Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Кто там был? — спросил один громко, и все заговорили разом, перебивая друг друга.

— Лесник.

— А ты его видел?

— Нет, не видел!

— А кто видел?

Все молчат. Никто не видал.

— А я слышу, шуршит. Только наклонился за ягодой, как снова — шурк! Совсем рядом. Ну, думаю, змея! И вдруг ясно так слышу — кто-то идет, насвистывает. Шагнет и остановится, шагнет и остановится.

— А я вижу — все бегут, только ветки трещат, ну, думаю: не иначе, бешеная собака. И как припущу!

И все рассказывают, перебивая друг друга, хохочут. Каждый струхнул не на шутку, но хочет казаться смельчаком, хочет посмеяться над чужим страхом.

Миновал полдень, и снова Аннеле на круче. Сейчас пасти не то что поутру. Долго и упорно сражается она со своими подопечными, которые так и норовят сбежать в прохладный хлев. Но когда смутьяны, тяжело дыша, зарываются в землю, она видит, что одержала верх.

Сейчас все бы, кажется, спряталось под землей. Цветы поникли, опустили головки, лес замер, даже солнце, белесое, ленивое, на длинные белые пики опирается.

Будь оно там, где в полдень, еще б жарче палило. Похоже, что оно и не движется. А вдруг там избранный богом народ со своими врагами сражается, как при Иисусе в Гаваонской долине, когда Иисус повелел: стой, солнце, над Гаваоном и луна над долиною Аиалонскою?

Аннеле вскакивает и, приставляя пятку к носку, быстро измеряет тень. Нет, все-таки длиннее, чем в Лосином саду. Значит, движется солнце, только еле-еле, как и все в такую страшную жару.

Аннеле бредет к опушке, где стоит куст боярышника, и падает в тень, на траву. Руки и ноги налились истомой, на сердце невесело. Где ты, ясное, лучезарное утро?

Как хорошо-то было, как весело! А сейчас всем тяжко, не до веселья!

Аннеле ничком припадает к земле, затихает. Думает долго-долго.

Почему надо было тайком бегать в Лосиный сад? Почему там нельзя собирать ягоды? Чтоб траву не вытоптать? Но никто там не косит, а сосенки так вытянулись, что ребятишки рядом с ними будто карлики. За что гоняет лесник взрослых и детей, если поймает в Лосином саду? Ягоды оберут? Но их там так много, что и всем миром не обобрать. Граф, мол, запретил. Но сам-то граф землянику не собирает. Что ему Лосиный сад! Лесов у него столько, что и за день не объехать; куда ни глянь, что лес, что роща — все графское; старый Микус, еще когда жив был, говорил, что ему б и одной сосны хватило целый год печь топить, а у графа миллионы миллионов сосен. Зачем ему одному столько?

А что он делает, граф? Взрослые иной раз говорят, что он, знай себе, ест и спит. Но так ведь не бывает. Какой же человек это вытерпит?

А может, граф и человек-то не всамделишный?

Нет, всамделишный. Должно быть, все так, как сказал батрак Ингус — граф день-деньской деньги считает. Вот и бабушка, когда мука, или свечи, или сахар на исходе, кручинится: нельзя, нельзя покупать, осенью графу нечего нести будет. И отцовы братья тоже. Придешь к ним погостить, так они с отцом обойдут все поля и возвращаются — задумчивые, озабоченные: сами, говорит, уж как-нибудь перебьемся, лишь бы графу было что нести. Отец, правда, графу не носит, зато целый год трудится и трудится рук не покладая, чтоб дяде было что графу отнести.

Нет, незачем графу день-деньской деньги пересчитывать. Хоть и граф он, все одно не вытерпит. Он, верно, и верхом ездит, наденет белые в облипочку штаны, красный картуз и как припустит! Как тот, что вместе с молодой графиней во двор влетел на прошлой неделе. Словно ветер неслись они с горы. Одного коня графиня за холку держит, сама на другом сидит. Конь на задние ноги встает, а графиня сидит, и все ей нипочем. Люди в дверях толпятся, в окна выглядывают, а дядя так даже на двор вышел. На колени упал, руку графине целует. Ну и чудно! Такая молодая, а уж руку ей целовать! Графиня на коне гарцует, перья на шляпе, словно петушиный гребень, колышутся, а язык коверкает, точно пастушонок Янка: «Казяин любезный, почему цыган гонит с пастбищ? Где идти бедный цыган?» А тем утром дядя прогнал цыган со своей земли на цыганскую гору; потравили ему цыгане весь луг; ну, чистая напасть они: крадут, поля травят, каждый день попрошайничать приходят. А графиня велит цыганятам редьку сажать, а потом их рисует. Дядя стоит, затылок чешет, а графиня своим гребнем петушиным колышет, лошадь под ней кругами ходит: «Благодарью, казяин любезный, благодарью!» — говорит. И умчалась, словно ветер. А тот, что в красном картузе, за ней.

