Фролов положил трубку на аппарат. Дежурство нынче выдалось на редкость спокойным. Управление уголовного розыска краевого УВД подключалось лишь при совершении тяжких преступлений – крупных краж, разбойных нападений, убийств. «Бытовухой» же занимались в основном райотделы. Впрочем, исключения бывали. Месяц назад, например, всю милицию города, включая УВД и УГРО, на уши поставили – у губернатора края любимая собачка пропала. Молодой кобелёк какой-то чрезвычайно редкой породы, название которой и выговорить-то невозможно, язык сломаешь, увязался за течной сукой – самой что ни на есть плебейской блохастой дворняжкой – и был обнаружен лишь три дня спустя в стае шелудивых псов, сопровождавших столь же облезлую даму. И все эти три дня сотрудники милиции работали по усиленному варианту несения службы. А потому патрульный экипаж, изловивший кобелька, всерьез намеревался придушить животину, но, к счастью своему и пса, не сделал этого, получив благодарность от самого генерала – начальника УВД. О том, чтобы компенсировать сотрудникам работу сверхурочно и в выходные дни, речи, конечно, не было.

– Погоны таскаете? – грозно вопрошал подчиненных, стоило им заикнуться о праве на отдых, начальник УГРО грузный полковник Титаренко, чередовавший сигареты с таблетками от головной боли, которые грыз, не запивая водой, словно леденцы, морщась то от дыма, то от лекарственной горечи. – Вот и несите с достоинством тяготы и лишения милицейской службы. Ишь, расчувствовались, как профсоюзники… Отгулы им подавай!

От невесёлых воспоминаний Фролова отвлёк пронзительный телефонный звонок. На том конце провода майор Приходько сообщил не без злорадства:

– Вот и накликал ты на свою задницу приключения! Не спалось, вишь ли, ему…

– Что у вас там? – догадываясь уже, что отдыхать больше не придётся, отозвался капитан.

– А там у нас, Никитушка, труп. Со следами насильственной смерти. В Промышленном районе. В Шанхае. Экипаж патрульно-постовой службы получил сообщение о драке на улице Короленко. Подъехал, но уже никого не застал. Только трупак свежий с колото-резаным ранением в сердце. Да ты не расстраивайся шибко, – посочувствовал оперативнику майор, – думаю, с раскрытием проблем особых не будет. Убитый по виду бомж. Наверняка его дружки замочили. И патрули быстро их возьмут. Мы туда ещё три экипажа подтянули, они сейчас все окрестные кварталы шерстят. На худой конец поймаете какого-нибудь синюгу, настучите ему по почкам, он и признается… – хохотнул в трубку Приходько. – Так что дело плёвое. Но прокурор, экспертно-криминалистическая группа на место происшествия выехали. Впрягайся и ты. Дежурный «уазик» уже у подъезда.

– Понял, – буркнул Фролов, опуская трубку.

Он неторопливо набросил поверх рубашку наплечную кобуру с табельным «Макаровым», натянул китель – августовские ночи в их краю прохладные, прихватил электрический фонарик «жучок» и покинул уютный кабинет, заперев ключом дверной замок – простенький, от честных людей, которых в главном здании милицейского ведомства, конечно же, большинство.

Управление внутренних дел и среди ночи сияло окнами, заметно выделяясь среди административных строений центральной части большого сибирского города, носившего неофициальный титул столицы таёжного края. Некогда заштатный городок с открытием и разработкой нефтяных месторождений переживал теперь ренессанс, пух от дурных, обусловленных ростом мировых цен на чёрное золото, денег, разросся ввысь и вширь, расцвёл огнями рекламы офисов богатых фирм, банков, отелей и роскошных магазинов, палил в северное небо снопами праздничных фейерверков по поводу и без повода, колобродил и пучился весельем, словно игристое шампанское в ледяном хрустальном бокале, хлопая иногда будто вылетевшей из бутылки пробкой, пистолетными выстрелами киллеров по чьим-то несговорчивым конкурентам в бизнесе, но случалось такое в последние годы всё реже. Слава богу, кажется, всё уже поделили, захапали, и главные разборки, кому и из каких месторождений качать нефть, перенеслись в Москву, а то, глядишь, и ещё выше – в Кремль.

