— Вон он!

— Догоняй!

Ночь окружала Тревиса со всех сторон, он мчался вперед, скользя босыми ногами по мокрой траве. Неожиданно его пронзила ослепительная вспышка боли — он налетел на острый угол могильного камня и невольно вскрикнул, споткнулся, чуть не выронил узел с вещами, но тут же прижал его к груди.

— Я его слышал. Сюда!

Голос прозвучал совсем близко, но Тревис не решился оглянуться. Струи дождя безжалостно впивались в его обнаженное тело, он задыхался. Еще немного, и он упадет, не в силах бежать дальше.

Острый край лопаты вот-вот вопьется в его череп.

Ты ошибся, Джек. Я умер.

Новая вспышка молнии разорвала мрак, и Тревис увидел перед собой свежую могилу, дожидающуюся нового жильца. Сворачивать было некогда. Тревис вскрикнул и бросился вперед. Земля раскрыла ему свои объятия…

…но он сумел перелететь на другую сторону, упал на живот, заскользил по сырой липкой грязи и наткнулся на кусок мраморного надгробия. Тревис поднял голову к небу, расцвеченному осколками серебристого огня, и увидел своих преследователей. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего. Однако они слишком поздно увидели вырытую яму и, размахивая руками, попытались удержаться, но их сапоги скользили по сырой земле, и они свалились вниз, отчаянно ругаясь и вопя от боли.

Тревис не стал проверять, сумеют ли они выбраться наружу. Схватившись за камень необычной формы, он поднялся на ноги и только тогда понял, что перед ним развалившаяся на две части статуя, ставшая жертвой непогоды и вандалов.

Несколько коротких мгновений Тревис смотрел в глаза каменного мужчины в длинном одеянии, печальные и серьезные, несмотря на то что чья-то безжалостная рука разбила их тяжелым молотком. Затем повернулся и помчался прочь с кладбища.

Острые камни впивались в босые ноги, трава царапала икры. Непроницаемый мрак лишь время от времени разрывали мгновения яркого сияния, когда молнии своими когтистыми лапами терзали черное небо. Каждый раз Тревис вскидывал голову, пытаясь разглядеть кривое дерево или полуразрушенную стену — хоть какой-нибудь ориентир, чтобы не заблудиться. Когда его снова окутывала ночь, он, спотыкаясь, мчался вперед и надеялся, что удаляется от своих преследователей, а не несется прямо к ним в руки. Тревис не слышал ни криков, ни топота ног, впрочем, даже рев ветра и раскаты грома заглушало его тяжелое дыхание.

Когда ему уже казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, а ноги больше не желали слушаться, Тревис вдруг разглядел очертания приземистого строения, вырванного из мрака зеленоватой вспышкой молнии. В следующее мгновение все снова окутала ночь, но Тревис не сомневался, что видел его.

Тревис знал, что останавливаться нельзя, что грабители наверняка где-то поблизости, однако ему нужно было передохнуть хотя бы парочку минут. Легкие горели огнем, его отчаянно трясло, а ноги отказывались подчиняться. Он помчался к строению.

Молния высветила стену слишком поздно, и Тревис, больно ударившись, налетел на нее на полном ходу. Он сделал шаг назад и успел разглядеть приземистое каменное сооружение. Часть стены обвалилась, превратившись в кучу мусора. Куда он попал? Тревис решил, что находится рядом с кладбищем Касл-Хайтс. И тут же выругал себя за глупость.

Он выплюнул в руку серебряную монетку.

Это не Касл-Сити.

Зея в тебе нуждается, сынок. Они даже сейчас призывают тебя. Неужели ты не слышишь?

Нет, он далеко от Колорадо. Неожиданно Тревис понял, что дрожит. Нужно поскорее согреться. Перебравшись через кучу камней, он вошел в диковинное строение.

И оказался в маленькой хибарке, пол был усыпан комьями земли и какими-то колючими сорняками. Крыша почти целиком обвалилась, но Тревис сумел разглядеть один угол, относительно сухой и закрытый от ветра. Он скорчился там, прижавшись спиной к стене, чтобы немного отдышаться. Казалось, будто он вдыхает обжигающую воду. Но через некоторое время неприятное ощущение прошло, и ему стало легче.

И тут Тревис вспомнил про узел с вещами, который держал под мышкой. Он попытался понять, что там такое, но было слишком темно.

