– Ты, Виктор?

– Можно войти?

– Заходи! Что случилось?

– Случилось, да не знаю, что именно. – Виктор рассказал о предупредительном сигнале хозяйки.- Неспроста она так настойчиво махала рукой. Сходи и выясни, почему нельзя мне показываться дома.

– Сейчас.

Мария Александровна приоделась и пошла к Измайловым. У порога ее встретила хозяйка.

– Здравствуйте, дорогая, давно к нам не жаловали, я уже подумала – шить отказываетесь, – нараспев тянула хозяйка и моргнула.

– Нет, отказываться не собираюсь. Только немного приболела, – сориентировалась Барковская.

– Заходите, милая, заходите. – В комнате хозяйка шепнула Марии Александровне: – Всех арестовали, даже малыша…

– Обыск делали?

– Еще какой!

– Что-нибудь нашли?

– Кажись, нет. Все Виктора ждут. Полицаи, окаянные, сидят в комнате. Увидел Виктор у ворот, как я помахала рукой, понял.

– Спасибо за помощь. Пойду.- И во всеуслышание: – Не волнуйтесь, все пошью, дай только бог здоровье. А как муж, здоров?

– Спасибо, здоров.

Мария Александровна не вызвала подозрений у полицейских. Она покинула двор. Дома все рассказала Виктору. Он спокойно обдумывал создавшееся положение. Пришел к выводу, что некоторое время придется оставаться на нелегальном положении. Да, но как же в таком виде появляться на улице?

– Мария Александровна, я не успел переодеться, а в таком наряде…

– А ты не очень торопись, обмундирование получишь, – шутливо перебила Мария Александровна и достала из гардероба синий мужской костюм, синюю шляпу и черные ботинки. Улыбнулась:

– Денег хватит рассчитаться?

– Найдется.

Виктор ночевал у Марии Александровны. А на завтра послал ее к Наташе Косяченко за советом. Наташа передала Виктору, чтобы перебирался к ней, а там решат, как поступать дальше.

Вечером Виктор отправился на Ковельскую улицу. Осторожно ступая, боясь вызвать шум, он подошел к двери дома Наташи и трижды постучал. Молчание. Постучал еще раз. За дверью раздался неуверенный голос.

– Кто?

– Могу починить стулья.

– Будете клеить?

– Нет, гвоздиками. Дверь приоткрылась.

– Заходи!

Наташа Косяченко, высокая, стройная, с игривыми карими глазами стояла в наброшенном на плечи цветном халате. Двое детей – шестилетняя Ира и трехлетняя Лена – спали крепким сном.

– Ну, рассказывай, Виктор.

Виктору пришлось повторить все сначала.

– Наташа, очень прошу, сходи к хозяину дома Болеславу Доминскому, пусть заберется в нашу кладовую. На полке там лежит мешочек с сухарями. Всередине спрятан пистолет. Если его не обнаружили при обыске, пусть возь-мет его и передаст тебе.

– А как он туда пройдет? Ведь квартиру фашисты опечатали?

– Через чердак. И еще. У порога под первой доской лежат две газеты и тетрадные листки. Пусть и их прихватит.

– Если я появлюсь там, меня заподозрят полицейские.

– Не думаю, чтобы они там остались. Наверное, ушли, но будь осторожна.

Наташа ушла. Полицейских в доме не было. Наташа заговорила с Боликом, как называли хозяина дома подпольщики, откровенно, без предисловий.

– Я к вам с поручением от Виктора. Да, он невредим. Просил вас проникнуть в комнату через чердак. В кладовой на полке лежит мешочек с сухарями, достаньте оттуда… пистолет.

При этих словах лицо Болика вытянулось. Он не ожидал такого щекотливого поручения. За него можно и жизнью поплатиться. Но разве откажешь в просьбе Виктору, к которому очень привязан, а тем более сейчас, когда он попал в беду?

– А что мне будет за это от Советской власти, пани Косяченко? – пошутил Доминский.

– Ваш подвиг не забудут! – тоже шуткой ответила Наташа.

Не с легкой душой забрался Болик на чердак, а оттуда спустился в комнату Измайловых. И только он в ней очутился, как через окно ворвался луч фонарика. Провокация? Немцы? Схватят и поволокут в гестапо… Болик приник всем телом к полу и замер. Луч скользнул по столу, перескочил на кровать, запрыгал по шкафу.

За окном послышался мужской голос:

– Как-будто никто не появлялся.