Но к нефтеносной трубе, шедшей отсюда, из таёжной глуши и промороженной тундры, до самой Европы, присосались далеко не все местные жители. И если проехать несколько бурлящих сытой и праздничной жизнью элитарных кварталов и очутиться на окраине, где обитают аборигены, то город оборачивался здесь своей тёмной и грязной изнанкой. На ухабистых улочках лепились плотно друг к другу кособокие бревенчатые домишки дореволюционной постройки, переплетались тесно глухими заборами, ветхими сараюшками и высоченными поленницами дров на задних дворах, заросшими бурьяном огородами и помойками, а по узким проулкам, по которым не могли проехать милицейские «уазики», местные жители, избегая столкновений с правоохранительными органами, разбегались при случае дружно и споро, как тараканы, легко ускользая таким образом от карающей десницы закона.

Народ, обитавший здесь исконно – и при царском режиме, и при советской власти, занимался предпочтительно криминальным промыслом, а нынче и вовсе пустился во все тяжкие. Торговал палёной водкой, наркотиками, краденым шмотьём, держал на отстое и курочил на запчасти угнанные автомобили. Сюда же со всего города стекался бедовый люд, съезжались освободившиеся из колоний зеки, грабители и воры несли барыгам неправедную добычу – «слам», а пьяницы и наркоманы – деньги, последнее семейное золотишко, здесь испокон веков скрывались беглые заключённые и объявленные в розыск преступники.

Правда, уже в новейшие временам и в этом сумрачном, замусоренном районе, словно золотые фиксы в гнилозубом рту, стали появляться сияющие нахально коттеджи. То строились наиболее удачливые обитатели Шанхая – воры, рэкетиры, наркоторговцы, цыганские бароны, чувствующие себя привычно, комфортно и безопасно среди окружающей их нищеты, пьянства и дерзкого криминала.

Вот куда ехал сейчас Фролов, удивляясь про себя, что именно отсюда последовал звонок в милицию, сообщивший о драке. У местного населения привычек сигнализировать правоохранительным органам о таких происшествиях не водилось. Не иначе как невзначай завернувший на эти кривые улочки таксист стуканул по мобильному телефону…

Водитель «дежурки» вёл машину вполне уверенно, хорошо зная этот район, в котором ему наверняка многократно приходилось бывать по служебным делам. Тем более что и углубляться в трущобы Шанхая, застроенного изначально без всякого плана, самовольно, милицейскому «уазику» не пришлось. Улица Короленко ответвлялась от оживлённой городской магистрали и ныряла в низину, в которой угнездился посёлок. В начале её даже горели фонари на столбах, и под одним из них, когда машина подкатила ближе, Фролов разглядел одинокую фигуру топтавшегося в пятачке света молодого милиционера, а у его ног – распростёртое на тротуаре тело.

Постовой бросился к затормозившему рядом «коробку», как к родному:

– Ну наконец приехали! – с явным облегчением выдохнул он. – А то бросили меня здесь в одиночку жмурика сторожить, а напарники по задержанию убийцы работают. Укатили, а я стою в этом шпанинском районе и думаю: вернуться наши, а тут вместо одного трупа – два. Представляете, каково здесь ночью в милицейской форме маячить? Я уже и пистолет приготовил. Вот, – вынул он из кармана чёрный «Макаров». – Думаю, ежели что, то дорого продам свою жизнь!

– Да кто ж на такого бравого мента нападёт! – усмехнулся Фролов, подосадовав тем не менее на коллег постового. Действительно, оставили салагу в таком криминальном курмыше. А если бы и впрямь здешние оторвяги на него налетели? И успокоил, смягчившись: – Ладно, обошлось же… Ну, показывай мне место преступления, которое ты так мужественно, можно сказать в тылу врага, охранял.

– Да вот оно, – шмыгнув носом, указал на труп милиционер. – Тело мы не трогали, командир отделения только пульс пощупал. Да и так видно, что «жмурик». Следов обуви, – постовой склонился над покрытым коркой засохшей грязи асфальтом, – визуально не обнаружено. Посторонние к телу не подходили. Так что вполне оправдано в данной ситуации применение служебной собаки, – авторитетно заявил он, а потом, глянув на улыбающегося капитана, добавил, смутившись: – По горячим следам.