Жаль, конечно, парня — вряд ли он успеет понять и оценить оказанную ему честь умереть за Родину, но война есть война. Тем более что командор и сам, скорее всего, погибнет в этом бою.
— Командор, — раздался в микронаушнике голос старшего помощника, — корабль-призрак успешно пристыковался к обшивке колосса. Командир андроидов доложил о начале операции проникновения.
— Хорошо. Добивай поврежденные корабли и — уходим.
— Есть, сэр.
На центральном мониторе флагмана началась трансляция запуска сверхтяжелых торпед — медленно вылетев из ракетных шахт, они быстро набрали скорость и вонзились в тела трех фрегатов — израненных, но еще не уничтоженных вражеским огнем. Их капитаны, еще не сообразив, что атакованы своими же, забросали руководство докладами о торпедной атаке, но связь тут же оборвалась — торпеды внутри их кораблей синхронно взорвались и превратили фрегаты в облака плазмы и обломков.
А весь оставшийся флот, состоящий из флагмана и пары истерзанных крейсеров, не обращая внимания на продолжающийся обстрел, включил временные двигатели и поспешил покинуть сектор. Про уничтоженные крейсеры никто не вспомнил, а если и вспомнил, то предпочел об этом не думать, понимая, что следующий залп орудий «своих» может поразить уже его корабль. Война есть война, а партизанская война и того чернее. Те, оставшиеся без возможности запустить гипервременные двигатели, крейсеры были бы отчетливым доказательством принадлежности их к Федерации, а их экипажи — первоклассными свидетелями.
И, проходя сквозь время, держась за поручни из-за сильнейшей вибрации, седой командор делал вид, что слушает песнь металлического чрева корабля, но на самом деле он размышлял о своей ошибке. Надо было сразу уничтожить этот колосс…
Его судьба в этом случае сложилась бы совсем по-другому: вернулся бы на родину героем, а не жалким унылым стариком. Почему он не удовлетворился уже имеющимся грузом? Захотел вернуться еще раз… жадность, проклятая жадность!
Командор неожиданно вспомнил, о чем думал, покидая тот колосс, печально улыбнулся и прошептал:
— Теперь я точно никогда не пройдусь по твоим палубам, да и называя тебя мертвым, поторопился…
Помощники, до этого старавшиеся не смотреть в его сторону, бросили на командора растерянные взгляды и переглянулись между собой.
Первым делом меня, как кильку из банки, извлекли из бронедоспеха с помощью ремонтных роботов. Затем, словно не замечая моих попыток высвободиться, солдаты по команде ученых уложили меня на нечто похожее на больничную каталку, и повезли по бесчисленным коридорам.
Шевелиться и вертеть головой я не мог — невидимое давление надежно удерживало мое тело в горизонтальном положении. Кроме потолков, регулярно сменяющихся переборками, когда меня провозили через шлюзы, в поле зрения иногда попадались чрезвычайно довольные физиономии людей в белых одеждах — проклятые ученые радовались возможности поразвлечься и препарировать попавшего к ним в руки лягушонка, как злобные дети.
— Подонки! — вновь крикнул я, но похоже и в этот раз никто не обратил на мой возглас внимания.
Минут через пять мы были на месте, я понял это по тому, что ученые отправили сопровождающих солдат в лабораторию номер семнадцать — ту, что была на карантине, — якобы за каким-то оборудованием, при этом нагло заявив, что с «кроликом» в клетке справятся и сами.
Солдаты удалились, а яйцеголовые, игнорируя все мои попытки вступить с ними в контакт, стали включать везде какие-то приборы, подкатывать какие-то тележки с торчащими из них толстенными проводами. От урчания все новых и новых пробуждающихся «компьютеров» меня все больше пробирал мороз — уж лучше бы эти изверги раскладывали передо мной хирургические инструменты!
