В дежурной части РОВД, несмотря на пятый час утра, когда дремота валит с ног даже самых крепких, царило совсем не сонное оживление. У крыльца главного подъезда двухэтажного здания райотдела, многие окна которого были освещены, урчали милицейские автомобили, а возле металлической входной двери со смотровым глазком не по-уставному вольно смолил цигарку часовой в бронежилете, с короткоствольным автоматом АКСУ на груди. Он по-свойски кивнул Смирнову, безропотно пропустив подполковника и его спутника внутрь.

В вестибюле дежурки толпилась разношерстная публика. Возбуждённо прохаживалась туда-сюда, подметая пол длинной юбкой, цыганка. Оперативному дежурному втолковывал что-то, сунув голову в окошко в пластиковой перегородке, не слишком трезвый гражданин. На длинной деревянной скамье посапывал сладко неряшливый старик. Рядом с ним, отодвинувшись брезгливо, устроилась хорошо одетая семейная пара. Между ними уместился их отпрыск лет четырнадцати. Он сосредоточенно ковырял в носу, в то время как родители с двух сторон жужжали ему в оба уха свои наставления. В обезьяннике, за стальными прутьями решетки, забившись в угол, рыдала, размазывая по лицу макияж, пышненькая блондинка с фингалом под глазом. Свернувшись по-собачьи, калачиком, прямо на цементном полу спал пьяный бомж. А на длинной скамье раскинулись вольготно два парня. Один, постарше, – длинный и жилистый, какими бывают долго сидевшие на тюремной баланде урки, с синими от наколок руками. Второй помоложе, вполне вероятно несовершеннолетний – коротко стриженый, тощий и настороженный злобно, словно хорёк.

– Эти? – указав на парочку, поинтересовался у дежурного милиционера Смирнов.

– Так точно! – кивнул старший лейтенант и заорал на хмельного посетителя в окошке. – Кончай мне мозги парить! Напиши заявление и приноси утром! – А потом опять повернулся к подполковнику: – Задержаны на улице Розы Люксембург, у круглосуточного пивного ларька. У молодого изъят при личном досмотре выкидной нож с пятнами бурого цвета, на руках следы крови. Сделаны смывы, всё задокументировано.

– Дай ключ от крякушника, я с этими пацанами потолкую. А это товарищ из управления, он со мной, – распорядился Смирнов.

Открыв клетку, подполковник бросил татуированному верзиле:

– Ты! Иди ко мне.

Тот, независимо вздернув подбородок, подошёл, ухмыляясь.

– Руки давай…

Смирнов защёлкнул на его запястьях стальные браслеты.

– На хрена в наручники закоцал, командир?! – вскинулся урка. – Я, в натуре, ваще не при делах. Задержали незаконно… Адвоката давай!

– Ага. Он тебя как раз ждёт. Пошли, – хмуро сообщил подполковник и, взяв парня за костлявое плечо, толкнул, направляя в конец коридора.

– Да чё ты на меня грузишь, начальник! – громко возмутился задержанный. Но Смирнов ткнул его кулаком в спину:

– Иди, не базарь, там узнаешь.

Так, подталкивая, урку довели до двери кабинета. У порога он опять возмущенно обернулся:

– Это вам не тридцать седьмой год, чтоб людей ни за что ни про что на улицах хватать и в каталажку прятать! Я требую соблюдения прав моей личности!

Смирнов профессионально коротко, без размаха, врезал ему в челюсть. Задержанный головой вышиб дверь, перелетел через порог, кубарем прокатился по полу, влепившись в противоположную стену.

– Это тебе по правам твоей личности, – угрюмо сообщил, входя следом, подполковник. – А сейчас ещё по почкам пройдусь…

Фролов, шагнув в кабинет, прикрыл за собой дверь, посоветовал отечески-сочувственно:

– Колись, парень, по-хорошему. Вы с подельником не бомжа, а серьёзного мужика завалили. Так что мы по-любому тебя раскрутим. А чистосердечным признанием ты существенно облегчишь свою незавидную участь.

