Однако развал СССР преподал Украине урок совсем иной арифметики. Оказалось, что нефти Украине требуется в 20 раз больше, чем она добывает. Что индустрия на востоке страны — металлургия, химия, машиностроение — патологически энергоемка и не может существовать без дешевых российских энергоносителей — нефти и газа. На рубеже 90-х никто еще не осознавал масштабов интегрированности и взаимозависимости экономик советских республик. Никто не помнил циничного признания архитектора советской империи Сталина: «Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не могла бы существовать самостоятельно». Ловушка захлопнулась в тот день, когда пришла свобода.
Политическая независимость обернулась для Украины коллапсом экономики. С 1990 по 1993 год на треть снизились объемы металлургического производства, насчитывавшего в Украине свыше 270 предприятий. Останавливались химические заводы, поскольку 80 % сырья они получали из республик бывшего СССР. На глазах умирало государственное гражданское и промышленное строительство. Почти полностью прекратила существование легкая промышленность.
Макроэкономические показатели ужасали. За два года валовой национальный продукт сократился почти вдвое. Производство промышленной продукции упало на 41 %, продовольствия — на 35 %. Сотни тысяч людей потеряли работу, а тем, кто вкалывал, месяцами не выплачивали зарплат. Народ нищал и впадал в глухое, безнадежное отчаяние. Весной 1992 года один из украинских публицистов припоминал статистику из листовок сторонников независимости и с горечью писал: «На мировом рынке сейчас за тонну пшеницы дают одну тонну нефти, на внутрисоюзном давали девять, в России после освобождения цен — около трех. Если Киев не научится заправлять комбайны салом, то даже убирать урожай 1992 года будет просто нечем — а ведь его надо еще вырастить! И сталинский голодомор мы будем вспоминать как рай».
Увлекшись своим отчаянием, публицист, безусловно, преувеличивал: хуже сталинского голодомора в истории Украины ничего не было и быть не могло. Однако тоскливые настроения, охватившие соотечественников, он выразил точно. Через месяц-другой после тихой кончины СССР страшно стало всем.
Оторванность от источников энергии, оставшихся в России, была центральной проблемой. Зависимость от российских нефти и газа на долгие годы стала для Украины символом национальной трагедии и причиной унизительных политических реверансов перед Кремлем всех украинских правительств. Однако эта же оторванность от энергоносителей порождала и головокружительно прибыльные бизнес-комбинации. Внезапно возникшая государственная граница между бывшими братскими республиками, которую пересекали нити нефте- и газопроводов, оказалась новым Клондайком для бизнесменов по обе стороны от неё.
Корпорация «Украинский бензин» Гравца и семьи Тимошенко работала с российскими нефтяными регионами от Башкирии до Сибири, завозя в Украину сырую нефть, бензин и мазут.
Вскоре КУБ стала монополистом в обеспечении нефтепродуктами сельхозпроизводителей огромной Днепропетровской области. Корпорации удалось добиться получения государственного заказа на эксклюзивную поставку топлива для посевной.
Денег тогда не было ни у колхозов, ни у заводов, так что платить за энергоносители им было нечем. Главное искусство предпринимателей состояло в создании длинных цепочек безденежных взаиморасчетов. За нефть колхозы расплачивались своими продуктами, этими продуктами можно было рассчитаться с заводами, производящими, например, цемент. Цемент шел железной дороге в счет оплаты транспортных услуг. Капитализм в постсоветских странах начинался с феодального натурального хозяйства. Безналичные расчеты стали единственной возможной формой финансовых взаимоотношений в условиях финансового хаоса, царившего в стране.