Странная эта графиня. Вроде бы женщина, вроде и нет. Настоящий ли человек графиня, вот что?

Многое на свете совсем не так, как надо. Дядя вот, так он никогда не работает, как другие. И хозяйские дети тоже. Скотину не пасут, зимой все во дворе: работы им никакой не дают, в школу начинают ходить, когда и год их еще не подошел. Хозяйским детям многое дозволено, а для Аннеле все это «грех».

Какой он, этот замок, где граф и графиня живут? Старая Анюс говорит: кресла шелком обиты, стены все в золоте, посуда из фарфора белого, полы глазурью покрыты. Все там блестит-переливается!

Возле замка Аннеле довелось быть, когда чудеса показывали. А в замке-то побывала? Как бы не так!

Ну да ладно, замок он и есть замок. До него дойти можно. Старая Анюс ходила изо дня в день, дядя ходил, и все, кто графу деньги носит. Но граф подолгу дома не живет. Соберет все деньги и уезжает в чужие края, туда, где солнышко все время землю греет, не прячется. Чужие края! Вот это да!

По осени улетают туда перелетные птицы. Никому-никому из наших там не побывать. Туда только граф может уехать, у которого денег куры не клюют. Но все-таки доехать до них можно. Пусть один только граф и может доехать. А вот что там, куда ни дойти, ни доехать? За всеми лесами, за сводом небесным, за тем местом, где солнце встает, за тем, где оно садится? Там то, что никто-никто не видел, никто-никто не слышал!

Можно дойти дотуда, когда умрешь? Там ли нынче старый бобыль Мик, который чуть-чуть пожил в Авотах и зимой умер? Не сам он, конечно, самого его в гроб положили, на погост свезли, а вот куда голос делся его, смех? Пока он думал, он везде был, разговаривал, бранился, и вдруг его не стало! Сколько хочешь жди: вот-вот раздастся Миков голос — не дождешься! Чей хочешь голос услышишь, а Миков никогда; сколько хочешь гляди на дверь и приговаривай: вот, вот сейчас войдет Мик — не дождешься! Там, где положено ему быть, — пусто.

Анюс сказала, что теперь-то уж Мик на небесах. Но не всегда Анюс верить можно. Когда Мик еще живой был, сколько раз говорила она, что он в ад попадет, потому что так и сыплет проклятиями. И все, что о чудесах рассказывала, было совсем не так.

Ругаться-то Мик ругался. Стоит какой собаке под ноги ему подвернуться, так он ее как пнет! Мама говорит, что Мика «работа заела». А ребятишкам ни одного дурного слова не сказал и плохому не учил.

Нет, в ад Мик не попадет. А если господь и захочет, Спаситель не пустит. Спаситель возьмет Мика за руку и долго-долго молиться станет, пока господь ему все грехи не отпустит.

А богу — что ему от того, что Мик в ад попадет? Что для него Миковы грехи? Тому, у кого глаза мерцают, как звезда утренняя, одежда словно солнечное сияние. Окропит он Миковы грехи пучком иссопа, и станут они белые-белые, белее снега. Ведь господь бог всемогущ, господь бог вездесущ.

Но всегда ли вездесущ господь? Вот поутру был, когда в книжку заглядывал. Сердце ее большим стало, весь бы мир обняло; и пылало оно как терновый куст в Моавитской равнине, а сейчас она съежилась, что червяк, заползающий в землю. Бог стоит вдалеке и не зовет ее к себе.

Почему же не тянется больше ее сердце к богу? Потому что теперь она грешница.

Аннеле тяжко вздохнула.

Грешница! Человек зачат и рожден во грехе. Куда ж от греха денешься?

Ходила вот в Лосиный сад, а надо было спать идти, как велели. Ослушалась, значит.

А как всегда слушаться? Уж лучше тогда совсем не жить на свете. Жить-то как? То прыгать и смеяться грех, и по воскресеньям положено читать только слово божье, другую книгу — грешно, а на неделе грешно читать всякие книги — работать положено, в другой раз и не поймешь, что грешно, а что нет. Старая Анюс скажет, бывало, чего, мол, голову ломать, думай не думай, нутро у человека сызмальства порченое, вот и надо искупать зло свое всякий раз.

16
{"b":"251013","o":1}