Урка сел, опершись спиной о стену, тряхнул головой, сказал, будто проснувшись:

– Всё, граждане командиры. Понял. Я человек больной. У меня ещё с прошлой ходки в сизо почки отбиты. Запросто крякнуть могу, если бить будете. Потом не отпишетесь…

Смирнов подошёл к нему, прихватив за воротник кожаной куртки, поднял с пола, подбодрил:

– Я же вижу – ты конкретный пацан. С понятиями. – Подвёл и водрузил его на привинченный к полу табурет, сам сел за обшарпанный стол напротив, указав на место рядом с собой Фролову. – Но и ты меня тоже пойми. Всё, что ты мне сейчас скажешь, между нами останется. А я этих понтов ваших блатных насмотрелся, они у меня вот где, – провёл он ребром ладони по своему горлу. – Перед следователем кривляться, в несознанку играть будешь. А мне конкретный расклад нужен – кто из вас и за что мужика на улице замочил. Говори честно. Я, видишь же, никаких бумажек ни пишу. А оперативную информацию, сам знаешь, к уголовному делу не пришьёшь. Так что давай по-хорошему. Тем более что у тебя почки больные…

Верзила поёрзал на табурете, попросил покаянно:

– Сигареткой не угостите? Мои при шмоне изъяли.

Подполковник вытряхнул из пачки сигарету, прикурил, сунул в губы задержанному, спросил мирно:

– У тебя сколько ходок на зону было?

– Четыре, первая по малолетке ещё… Последний раз на тройке сидел, на крытом режиме. Месяца не прошло, как откинулся. И на тебе. Опять неприятность. Но я, гражданин начальник, в натуре не при делах… Не для протокола скажу. Ежели что, предупреждаю честно: в несознанку уйду на следствии. Мне же своих сдавать по понятиям не канает…

– Договорились же, – вроде даже обиделся оперативник. – За кого ты меня держишь? Любого авторитетного парня спроси, и тебе подтвердят: подполковник Смирнов от своих слов не отказывается, обещал – сделает. На хрена нам протоколы, бумажная дребедень? Ты же, я вижу, здравый арестант, понимаешь, что весь базар между нами останется. А это товарищ из управления, – пояснил, заметив косой взгляд задержанного в сторону Фролова, – тоже человек с понятиями… Дай-ка я наручники с тебя сниму, а то курить неудобно…

Он расстегнул на татуированных запястьях задержанного стальные браслеты. Тот кивнул благодарно, потёр задумчиво ушибленную челюсть.

– Короче, командир, как на духу… Я, как от хозяина откинулся, сразу сюда, на хату к братану родному. Отлежусь, думаю, здоровье поправлю. У меня ж язва желудка, а её лучше всего чистым спиртом лечить. Ну, в крайнем, водочкой. Короче, отдыхаю, лечусь. Братан в автосервисе шабашит, целый день там. Ну, я от скуки с племяшом и скорефанился. Он хоть и малолетка, но вроде по понятиям просекает… Да только он не племяшом, а козлом оказался. Отмороженным на всю голову.

– Да ты чё?! – сочувственно возмутился Смирнов.

– А то! Подставил меня, козёл, по полной программе. У них, у нынешних молодых, ваще тормозов нет. Пошли мы с ним сёдня… то есть вчера уже… пивка попить. Отдохнули культурно – пивко, водочка, шмары… Короче, всё путём. Домой возвращались ночью уже. И тут навстречу мужик этот. Бомжара…

– Ну-ну, – подбодрил его опер.

– А Васька… ну, то есть племяш мой… грит: щас я к нему приколюсь. Чё, грит, таскается здесь, экологию портит. Я было его укорачивать: дескать, чё тебе этот мужик сделал, пусть канает своей дорогой. А племяш не послушал. Подлетел к мужику. И как водится: дай закурить. Тот руку в карман и кисет достаёт: угощайся, мол. А Васька глаза вытаращил. Они ж, нынешние, кисета никогда не видели! И спрашивает: эт чё, конопля? А тот: не-е, махорочка местная. Раз, грит, не хошь – тада отвали. Сопли, грит, у тебя ещё не высохли, штоб сурьёзный табак курить. И кисет опять в карман спрятал. Ваське, козлу, такой базар обидным показался. Он пику выхватил (я, грешным делом, и не знал, что у него нож с собой) и раз – мужику в грудь. На, дескать, знай, кому грубить можно… Они ж беспредельщики все, малолетки-то! Им человека завалить – раз плюнуть…

Задержанный замолчал, раздавил в пустой консервной банке, заменяющей пепельницу, сигаретный окурок.

– Дальше-то что было? – не отставал Смирнов.

– Да чё… Свалили быстро оттуда, да и всё. А пока шли, я ему предъявил: чё, грю, сучонок, наделал? Сам, грю, мужика завалил, сам и отвечай. Я ж тюремной баланды и так нахлебался, штоб за какого-то козла, хоть и племянник, сидеть! Опять же здоровья у меня нет никакого… Так что, командир, берите его и крутите. Пусть, в натуре, если такой борзый, на шконках попарится, срок помотает. Глядишь, рамсы-то и встанут на место. Я таких крутых на зоне много видел. Приходят с этапа – все воры, а через неделю, смотришь, половина уже в петушатнике…