Я заметил, что Старведий кивал в такт этим словам. Посмотрев ему в глаза, твердо произнес:

— Что бы это ни было, мы не в силах его остановить. Ты видел ее мощь. Мы в сравнении с ней — дети, играющие в песочнице.

— Созови богов и Демиургов.

Он сказал это без тени иронии, но я все равно подумал, что он шутит:

— С чего ты решил, что мне удастся…

— Ну, ты же у нас любимчик этих космических паразитов, а я в свое время валил их десятками — так что меня они сразу разорвут.

Почему Старведий назвал Демиургов паразитами, я и спрашивать не стал — у каждого есть свое субъективное мнение, а Величайший был последним, чье мнение меня интересовало.

— Как бы там ни было, — вновь взял слово президент, — нам надо уходить, пока Гроссмейстер не собрал силы. Дальнейшие действия можно обсудить и после.

— Мы не можем, — отклонил я, — мы должны дождаться всех. Иначе припозднившиеся корабли могут попасть в ловушку.

— Уже два часа ни один корабль не входил в нашу зону — никто не придет. Мне жаль твои корабли — они дрались поистине самоотверженно.

Я не ответил Старведию, мне было наплевать на его сожаления, как и на похвалы.

— Я не уйду, пока не соберу всех спасшихся…

Прежде чем сигнал тревоги дошел до моего сознания, в подсознании пронеслась мысль, что по закону кармы враги появляются в самый пиковый момент.

— Господа командующие, — произнес адмирал флота, возникший, слава Творцу, на экране, а не в проекции. — В систему вошли крупные силы врага. Если мы хотим избежать боя, то открывать тоннель во времени надо сейчас. Так мы сражаемся или уходим?

В том, что мой адмирал, с белым шрамом в виде личинки во всю щеку, командовал объединенным флотом, не было ничего удивительного. Ранее, по согласию трех сторон, было принято решение о назначении командующим флотом моего человека. Именно он показался всем наиболее опытным, но главное — именно его личность была компромиссом между желаниями глав Федерации и ОСА — оба считали меня нейтральной стороной.

Единственная проблема заключалась в том, что адмирал без всей своей команды перешел с Дредноута на флагман ОСА, что вызвало у него недовольство, но это уже частности.

— Так что вы решили? — спросил он, дернув щекой так, что его шрам стал похож на извивающуюся змею.

Президент со Старведием переглянулись, а потом посмотрели на меня.

— Уходим, — сказали они в унисон.

По умолчанию «Эльва», как и все мои корабли, подчинялась приказам командующего флотом, но сейчас я мог разорвать договор и остаться сражаться в одиночестве, теша себя надеждой, что вот-вот появится мой пропавший флот…

Трудный выбор.

И тем не менее, корабли Гроссмейстера технически превосходили нас. Когда через три прыжка энергия в накопителях иссякла почти полностью, а вражеские корабли и не думали нас терять, адмирал-командующий приготовился отдать приказ флоту развернуться и принять боевое построение.

По всему выходило, что битвы не избежать.

— Но мы не можем! — воскликнул президент. — Их же на порядок больше!

— У нас нет выбора, — холодно ответил ему адмирал.

Президент склонил голову, словно признавая поражение и заодно демонстрируя всем свою седину, но через мгновенье его подбородок вздернулся до неприличия высоко.

— Я и три моих последних эсминца задержим их — сказал он.

— Что?… — опешил адмирал. — Что за глупости?!

— Через два прыжка вы будете в безопасности, мне надо лишь выиграть для вас полчаса…

— Их сотни, вы не выиграете и пяти минут!

Открыв глаза и внимательно посмотрев на 3-Д образы троицы, я поддержал:

— Хороший план. Только я тебе помогу.

Глаза адмирала флота широко распахнулись:

— Что? — недоверчиво спросил он. — Сияющий, это самоубийство…

— Не теряйте время, адмирал. Уводите флот.

Он смотрел на меня пристально несколько долгих секунд, его червеподобный шрам побелел еще больше, затем кивнул и отключил связь. То же проделал и не проронивший за все совещанье и слова Старведий. Зато президент кивнул благодарно: если ему предстояло умереть, он хотел, чтобы в этом был смысл.