Еще в ноябре 1990 года социалистическая республика Украина вводит на своей территории купоны — специальные бумажные знаки, без которых на ее территории невозможно что-либо купить. В 1991 году в ответ на это Россия прекратила централизованные поставки в Украину бумажных денег. В январе следующего года российское правительство реформатора Егора Гайдара отказалось от государственного ценообразования — и отпущенные на свободу цены рванули ввысь с головокружительной скоростью. Товары из Украины устремились в Россию, где за них больше платили. Украине ничего не оставалось делать, как продолжить выход из «рублевой зоны» — и следом за купонами в обращение были запущены новые денежные знаки — карбованцы. Эти деньги не были обеспечены ни золотым запасом, который целиком остался в Москве, ни государственными гарантиями. К 1993 году масса бумажных денег в обороте увеличилась в 19 раз, а к 1994 году гиперинфляция перевалила через немыслимую отметку в 10 200 процентов.
В этих условиях натуральный обмен был выгоден ещё и тем, что почти легально освобождал от налогов. Ведь никаких денег во взаиморасчетах между фирмами вроде бы не возникало… То есть деньги, разумеется, появлялись, просто они не оставляли следов ни в каких бухгалтерских отчетах. Наличные деньги — десятки и сотни тысяч долларов — переходили из рук в руки, перевозились в чемоданах из города в город, пересекали государственные границы и по большей части оседали на счетах далеких от Украины банков. Экономика уходила в тень.
Впрочем, не все было так уж мрачно.
Зарабатывая теневые миллионы, КУБ и подобные ей фирмы между делом спасали страну. Заново завязывая новые узелки на внезапно лопнувших нитях экономических связей, они брали на себя функции, с которыми больше не справлялось государство. Именно благодаря им опасность заправлять комбайны салом в Украине сперва отодвинулась, а потом и исчезла вовсе. Ловкие бизнесмены, азартно нырнувшие в темные воды постсоветского предпринимательства, в отличие от подавляющего большинства соотечественников не поддались всеобщему фатализму и апатии. Владельцы этих фирм с презрением относились к своему бездарному государству и не желали платить ему никаких налогов. Они не верили в национальную валюту и предпочитали доллары. Они были одновременно и болезнью экономики, и ее целителями.
Иногда государство все же напоминало о себе.
Перевозить деньги чемоданами — дело хлопотное и рискованное. Конечно, и на таможне, и на границе есть свои люди, с которыми обо всем можно договориться. Но иногда случались сбои, особенно если в этом были заинтересованы конкуренты. В марте 1995 года, о чем уже рассказывалось выше, при посадке на самолет Запорожье — Москва у Юлии Тимошенко при таможенном досмотре обнаружили 26 000 долларов США и 3 миллиона карбованцев.
Совсем уйти от государства в постсоветской экономике, особенно в Украине, было невозможно. Никакие безналичные схемы не сработали бы, и ни один чемодан с деньгами не поменял бы своего владельца, если бы за каждым серьезным маклером этого нового обменного рынка не стояли такие же серьезные госслужащие. Настоящим капиталистом на постсоветском пространстве никто не становился сам по себе.
Крестным отцом КУБа был Павел Лазаренко. У Лазаренко тогда было много «крестных детей». В марте 1992 года президент Кравчук назначил 39-летнего выпускника Днепропетровского сельскохозяйственного института своим представителем в Днепропетровской области, то есть фактически — главой региона. Постепенно вся промышленность области перешла под его «отеческий» контроль.
Лазаренко любил грубоватые рубленые фразы. Одна из самых знаменитых — о том, что стране не нужны «велеречивые политики», а нужен ей «хозяин, готовый засучить рукава». Он и стал в начале 90-х таким хозяином области, а к середине десятилетия — чуть ли не всей страны.
Подобно Сталину, Брежневу и Кучме, Лазаренко знал, что кадры решают все. Он постепенно размещал в структурах власти своих людей, налаживая «взаимодействие» с органами правопорядка, банками и средствами массовой информации. Он сумел получить поддержку ведущих финансово-промышленных групп региона. Он стал хозяином многих из них, и КУБу посчастливилось попасть в число этих избранных. Конечно, за свою «отеческую» заботу Лазаренко драл с «детей» втридорога. Миллионы днепропетровских долларов благополучно пересекали границу и пополняли счета Лазаренко в Швейцарии, Польше и Америке. Но отстегиваемые «папе» деньги не шли ни в какое сравнение с открывающимися перспективами.