Тебе нужно посмотреть, Тревис. Зажги свет.

Голос, прозвучавший у него в голове, должен был его испугать. Но он так походил на голос его друга Джека, что Тревис ему обрадовался, словно тот стоял рядом. Не успев хорошенько сообразить, что делает, он пробормотал:

— Лир.

Словно из ниоткуда возникло жемчужно-белое сияние и повисло у него над головой.

Тревис удивленно моргнул и принялся разглядывать стены, полуразрушенную хижину и монетку у себя в руке. Ему стало страшно. Откуда взялся свет? Он знал, что должен подумать, понять, как очутился так далеко от дома, но ему казалось, будто кто-то напихал ему в голову ваты, которая мешает сосредоточиться. Тогда он занялся узлом с вещами.

Узел был весь в грязи, но под ней Тревис обнаружил концы веревки. Развязав ее непослушными пальцами, он положил узел перед собой и начал разворачивать.

Верхний слой оказался из какой-то промасленной ткани, которая защитила вещи от грязи и воды. Тревис вытащил аккуратно сложенный серый балахон, поднял его и развернул.

Балахон показался ему смутно знакомым, но он никак не мог вспомнить, где его видел. Он был сухим и, похоже, теплым. Тревис натянул его через голову — дождь смыл всю грязь с его тела — разгладил серую ткань и удовлетворенно вздохнул.

Однако в узле лежало еще что-то. Тревис наклонился и вытащил серый плащ, потрепанный, но из плотной ткани и теплый. Впрочем, когда Тревис приподнял его, в бледном свете стало видно, что он сильно поношен и местами даже просвечивает насквозь. Тревис накинул плащ на плечи.

Быстро исследовав узел, он обнаружил там еще несколько предметов. Маленький мешочек из мягкой кожи, завязанный шнурком, пустой. Тревис сразу сообразил, что это кошелек, и осторожно положил туда половинку серебряной монетки. Потом поколебался несколько мгновений, снял с шеи талисман — руну надежды — и убрал вслед за монетой. Затем затянул шнурок и надел кошелек на шею.

Кроме кошелька, Тревис нашел широкий кожаный ремень, которым подпоясал рясу, свои любимые сапоги из оленьей кожи — он тут же их натянул — и тонкий стилет, рукоять которого украшал алый, точно кровь, камень. Тревис потрогал кончик, поморщился, почувствовав, какой он острый, и засунул за ремень, сдвинув чуть вбок, чтобы его прикрывал плащ.

Пора в путь. Больше здесь оставаться нельзя. Грабители наверняка сообразят, что он будет искать какое-нибудь укрытие. Они привыкли иметь дело с трупами. Прикончить человека им раз плюнуть. Тревис шагнул к дыре в стене. В тот момент, когда он подумал, что надо бы погасить свет, тот сам исчез без следа, и ночь снова вступила в свои права.

Ливень, похоже, растратил все свои силы и превратился в легкую сырую дымку, гром едва слышно гремел где-то вдалеке. Тревис понял, что гроза вот-вот закончится, но ночь казалась еще чернее, чем прежде. Малиновые искорки плясали в воздухе перед ним, исчезая всякий раз, когда он моргал, но тут же возвращались вновь.

Он продвигался вперед в кромешной темноте и уже через несколько шагов вышел на дорогу, которая убегала вдаль, и страшно обрадовался. Он по-прежнему не знал, где находится — по крайней мере точно не знал, — но если есть дорога, значит, где-то должны быть люди, которые смогут помочь.

Тревис зашагал по дороге. Впрочем, ее вряд ли следовало называть столь солидным словом. Узкая тропинка вилась между деревьями и Небольшими валунами, но идти по ней было легко даже в темноте. Плащ защищал от моросящего дождя, но пот заливал глаза и стекал по спине под серым балахоном. Яркие искорки продолжали плясать перед глазами, и Тревис вдруг решил, что, наверное, заболел, и потому ему так трудно сосредоточиться, заставить себя думать и вспомнить, что с ним произошло.

Да, все правильно. Была какая-то лихорадка и болезнь. И еще человек. Нет, не просто человек — друг. Он весь горел от высокой температуры. Потом Тревис увидел пламя… нет, ничего не выходит. А тот человек, его друг — Тревис никак не мог вспомнить имя — к нему прикасался? Тревис не знал почему, но это казалось ему очень важным.