Глава мигом подобрался, изобразил на толстом, плохо выбритом лице приветливую улыбку:

– И очень хорошо… Э-э… как вас по батюшке? Простите, запамятовал…

– Александр Яковлевич Студейкин. Вот моё журналистское удостоверение.

– Да что вы, я привык доверять людям! – горячо заверил его глава, но в удостоверение, скосив глаза, всё же взглянул. – Так вот, э-э… Александр Яковлевич, забот у нас, аграриев, сами понимаете, хватает. В сельской местности живём, да ещё отдалённой от благ цивилизации. Опять же шишку кедровую скоро бить начнём, так что каждый человек на учёте. Но чем смогу – помогу… – А про себя подумал: «Если этот шкет на центральные средства массовой информации пашет, банки мёда ему маловато будет. Придётся стол накрывать…»

– Мне бы с жильём вопрос решить. Так сказать, на постой определиться, – попросил журналист. – Недельки на две. Да провожатого найти, кто со мной согласиться в тайгу пойти. Я ему заплачу, естественно.

– Порешаем, – великодушно пообещал глава и, встав из-за стола своего неказистого кабинета, открыв дверь, крикнул толстой пожилой секретарше в приёмной: – Людочка! Распорядись от моего имени, чтобы в гостинице товарищу журналисту койко-место приготовили. И сообрази нам пообедать, чем бог послал. Накрой там же, в гостинице. – А потом, подняв пухлый указательный палец, изрёк назидательно, обернувшись к Студейкину: – Для командированного человека что самое главное? Чтобы его покормили вовремя!

Гостиница располагалась по-соседству с поселковой администрацией, в такой же рубленой избе, с чёрными от времени брёвнами, с окнами без ставен.

– Мы здесь, в тайге, по-простому живём, – четверть часа спустя разглагольствовал, дуя на подцепленный вилкой горячий пельмень, глава. Добрая стопка настоянного на кедровых орешках самогона настроила его на лирический лад. – Это у вас там, в городе, шум, суета. То приватизация, то монетизация, то кризис финансовый… Тьфу! А у нас благодать. Покой, тишина. Охота, рыбалка. Опять же воздух целебный от хвои. Его вместо лекарств от всех болезней принимать можно. Слушай, – после третьей стопки осенило его, – на хрена тебе снежный человек? С него, если он и водится даже где-то в тайге, ни мяса, ни шкуры. Давай лучше завтра на кордон поедем и кабана, а то и изюбря завалим! На худой конец лося добудем. А ты про то в московских газетах напишешь. Экзотика! Только особо упомяни, что не просто так отстреляли зверя, а по лицензии. Мы же не браконьеры какие-нибудь. А этот снежный человек твой – одно воображение, баловство.

Оглушённый самогоном и обильной едой, журналист осоловело возразил:

– Кабан – это никакая теперь не экзотика. Это банально. Арсеньев, Дерсу Узала… Всё писано-переписано. Такими путешествиями читателя уже в девятнадцатом веке нельзя было удивить. Другое дело мы, гоминологи…

– Кто-то? – подавился очередным пельменем глава. – Гоми… Гомики, что ли?

– Да нет! – встряхнул головой, прогоняя хмель, Студейкин. – Экий вы… неначитанный! Снежный человек, он же реликтовый гоминоид, он же бигфут, йети, гомин. А люди, изучающие это существо, стало быть, гоминологи.

– Вот я и говорю: что изучающие-то? Пустое место. Дырку от бублика! – возмутился Степан Тихонович. – Читал я где-то, что нет никакого снежного человека и не было!

– Да что вы говорите такое! – всплеснул руками журналист. – Существуют сотни, тысячи свидетельств очевидцев по всему миру!

– Ну, может, и водится он где, этот ваш, как его, гомосек, что ли? Да только не у нас. В тайге зверь, хе-хе, правильной ориентации, промысловый… Давай-ка, Александр Яковлевич, я пельмешков тебе ещё подложу. Их быстрее есть надо, а то остынут. И под это дело ещё рюмочку. Не-е-т… Отказы не принимаются!

Журналист попытался было прикрыть стопку ладонью, но глава перехвати его руку, отстранил, налил до краёв и подсунул Студейкину.

– Александр Яковлевич… Дорогой! Ну давайте! За снежного человека, в конце концов! Штоб ему, значит, в тайге нашей комфортно жилось!

