Я снова кинулась к зеркалу — нет ли у меня за ухом царапин, или еще каких повреждений, но нет, теперь там было абсолютно чисто. Меня вдруг затрясло — картинка, явившаяся мне несколькими минутами ранее, настойчиво висела перед глазами, заслоняя обзор. Я лихорадочно принялась ощупывать воротник рубашки, словно ожидая обнаружить и на нем некие следы. Да это же моя домашняя рубашка, разве ж она на мне была тогда? Нет, конечно же. А что? Мне пришлось как следует напрячь память, чтобы вспомнить, в чем я пришла в себя. А, точно — в синей блузке!

Я бросилась в комнату, к шкафу, куда побросала свои вещи после ухода Таньки. Вот она, лежит сверху. Некоторое время я стояла, внимательно разглядывая верхнюю часть блузки. Чистая… Странно… Почему-то, у меня было смутное ощущение, что я вовсе не в ней сопровождала Таньку к ее дому. Ну, конечно — я отчетливо вспомнила, как натягивала на себя белую пуховую водолазку и при этом болтала с Танькой о Вовке. Ничего не понимаю. Это что же — уходила в одной вещи, а вернулась в другой? Как следует сосредоточиться мешала прежняя картинка, продолжавшая упорно висеть перед глазами, и я раздраженно топнула ногой, заорав как ненормальная — отстань! Удивительно, но это подействовало, мерзкое изображение исчезло. Объяснение происходящему мне мог дать только один человек — Танька. Вернее, происшедшему… Но ведь она утверждала, что мне все померещилось… Не правда ли, подружка? Что ж такое… Куда ты могла деть мою водолазку? И зачем все это было тебе нужно?

Я вернулась в ванную и переворошила корзину с грязным бельем. Нет, ничего подозрительного. Вдруг, повинуясь какому-то наитию, я быстрыми шагами прошла в кухню, и открыла мусорное ведро. На первый взгляд мусор как мусор. Полведра. Но что это за тряпка выглядывает из-под коробки от чая? Я осторожно потянула за белую, похожую на бинт ленту. Да это же рукав! Придерживая совком мусор, чтобы не вылез вместе со свитером, а что это именно он, было очевидно, я вытянула наружу водолазку.

Я стояла у окна, держа в руках грязную, испачканную спитым чаем некогда белую водолазку и тупо смотрела на коричневые пятна на воротнике и груди.

Хлопнула дверь, и послышался веселый голос:

— Лилька, опять на замок не закрылась? Или ждешь кого? Эй, блудная дочь, ты еще никуда не слиняла с утра пора…

На пороге возникла Танька, впившаяся взглядом в злосчастную водолазку. Лицо ее побледнело, она схватилась за косяк, словно ее мгновенно оставили силы.

— Ну что ты теперь скажешь? — хрипло выговорила я, бросив ей под ноги белую тряпку. — Материализация глюков, да? Зачем это все нужно было? Зачем ты мне лгала, изворачивалась, зачем?

— Э-э-э… Ну-у… — Танька оторвалась от косяка и сделала шаг назад, словно боясь, что свитер ее укусит. — Я не хотела лишний раз тебя волновать…

— Да ну? — с издевкой в голосе воскликнула я, кидаясь в кресло — ноги противно дрожали, и стоять уже не было сил. — А я что — беременная, или у меня с сердцем проблемы, что ты меня так бережешь? Может, наконец, выложишь уже, как оно было на самом деле? Только предупреждаю сразу — не надо баек про разбитый нос во время моего падения, или неудачно разделанную в забытьи курицу. Я большую часть и без тебя вспомнила, так что по ушам больше не надо ездить, окей?

— Ладно, извини, я правда, хотела как лучше… — выдавила Танька и, пройдя почему-то прихрамывая к дивану, села. — Ну, в общем, я пошла вперед тебя по лестнице…

— Лучше расскажи, что было после того как я потеряла сознание, чтобы время зря не тратить, ладно? — предложила я нетерпеливо.