– Что ему тут делать? Не дурак! Пошли!

Полицейские удалились на приличное расстояние, а в ушах Болика все еще стоял скрип кованых сапог. Прошло двадцать минут напряженного ожидания. Наконец он поднялся и хотел немедленно убраться восвояси. Но заговорила совесть. «Возьму» – подбодрил сам себя. Не зажигая спичек, хозяин зашел в кладовую, на полке нащупал мешочек с сухарями. Пробежал трясущимися пальцами по его поверхности, но ничего не ощутил. Стал быстро перебирать сухари, рука коснулась холодного металла. «Есть!» – вырвалось со вздохом облегчения. Доминский извлек из-под доски бумажную кладь, запрятал ее в карман вместе с пистолетом и бесшумно выбрался на чердак.

Однако успокоился лишь тогда, когда передал пистолет и газеты с тетрадями Наташе Косяченко.

– Спасибо, Болик, от меня и Виктора. – У двери повернулась. – Если спросят, не появлялся ли кто-нибудь здесь, сами понимаете – я не заходила.

Домой Наташа возвратилась благополучно. На лице играл легкий румянец. Она была приятно взволнована. Какое все-таки хорошее человеческое качество – взаимовыручка!

Несказанно обрадовался возвращению Наташи Виктор. Он взял у нее газеты, тетради, пистолет молча положил в карман.

– Теперь, Наташа, поговорим о другом. Связной партизанского отряда просил передать для них типографскую краску. И знаешь для чего?

Виктор рассказал о глупой затее гестаповцев. Они отпечатали листовки с обращением от несуществующей армии прорыва и призывают партизан прекратить все действия против немецкой армии, чтобы не дробить силы, а ждать общего наступления. Мол, в решающий момент по немцам будет нанесен уничтожающий удар.

– Хитро придумали! – заключил Виктор. – Им нужна передышка для переброски войск на фронт.

– Да, далеко прицелились, – задумалась Наташа. – Может, свою листовку выпустим, Виктор? Пусть все узнают о подленьком замысле гестаповцев, пытающихся усыпить нашу бдительность.

– Листовки надо подготовить,- согласился Виктор.- И еще просьба.

Наташа подняла глаза:

– Слушаю.

– Как спасти брата с семьей?

– Я об этом думала… Давай посоветуемся с Пашей, с нашими товарищами.

– Хорошо, посоветуемся.

Собрались через день – Паша Савельева, Виктор Измайлов и Наташа Косяченко. Всех волновало одно: как вырвать из лап гестапо семью Измайловых? Нужно было убедить немцев в неоправданном подозрении в отношении жены и тещи Вячеслава Васильевича. Предлагали подкупить следователя или сделать фальшивые документы о рождении и крещении в церкви. Но окончательный план не созрел. Решили еще раз собраться. Когда Савельева ушла, Наташа не переставала думать о горе Виктора. Как ему помочь? Ее мучила мысль, что в тюрьме томится Игорек, а ведь ему только шестой годик…

В Луцк Наташа Косяченко приехала перед самой войной. Здесь жил ее отец, по профессии актер. Двадцать лет дочь не видела отца. В 1920 году он был пленен, затем остался в панской Польше. А его жена с двумя детьми жила в Полтаве.

Шло время. Наташа, старшая дочь, вышла замуж. Захотелось ей повидать отца, и она приехала из Полтавы в Луцк. Когда разразилась война, мужа ее призвали в армию. Наташа не смогла выехать из Луцка. Знакомство с Марией Ивановной Дунаевой привело ее в подполье. Косяченко аккуратно выполняла поручения подпольщиков. Смелость ее не была безрассудной. «Погибнуть не трудно, это не штука, – говорила она, – куда важнее победить и остаться живым».

Эта мысль не покидала ее и теперь, когда она обдумывала варианты спасения Измайловых.

Паша Савельева пришла с новостью. Герберт ей сообщил о болезни Игоря. План родился молниеносно. Надо пойти в тюрьму и потребовать, чтобы дали на излечение Игоря. Это явится лишним доказательством того, что мать мальчика русская.

За эту мысль ухватились все. Кто же пойдет в тюрьму? Без колебаний согласилась Наташа. …Это было в конце октября 1943 года. Наталья Николаевна Косяченко явилась в гестапо. Держала она себя уверенно, на вопрос дежурного «что ей угодно?» с улыбкой ответила: «Спасти ребенка».