– Уф-ф, – выпив, передёрнулся журналист, – напрасно вы, любезный Степан Тихонович, иронизируете. Впервые упоминания о снежном человеке появились в середине прошлого века. Группа англичан, побывавшая на Тибете, услышала от местных жителей легенду о некоем существе – метох канргами, что в переводе с тибетского означает «отвратительный снежный человек». Это лохматое существо обитало высоко в горах, выше линии снегов. Оно очень осторожно, и увидеть его удавалось крайне редко…

– Ага… Абориген какой-нибудь в шубе и малахае шёл по снегу, его издалека за зверя и приняли! – не верил глава. – У нас в тайге таких тоже полно. Другой зек сбежит из зоны, одичает, бородой обрастёт…

– Зимой, босиком?! – снисходительно усмехнулся Студейкин. – А ведь следы именно босой ноги на снегу были впервые зафиксированы документально. На склоне горы Эверест, на высоте шести тысяч метров альпинист полковник Говард-Бари обнаружил отпечатки оголённых человеческих ступней на снежном покрове. Причём следы были гигантские! В 1970 году в Непале группа альпинистов наткнулась на цепочку следов человекообразных там, где людей никогда не бывало. Фотографируя эти отпечатки, скалолазы увидели в бинокль покрытое шерстью двуногое существо, убегающее по склону годы…

– Ну точно! Ихний гималайский зек беглый. Увидал народ – и дёру!

– Экий вы, – укоризненно поморщился журналист. – С тех пор собраны уже тысячи доказательств существования неизвестного науке примата. Слепки следов, образцы шерсти, экскрементов. Есть кадры фото— и видеосъёмки…

– Стоп! Не горячись! – по-свойски уже прервал его поселковый глава. – Давай кушай пельмешки. А то не по-нашенски, не по-сибирски получается. Сперва закуси, выпей как следует, а потом разговоры разговаривай!

Он опять заботливо добавил в тарелку перед журналистом горку пельменей, налил в гранёную стопку желтоватой, обжигающей, как соляная кислота, самогонки, предложил по-хозяйски:

– За твоё здоровье. За тружеников, так сказать, пера, которые нас, селян, поддерживают, и даже в столицах о том, как мы тут живём, статьи пропечатывают!

Александр Яковлевич выпил послушно, закусил брызнувшим соком пельменем. Глава тоже опорожнил свою стопку, зажмурился сладко. Потом, отвалившись на спинку стула, закурил, пуская дым в обитый досками потолок гостиницы, сказал веско:

– Может, ты и друзья твои, гомики, прав…

– Гоминологи! – с отчаянием в глазах поправил собеседника Студейкин.

– Ну да, – легко согласился Степан Тихонович. – Может, и живёт где-нибудь на Тибете чудо-юдо босоногое. Но мы-то, острожцы, при чём? Где те Гималай, а где наш район? За скока тыщ километров?

Александр Яковлевич погрозил главе пальцем, пьяно икнув:

– Н-напрасно в-вы так считаете! Ареал его обитания ч-чрезвычайно широк! Следы и продукты жизнедеятельности снежного человека обнаружены в Канаде, США, на Кавказе, в пустыне Гоби, что в Монголии. Отсюда и зовут его везде по-разному: бигфут – в Америке, ракшаса – в Индии, алмасты и дэв – в Средней Азии, биабангули – в Азербайджане, киик-адам – в Казахстане. По моим предположениям, и наш, российский леший в лесах, – тоже он! А вот, между прочим, что я прочёл недавно в вашей районной газете. Эта заметка и стала причиной моего приезда. Так сказать, письмо позвало в дорогу…

Журналист расстегнул молнию на одном из многочисленных карманов жилетки, достал аккуратно сложенную, упакованную в полиэтиленовый файл вырезку, поправив очки, развернул и поднёс к глазам:

– Вот послушайте. Это не какой-нибудь сочинитель-фантаст пишет, а обыкновенный шофёр из лесхоза. Публикация от 5 июля, свежайшая…

«Вздрючу редактора, – пообещал себе глава. – Чтоб не печатал всякую дрянь, на которую журналисты со всего края сюда слетаются. А мне перед ними отдуваться приходиться…»

Студейкин между тем стал читать, слегка заплетаясь языком после выпитого:

– «Я рыбачил в минувшее воскресенье на реке Вие. Смеркалось. Неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд, от которого волосы на затылке зашевелились. Оглянулся и увидел в кустах за собой, в десятке метров, неизвестное существо. Ростом гораздо выше меня, значит, за метр девяносто, покрытое густой коричневой шерстью. Почти без шеи, низкий лоб, яростные красные глаза…»