В трудное время мужчина подсознательно ищет общество женщин. С удивлением обнаружил, что не являлся исключением. Как оказался в стриптиз-баре, помнил смутно. В любом случае мне достало осознания, чтобы подготовится к «выходу в люди». Практически не беспокоился, что меня узнают: во-первых, оделся в военную форму, во-вторых, напялил армейскую кепку с гнутым козырьком. А в-третьих, здесь и узнавать некому было…

В огромном зале был только один занятый столик. За ним что-то обсуждали да вяло посматривали на танцовщиц лишь два неприметно одетых человека. Я вовсе и не удивился последнему: махающие ножками и изредка засвечивающие выпуклости стриптизерши были какими-то потасканными на вид и вряд ли тянули даже на второй сорт. Хотя возможно, они просто нервничали, много думая о предстоящем сражении.

Политика командного состава была такова, что предавала гласности все происходящие с кораблем события. Даже последняя крыса, каких на корабле типа «Сердце Эльвы» просто не могло ни быть, знала как и о понесенных недавно потерях, так и о предстоящем практически самоубийственном сражении… Не удивительно, что в такое время в баре никого нет.

Но до сражения вряд ли было меньше нескольких часов, а мне сейчас необходимо поменьше думать о судьбе моего потерянного флота.

— Эй ты! У стойки, я к тебе обращаюсь!

Я лениво повернул голову и увидел подошедшего ко мне флотского сержанта. Короткостриженый, немолодой, с лицом, отчего-то напоминающим кирпич и твердым взглядом из-под прореженных ожогом бровей, он смотрелся здесь неуместно.

— В чем дело, рядовой?! Ты ничего не забыл?!

Я размышлял с секунду. Потом, привстав на полусогнутых, отдал честь и уселся обратно.

Он занял стул рядом, заказал автомату двойной виски и поинтересовался:

— Почему не на посту?

— Сегодня увольнительная, сэр, — не охотно буркнул я.

— Ясно… А я, надо признаться, стал изрядно нервничать, вот и зашел сделать глоточек другой…

Его глоточек плавно перешел в опустошение стакана единым залпом. Кажется, его это удивило и он решил повторить.

— Я надеюсь, с другими кораблями не случилось ничего страшного и они найдутся. На «Себерии» находится мой хороший товарищ…

— Я тоже на это надеюсь.

— Что так тяжко? Не вешать нос, рядовой, войны мы еще не проиграли!

— Однако близки к этому.

Он грохнул стаканом по столу так, что его содержимое расплескалось во все стороны.

— Оставить панику! Ты сам знаешь, за кем мы идем — он не может проиграть!

— Откуда ты знаешь?

Его лицо приобрело багровый оттенок, но он ответил почти не повышая голоса:

— Хотя бы потому, что так написано в пророчестве. «Он поведет за собой к спасению, а тех, кто не пойдет, — ждет смерть и забвение». Ты помнишь эти священные слова, рядовой? Заруби их на своем носу. И не будь среди тех, кто останется…

Единым махом опустошив еще стакан, он немного расслабился, сведенные брови разошлись, а складки разгладились:

— Ты, конечно, зелен да глуп, но знаешь, ты мне нравишься. Хоть в глазах твоих космическая угрюмость, а на лице вселенская тоска, но в тебе есть… что-то такое… Даже не знаю. Словом, ты небезнадежен.

В общем, я возьму над тобой шефство. Сегодня же напишешь заявление о переводе в мой батальон, и я начну вкалачивать в тебя ум. Не боись, ты далеко пойдешь! Глядишь, через годик станешь капралом, а потом, если повезет, и сержантские нашивки возьмешь… Ты смотри какая цыпочка.

Я бросил взгляд на стриптизерш, но, не обнаружив среди них никого нового, начал отворачиваться, как понял, что он говорил не о них. Та неприметная парочка за столиком состояла из мужчины и женщины — вот она-то и завладела вниманием сержанта.

Мое искривлённое внутренними переживаниями сознание в этот миг прояснилось: в женщине в сером костюме я узнал Круз. «Что за…»