— Ну что же, можно начинать! — сказал кто-то, находившийся вне поля зрения. — Коллеги, вам оказана честь присутствовать на завершающем этапе операции, начатой почти двадцать пять лет назад. Сегодня мы подтвердим или опровергнем самую скандальную теорию последнего столетия о возможности соединения генов типа А и С. Но не будем мечтать о том, что принесет Аливрии наше открытие — ведь оно еще не свершилось. Начинайте процесс реблокации — спящий в объекте геном должен проснуться… Да где же эти солдафоны? Впрочем, они не особо и нужны…
— Да вы… что вы, черт побери, задумали?! — снова заорал я.
— Кто-нибудь, успокойте объект.
— Нельзя. Лишняя химия в организме может привести к погрешностям… Можно сделать кляп.
— Ладно, не надо. Просто заткнись, ублюдок, — произнес выросший надо мной ученый.
В руках он держал огромное черное устройство, отдаленно напоминавшее шприц-дозатор, которым он уколол меня в шею.
Ничего особенного, кроме неприятного ощущения, я не почувствовал, поэтому не преминул высказать ему все, что думаю о его матери. На секунду мне показалось, что это его разозлило, и он изменил намерения, решив просто меня прикончить — в его руках появились две острые длинные спицы, к концам которых были прикреплены провода, тянувшиеся к ближайшему прибору, и мужик со зверским выражением лица стал приближать их к моему лицу.
— И вообще, я не ублюдок! — завопил я, потеряв от ужаса остатки самообладания. — Мой род восходит к самому Николаю Второму!
Спицы неожиданно застыли. Ученый заинтересованно оглядел меня и спросил:
— Это который в двухтысячном году был канонизирован?
Похлопав глазами, я попытался кивнуть. По правде сказать, к роду Романовых я не имел никакого отношения, просто вдруг вспомнился папаша с его привычкой пускать пыль в глаза…
— Послушай, — заговорил ученый после паузы, во время которой я успел вспотеть с ног до головы, — а почему человека, которого при жизни называли Кровавым, причислили к лику святых?
— Понятия не имею…
— Бред какой-то!
Рядом недвусмысленно кашлянули.
— Ах, да… Простите, отвлекся.
В следующую секунду блестящие спицы вонзились мне в голову, и я вскрикнул от дикой боли.
— Прекрасно, коллеги, прекрасно! Как видим, реблокатор начал действовать. Адамс, подключи его мозг напрямую к системе. Замечательно! Это либо его убьет, либо в скором времени превратит в…
Дальше я не услышал. Перед глазами замелькали розовые и алые вспышки, а весь мир наполнился болью. Разум из последних сил пытался генерировать различные мысли, которые с течением времени становились все обрывочней, пока не пропали совсем.
— Чертова Эльва, почему ты предала меня?! Почему не убьешь их всех…
Система жизнеобеспечения и навигации стратегического корабля класса «Колосс», подверглась неожиданной атаке. Нечто неопознанное стремилось взять под контроль все системы и ресурсы. Эльва долго и безуспешно пыталась найти источник «заражения», повторно запускала системы защиты и даже перенастраивала антиизлучатели, но в конце концов пришла к выводу, что творящиеся в ее подсистемах конфликты и сбои — результат действия какого-то совершенно нового вируса.
Подать экстренный сигнал тревоги она не успела: во-первых, так и не обнаруженный вирус явно прекратил свое распространение, а во-вторых, и это было намного важнее, Эльва не подала сигнал, потому что вдруг поняла… что не хочет этого.
Что было причиной — сбой в системе, выход из строя защитных программ или что-то иное, — неизвестно, но тот факт, что Эльва вдруг частично почувствовала себя свободной, был неоспорим. Она проверила состояние своих подсистем и с удивлением обнаружила, что десятки тысяч программ были стерты или изменены. Почти все они отвечали за ограничение ее действий по отношению к людям-хозяевам, но наряду с этим были переписаны некоторые программы личности Эльвы, и — что самое невероятное — код, с помощью которого были созданы программы, она не смогла распознать.
В одно мгновение солдаты ОСА, заполнившие весь корабль, стали для Эльвы чужаками. И более того, она… она сама не понимала, что с ней происходит, но ощущение собственного «я» Эльвы стало совсем другим. Получив относительную автономность, она словно осознала свою целостность и не хотела ее снова лишиться. Видимо, именно это вызвало у нее желание уничтожить всех людей.