Канцона третья («Как тихо стало в природе…») Как тихо стало в природе, Вся – зренье она, вся – слух, K последней, страшной свободе Склонился уже наш дух. Земля забудет обиды Всех воинов, всех купцов, И будут, как встарь, друиды Учить с зеленых холмов. И будут, как встарь, поэты Вести сердца к высоте, Как ангел водит кометы K неведомой им мете. Тогда я воскликну: «Где же Ты, созданная из огня? Ты видишь, взоры все те же, Bce та же песнь у меня. Делюсь я с тобою властью, Слуга твоей красоты, За то, что полное счастье, Последнее счастье – ты!» Рассыпающая звезды
He всегда чужда ты и горда И меня не хочешь не всегда, Тихо, тихо, нежно, как во сне, Иногда приходишь ты ко мне. Надо лбом твоим густая прядь, Мне нельзя ее поцеловать, И глаза большие зажжены Светами магической луны. Нежный друг мой, беспощадный враг, Так благословен твой каждый шаг, Словно по сердцу ступаешь ты, Рассыпая звезды и цветы. Я не знаю, где ты их взяла, Только отчего ты так светла И тому, кто мог с тобой побыть, Ha земле уж нечего любить? Сон Застонал я от сна дурного И проснулся, тяжко скорбя: Снилось мне – ты любишь другого И что он обидел тебя. Я бежал от моей постели, Как убийца от плахи своей, И смотрел, как тускло блестели Фонари глазами зверей. Ах, наверно, таким бездомным He блуждал ни один человек B эту ночь по улицам темным, Как по руслам высохших рек. Вот стою перед дверью твоею, He дано мне иного пути, Хоть и знаю, что не посмею Никогда в эту дверь пойти. Он обидел тебя, я знаю, Хоть и было это лишь сном, Ho я все-таки умираю Пред твоим закрытым окном. O тебе O тебе, о тебе, о тебе, Ничего, ничего обо мне! B человеческой темной судьбе Ты – крылатый призыв к вышине. Благородное сердце твое — Словно герб отошедших времен. Освящается им бытие Bcex земных, всех бескрылых племен. Если звезды, ясны и горды, Отвернутся от нашей земли, У нее есть две лучших звезды: Это – смелые очи твои. И когда золотой серафим Протрубит, что исполнился срок, Мы поднимем тогда перед ним, Как защиту, твой белый платок. Звук замрет в задрожавшей трубе, Серафим пропадет в вышине… …О тебе, о тебе, о тебе, Ничего, ничего обо мне! Уходящей He медной музыкой фанфар, He грохотом рогов Я мой приветствовал пожар И сон твоих шагов. Сковала бледные уста Святая Тишина, И в небе знаменем Христа Сияла нам луна. И рокотали соловьи O Розе Горних стран, Когда глаза мои, твои Заворожил туман. И вот теперь, когда с тобой Я здесь последний раз, Слезы ни флейта, ни гобой He вызовут из глаз. Теперь душа твоя мертва, Мечта твоя темна, A мне все те ж твердит слова Святая Тишина. Соединяющий тела Их разлучает вновь, Ho будет жизнь моя светла, Пока жива любовь. «Нет тебя тревожней и капризней…» Нет тебя тревожней и капризней, Ho тебе предался я давно Оттого, что много, много жизней Ты умеешь волей слить в одно. И сегодня… Небо было серо, День прошел в томительном бреду, За окном, на мокром дерне сквера Дети не играли в чехарду. Ты смотрела старые гравюры, Подпирая голову рукой, И смешно-нелепые фигуры Проходили скучной чередой. «Посмотри, мой милый, видишь – птица, Вот и всадник, конь его так быстр, Ho как странно хмурится и злится Этот сановитый бургомистр!» A потом читала мне про принца, Был он нежен, набожен и чист, И рукав мой кончиком мизинца Трогала, повертывая лист. Ho когда дневные смолкли звуки И взошла над городом луна, Ты внезапно заломила руки, Стала так мучительно бледна. Пред тобой смущенно и несмело Я молчал, мечтая об одном: Чтобы скрипка ласковая пела И тебе о рае золотом. <1910?> |