Луна склонялась, но чуть-чуть,

Когда они пустились в путь

Через канавы и бурьян, —

Луи, и Мик, и павиан.

Луи смеялся и шутил,

Мешок с мукою Мик тащил,

A павиан среди камней

Давил тарантулов и змей.

Они бежали до утра,

A на день спрятались в кустах,

И хороша была нора

B благоухающих цветах.

Они боялись – их найдут.

Кругом сновал веселый люд:

Рабы, сановники, купцы,

C большими лютнями певцы,

Послы из дальней стороны

И в пестрых тряпках колдуны.

Поклонник дьявола порой

C опущенною головой

Спешил в нагорный Анкобер,

Где в самой темной из пещер

Живет священная змея,

Земного матерь бытия.

Однажды утром, запоздав,

Они не спрятались средь трав,

И встретил маленький отряд

Огромный и рябой солдат…

Он Мика за руку схватил,

Ременным поясом скрутил.

«Мне улыбается судьба,

Поймал я беглого раба! —

Кричал. – И деньги, и еду

За это всюду я найду».

Заплакал Мик, а павиан

Рычал, запрятавшись в бурьян.

Ho, страшно побледнев, Луи

Вдруг поднял кулаки свои

И прыгнул бешено вперед:

«Пусти, болван, пусти, урод!

Я – белый, из моей земли

Придут большие корабли

И с ними тысячи солдат…

Пусти иль будешь сам не рад!» —

«Hy, ну, – ответил, струсив, плут, —

дите с Богом, что уж тут».

И в вечер этого же дня,

Куда-то скрывшись, павиан

Вдруг возвратился к ним, стен я,

Ужасным горем обуян;

Он бил себя в лицо и грудь,

От слез не мог передохнуть

И лишь катался по песку,

Стараясь заглушить тоску.

Увидя это, добрый Мик

Упал и тоже поднял крик

Такой, что маленький шакал

Его за милю услыхал.

И порешил, пускаясь в путь:

«Наверно, умер кто-нибудь».

Луи, не зная их беды,

K ручью нагнулся поскорей

И, шляпой зачерпнув воды,

Плеснул на воющих друзей.

И павиан, прервав содом,

Утершись, тихо затянул:

«3a этою горой есть дом,

И в нем живет мой сын в плену.

Я видел, как он грыз орех,

B сторонке сидя ото всех.

Его я шепотом позвал,

Меня узнал он, завизжал,

И разлучил нас злой старик,

C лопатой выскочив на крик.

Его немыслимо украсть,

Там псы могучи и хитры,

И думать нечего напасть —

Там ружья, копья, топоры».

Луи воскликнул: «Hy, смотри!

Верну я сына твоего;

Ho только выберешь в цари

У вас меня ты одного».

Он принял самый важный вид,

Пошел на двор и говорит:

«Я покупаю обезьян.

У вас есть крошка павиан —

Продайте!» – «Я не продаю», —

Старик в ответ. «A я даю

Вам десять талеров». – «Ой! ой!

Да столько стоит бык большой.

Бери». И вот Луи понес

Виновника столь горьких слез.

Над сыном радостный отец

Скакал, как мячик; наконец

Рванул его за хвост, любя.

«Что, очень мучили тебя?» —

«Я никаких не видел мук.

Хозяин мой – мой первый друг!

Я ем медовые блины,

Катаю обруч и пляшу,

Мне сшили красные штаны,

Я ихпо праздникам ношу».

И рявкнул старый павиан:

«Hy, если это не обман,

Тебе здесь нечего торчать!

Вернись к хозяину опять.

Стремись науки все пройти:

Трубить, считать до десяти…

Когда ж умнее станешь всех,

Тогда и убежать не грех!»

Луны уж не было, и высь

Как низкий потолок была,

Ho звезды крупные зажглись —

И стала вдруг она светла,

Переливалась… A внизу

Стеклянный воздух ждал грозу.

И слышат путники вдали

Удары бубна, гул земли.

И видят путники: растет

Bo мгле сомнительный восход.

Пятьсот огромных негров в ряд

Горящие стволы влачат.

Другие пляшут и поют,

Трубят в рога и в бубны бьют,

A на носилках из парчи

Царевна смотрит и молчит.

To дочка Мохамед-Али,

Купца из Йеменской земли,

Которого нельзя не знать,

Так важен он, богат и стар,

Наряды едет покупать

Из Дире-Дауа в Xappap.

B арабских сказках принца нет,

Калифа, чтобы ей сказать:

«Моя жемчужина, мой свет,

Позвольте мне вам жизнь отдать!»

B арабских сказках гурий нет,

Чтоб с этой девушкой сравнять.

Она увидела Луи

И руки подняла свои.

Прозрачен, тонок и высок,

Запел как флейта голосок:

«О милый мальчик, как ты бел,

Как стан твой прям,

Как взор твой смел!

Пойдем со мной.

B моих садах

Есть много желтых черепах,

И попугаев голубых,

И яблок, соком налитых.

Мы будем целый день-деньской

Играть, кормить послушных серн

И бегать взапуски с тобой

Вокруг фонтанов и цистерн.

Идем». Ho, мрачный словно ночь,

Луи внимал ей, побледнев,

И не старался превозмочь

Свое презрение и гнев:

«Мне – слушать сказки, быть пажом,

Когда я буду королем,

Когда бесчисленный народ

Меня им властвовать зовет?

Ho если б и решился я,

C тобою стало б скучно мне:

Ты не стреляешь из ружья,

Боишься ездить на коне»?

Печальный, долгий, кроткий взор

Царевна подняла в упор

Ha гордого Луи – и вдруг,

Вдруг прыснула… И все вокруг

Захохотали. Словно гром

Раздался в воздухе ночном:

Ведь хохотали все пятьсот

Огромных негров, восемьсот

Рабов, и тридцать поваров,

И девятнадцать конюхов.

Ho подала царевна знак,

Bce выстроились кое-как

И снова двинулись вперед,

Держась от смеха за живот.

Когда же скрылся караван,

Тоскуя, Мик заговорил:

«He надо мне волшебных стран,

Когда б рабом ее я был.

Она, поклясться я готов, —

Дочь Духа доброго Лесов,

Живет в немыслимом саду,

B дворце, похожем на звезду.

И никогда, и никогда

Мне, Мику, не войти туда».

Луи воскликнул: «Hy, не трусь,

Войдешь, как я на ней женюсь».