— Да, конечно, — нервно вздохнула Танька. — Вначале ты вполне себе крепко стояла на ногах — как увидела нашу групповую композицию, то как-то так переменилась в лице, что даже я испугалась, хотя, казалось бы — куда уж страшнее, когда нож у горла… Ты стала такая… Взгляд какой-то неживой, остановившийся, сама как бумага белая, губы шевелятся, словно молитву какую читаешь. И вдруг урод, который около меня был, ка-ак воткнет нож во второго! А тот, прикинь, даже не вякнул, просто спокойно так, не торопясь, прямо с ножом в пузе, полез в задний карман, и свой нож вытащил, и медленно-медленно проткнул первого. А потом они стали друг в друга ножи тыкать, словно в макеты. Представляешь, жуть какая — тишина полная, только чавканье стоит, и брызги во все стороны летят. А я сначала как лежала, так и осталась валяться. Лежу как дура на полу и смотрю снизу вверх на этот кошмар. А потом они уже принялись, не просто тыкать, а прямо-таки полосовать друг друга, тут меня и пробило. Я как вскочу, как полечу вниз, и про тебя забыла сперва. Выбежала на улицу, упала на колени у подъезда, вырвало меня, и еще минут пять отдышаться не могла. А потом про тебя вспомнила, вернулась на цыпочках назад, вижу — все кровищей залито, а вы трое валяетесь, ужас просто. Я сперва думала, что и тебя прирезали, потом смотрю — нет, дышишь, вроде спишь, но глаза открытые как у куклы, брр… Ну, это я потом уже думать начала, а тогда просто, оттащила тебя в сторонку, и позвонила Артурику, хорошо, он неподалеку как раз со своими друзьями проезжал. Буквально через пару минут уже подъехал, и все убрал к чертовой матери. Чудо просто, что никто из твоих соседей мимо не прошел, а то потом бы менты нас задолбали допросами…

— Подожди — подожди! — судорожно сглотнув, прервала я ее. — Что значит — убрали все?

— Ну, придурков этих утащили. Ребята как раз с каких-то теплиц ехали, у Артурика вроде, бизнес есть — он теплицы держит, вот у них в багажнике несколько метров пленки и было, так они трупы туда завернули, и аккуратненько так унесли. А Артур опять тебя до квартиры дотащил — ему ж не впервой, — Танька тепло улыбнулась, словно не она только что рассказывала про кошмарное убийство двоих человек. — А я пока всю эту кровищу замывала. Представляешь — только успела разок замыть, самые кровавые пятна, притащила несколько ведер воды, вылила на площадку, а тут как раз тетка какая-то с нижнего этажа вылезла, увидела вода течет, и давай пялиться. Я чуть не упала от ужаса — там же вода такая розовая была, и запах стоял… — она закатила глаза. — Как на бойне, честное слово. Хорошо хоть, я додумалась в воду хлорки добавить, вроде, перебило. А она меня еще спрашивает — девушка, а вы что — теперь у нас уборщицей здесь будете? А я говорю — нет, меня подружка попросила пол помыть, она здесь банку с молоком разбила, а сам себя плохо чувствует, вот я и мою. Глупая, конечно, отмазка, но что уж первое в голову пришло. А она еще — что за подружка, так я ей сказала что ты, так что не удивляйся, если тебя расспрашивать будут…

— Да замолчи ты уже, ради бога! — выкрикнула я, закрыв уши руками. — Не могу больше слышать тебя!

— Сама же попросила рассказать, — обиделась Танька. — Я для неё столько всего сделала, а она еще и недовольна. Ты бы видела, на что я была похожа — в кровище с головы до ног, как это та тетка не заметила… Хорошо тебе — в сторонке все время была, только свитер испачкался. Наверно, еще и дубленку тебе стирать придется…

— Помолчи! — невнятно простонала я, схватив подушку и уткнувшись в нее лицом. — Дай в себя придти…

Танька замолчала. В наступившей тишине особенно отчетливо слышалось гудение в ушах и бешеные удары моего сердца. Но я слышала и кое-что другое. Сначала испуганный, и затем окрепший, и ставший циничным голос подруги, пересказывавший чудовищную историю, перемежая ее плоскими шутками. Как она это сказала — «Убрали все»… Почему-то меня сильнее всего царапнуло именно это. О чем я думаю, господи! Я убила двух человек! Пусть это были бандиты, может, даже, убийцы, это совершенно не имеет никакого значения… Мысль прервалась. Со мной происходило что-то странное — я словно всеми силами старалась отгородиться от Танькиного рассказа, перед глазами, вместо кровавой бойни, возникали картинки совершенно с этим не связанные — растерянное Сашкино лицо, уютно булькающий самовар, ласково улыбающаяся Серафима Афанасьевна, конь Чубайс, подкидывающий зад, пес, кинувшийся на мою защиту…