Антей, я не могу понять тебя!

Так резко ты с Федоном обошелся,

А чем он виноват?

Ты все слыхала?

Так надо было слушать хорошенько.

Быть может, это по сердцу тебе,

Что на позор для нас твоя фигура

Поработителя украсит дом?

Какой позор? И кто поработитель?

Чем Меценат виновен, если дед

Его иль прадед с эллинами бились?

Теперь же Меценат не отбирает

У нас сокровищ никаких насильно,

А покупает и недурно платит…

Тем золотом, что римляне сдирают

С порабощенных, даже с нас самих.

Не сам же Меценат его сдирает.

Ты, получив отцовское наследство,

Не спрашивал, кто, как его добыл.

Я знал – оно добыто было честно.

Так, верно, думает и Меценат

О том наследстве, что отец оставил.

Немало он Элладе возвращает,

А ты его за это ненавидишь.

По-твоему, так нужно, чтоб у нас

Произведения искусства чахли,

Чтоб с голоду творцы изнемогали,

Чтоб мрамор плесень ела, струны – ржа,

Чтоб эллины, как варвары, тупели,

Все для того, чтоб Риму не служить?

Довольно служат им, а я не буду.

Нерисса

Никто тебя служить не принуждает.

И разве презирает Меценат

Тебя, к себе как гостя приглашая?

Как гостя? Думаешь и в самом деле,

Что Меценат певца зовет к себе

На оргию для дружеской беседы,

А не для пения гостям в усладу?

А если б ты и спел гостям немного?

Там все равно твои звучали песни.

Но я тут ни при чем.

Как «ни при чем»? Ты дал ученикам списать те песни

И, значит, сам их выпустил на свет.

А то, что римлянин их оценил

Получше земляков,- другое дело,

Вини, коль хочешь, в этом Мецената.

Теперь в Элладе только тот прославлен,

Кого похвалит Рим. Коринф оценит

Певца, когда его он потеряет.

Когда б ты в Рим собрался с Меценатом

И там стяжал заслуженный триумф,-

Ведь Рим умеет прославлять таланты! –

А после этого в Коринф вернулся,

Родные лавры вешнею травою

Тебе бы под ноги тогда стелились.

Топтать родные лавры не хочу я.

Триумфы в Риме – для меня позорны.

Чего ж ты ждешь?

На родине признанья

Без помощи захватчиков любезных.

Когда ж оно придет? Когда умрешь?

Посмертной славой жить – удел обычный

Таких певцов, как ты. Пока живут,

Никто о них не знает, их не слышит,

Как будто похоронены в могиле.

Уйдя глубоко в мысли и мечтанья,

Певцы такие словно недвижимы,

А мимо вакханалией несется

Цветами разукрашенная жизнь,

Бросает розы и венки из лавра

Тому, кто их подхватит на лету.

А вот таким, как ты, достаться могут

Надгробные венки из вялых листьев.

Уж не собрался ль ты повергнуть Рим

Могильной неподвижностью такою?

Будь я, как ты, его б я ослепила

И гением Эллады и своим,

На всех бы сценах царствовала я,

Все форумы и портики взяла бы,

Мое бы имя прозвучало громче,

Чем имя Цезаря. Была бы это

Победа подлинная!

Все б сказали:

«Каких певцов купить умеет Рим!

Совсем уже Эллада обнищала!»

Нерисса, вот единственный венок,

Который я стяжал, но он дороже,

Чем все твои хваленые триумфы.

И коль на гроб венки такие лягут,

Так что ж, пускай скорей приходит смерть!

Антей, пойми! Я больше не могу

Терпеть все это. Можно задохнуться

В могильном воздухе у нас в дому.

Хоть одному из нас быть нужно в свете.

Я так тебя люблю, что я согласна

На то, чтоб славою твоею жить,

Но не могу я жить совсем без славы -

Я эллинка!

И хочешь добиваться

У римлян этой славы?

Пусть у них

Иль у других, но мне потребна слава,

Как хлеб, как воздух, как вода. И если

Ты для меня того добыть не можешь,

Что мне дороже жизни, я сумею

Сама добыть, а только умирать

Я не хочу,- еще я молодая.

Так чем же ты себе добудешь славу?

Тем, чем добыл бы ты,- своим искусством.

Ты все-таки пойти на сцену хочешь?

Ну, что ж, Нерисса, я скажу открыто –

Когда тебя туда влечет не прихоть,

А муза Терпсихора, я не смею

С богиней состязаться. Может, правда,

Ты для Коринфа возродить сумеешь

Таинственные игры Диониса.

О нет, не для Коринфа! Знай, меня

Не здешние рукоплесканья манят.

Хочу, чтоб первенство живой Нериссы

Над каменною Терпсихорой было,

Когда она Танагры танец спляшет

У Мецената нынче.

Что ты, бредишь?

Нет, не в горячке я.

Но ты не можешь

На оргию пойти!

А почему?

Повсюду ходят римлянки – и мы

Могли бы перенять такой обычай…

Приду, скажу: «Мой муж теперь болеет,

Но, чтобы не обидеть Мецената,

Прислал меня, свою жену, к вам в гости»…

Нет, не пойдешь ты!

Ты меня запрешь? Тогда уже я твердо буду знать,

Что ты меня перекупил для рабства.

Но помни, и рабыни убегают.

Ты не надейся на замки.

Нерисса!!

Нерисса

Что, господин мой?