю банка. Его на месте не оказалось. Тогда он связался с начальником кредитного отдела. Тот сообщил, что в пятницу был кредитный комитет и все в порядке. Обрадовавшись, Родик поспешил в банк, надеясь ускорить получение денег. Паркуясь, он заметил Председателя. Тот, судя по всему, только что подъехал. После обмена приветствиями Родик, будучи уверен, что все проблемы позади, спросил:

— Когда можно получить деньги?

— Боюсь, что не скоро… Или вообще никогда.

— Это шутка? — опешил Родик. — Кредитный комитет принял положительное решение. Я звонил, узнавал. Наши договоренности…

— Я только из Совмина. Все внутренние операции с рублями приказано прекратить. Деньги зачислить на корсчета и заморозить. Мы с вами опоздали на один день. Большего сказать, Родион Иванович, не могу. Просто не владею ситуацией. Готовится какое-то постановление или решение о рублевой зоне СНГ.

— Как долго будет такая неопределенность?

— Не знаю. Полагаю, что в вашем случае это не имеет значения. У вас в запасе всего неделя. Маловероятно, что так быстро что-то изменится. После тридцатого наши рубли потеряют для вас смысл, хотя решать вам. Я от своих обязательств не отказываюсь.

— Пропустить деньги сегодняшним утром не получится?

— Слишком большая сумма. По мелочи я это сделаю. В пятницу еще несколько решений вынесено. Там социальные программы и очень небольшие деньги, до десяти миллионов. Вас это не устроит. Да и у вас кредит, а не линия. Ничего не могу сделать, извините. Хотите, поднимайтесь ко мне — попьем чай.

— Спасибо. Мне надо без чая переварить случившееся. Если вдруг что-то изменится — известите меня. Я готов удвоить нашу договоренность.

— Хоп. Однако вряд ли что-то отменится. Хотя… Не говори хоп, пока не перешел арык. Сейчас указания только устные. Будем на связи.

— Спасибо. Я к вечеру перезвоню.

Родик в полностью растрепанных чувствах вернулся домой. Он никак не мог смириться с тем, что его огромные усилия завершились ничем лишь из-за того, что он где-то задержался на один день.

— В ванне, дурак, нежился. Грязь смывал. Тряпка. Философ. Идиот. Надо было жестко наседать на Абдулло Рахимовича, а не кататься с ним по области, переживая проблемы таджикского народа. Один день… — корил он себя, а ум, ища оправдание, подсказывал: — Не один день. Кредитный комитет каждый день не заседает. Все было предрешено, когда попросили гарантийное письмо. Его за день не сделаешь. Сумма огромная.

Терзания и поиски оправданий сменяли друг друга, не принося Родику облегчения. Небывалое возбуждение овладело им. Не в силах успокоиться, он метался по квартире.

Окса, видя его состояние, ушла на кухню и затихла.

Родик, не зная, что предпринять, схватил телефонную трубку и попытался дозвонится до Абдулло Рахимовича. В приемной ответили, что его нет. Он попросил позвать Нурмата, но и того не оказалось. Тогда он спросил номер телефона винзавода. Набрав этот номер, долго слушал длинные гудки. Звонить Султону было бессмысленно. Остальные знакомые помочь ничем не могли. Наверное, помочь не мог уже никто.

Родик прилег на диван и постарался успокоиться, представляя себя красным карликом, растворяющимся в солнечных протуберанцах. Этот прием он практиковал уже давно. На этот раз он сработал, и Родик то ли задремал, то ли перешел на какой-то духовный уровень, о котором ему рассказывали «лейтенант» и «майор». Приятное расслабление овладело им. Голова потяжелела, и мрачные мысли отпустили. Перед взором вдруг появилась подаренная Оксе статуэтка Шивы. Она ожила и принялась делать какие-то замысловатые движения, сначала руками, а затем и всем телом. Движения перешли в танец. Она приблизилась, и ее миндалевидные глаза неестественно расширились, из них заструился отсвечивающий блестками поток неизвестной субстанции…

Вдруг раздался резкий звук, разрушивший только рождающуюся иллюзию. Родик вскочил и почувствовал страшную головную боль. Звук повторился, отозвавшись, казалось, во всех клеточках его организма. Родик неимоверным усилием заставил себя сосредоточиться и понял, что кто-то звонит в дверь. Вместе с этим пониманием отступила и боль. Боясь встать, он крикнул:

— Окса, открой дверь! Звонят.

— Сейчас открою, — отозвалась Окса.

Он услышал звук отпираемых замков, а потом голоса. В комнату вошла Окса и сообщила:

— Это к тебе. Какой-то незнакомый человек. Такой… Солидный. И говорит странно.

Родик поднялся с дивана и вышел в коридор. Там, не закрывая за собой входную дверь, переминался Иранец.

— Здравствуйте, — пожимая протянутую руку, поприветствовал его Родик. — Как вы меня нашли?

— Рад вас опять лицезреть. Душанбе — город небольшой, милостивый государь. Все все знают-с. Особенно про такого заметного человека, как вы-с. Я прошу прощения за незваное появление. Проезжал мимо. Позволил себе нарушить ваш покой. Могу ретироваться. Скажите, когда мы можем встретиться, а то по телефону вас больно трудно застать.

— Проходите, пожалуйста. Окса, сделай чай, — пригласил Родик, вспомнив, что на выходные он отключал телефон.

Иранец, сняв ботинки, в белоснежных носках направился к комнате.

— Надевайте тапочки, — предложил Родик.

— Спасибо, мне так удобнее, — отказался Иранец.

— Извините, но самое странное, что я до сих пор не знаю вашего имени. Мы столько общались…

— Зовите меня Алпамыс.

— Красивое имя. Если не ошибаюсь, означает «богатырь»? А по отчеству как?

— Достаточно имени. С отчеством у меня все не так просто. Больно трудное оно. Вообще-то нынче я к вам по делу-с. С предложением…

— Присаживайтесь. Я к вашим услугам.

— Извольте, милостивый государь. Не буду ходить кругом. Сделайте одолжение… Скажите, вам не надоело заниматься коммерцией?

Родика столь неожиданный вопрос почему-то взволновал. Мозг начал искать причину происходящего. В задумчивости он встретился взглядом с гостем.

Что-то произошло. Время замедлило бег. Родик с удивлением увидел, как в комнату вплыла Окса с подносом в руках. Над столом начали парить пиалы, чайник и вазочки со сладостями. Из чайника заструилась мутная жидкость, порождающая массу медленно опускающихся брызг.

Родик резко тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения. Резкая боль пронзила его, но все опять приобрело реальные очертания. Окса пододвинула к нему пиалу с чаем и удалилась. Он бессознательно отхлебнул, не почувствовав вкуса, и подумал: «Наверное, необычные события сегодняшнего дня выбили меня из колеи. Похоже, давление скакнуло. Так и инсульт можно заработать».