— Знаешь, ты мне очень нравишься.

— Ты мне тоже, — отозвался Жюльен. — Мне кажется, мы могли бы стать друзьями, но вот только…

Он умолк.

— Говори, говори, — попросил Ритер.

— Вот только мне не по душе, что ты так напиваешься.

— С этим тебе придется примириться. Но если я, напившись, стану валять дурака, а ты мне из-за этого расквасишь физиономию, заранее обещаю на тебя не сердиться.

Они вошли в театр. Места у них были в партере, в самой середине зала. Публику составляли главным образом юноши и девушки.

— До стариков Трене не доходит, — пояснил Ритер. — Тут все дело в ритме, в темпераменте, это неотделимо от нашего поколения.

— И все же здесь есть несколько пожилых людей.

— Они явились из любопытства. А может, это родители, сопровождающие дочерей. Должен тебе сказать, что и среди молодых, на мой взгляд, далеко не все поймут смысл того, что им предстоит услышать.

Вначале оркестр исполнил попурри из наиболее популярных песен Шарля Трене.

— Не слышу мелодии «Верлена», — заметил Ритер. — Бьюсь об заклад, что он не включил эту песню в программу концерта. Если хочешь, чтобы он ее спел, придется изрядно поорать.

Поднялся занавес, но сцена оставалась пустой. Декорации изображали домик в саду. В нем было только одно окно, закрытое ставнями. Оркестр заиграл вступление, и ставни разом распахнулись. Трене выскочил из окошка с такой стремительностью, словно его выбросила пружина. Еще в воздухе он запел:

Его встретил гром аплодисментов. Ритер преобразился на глазах. Он был словно наэлектризован пением Трене. Да и весь зал будто вибрировал. Общее возбуждение передалось Жюльену — никогда еще он не испытывал ничего подобного.

В лучах прожекторов Неистовый Певец носился по сцене, терзая нервными пальцами маленькую шляпу.

После каждого номера зрители топали ногами, громко выкрикивали названия популярных песен, требовали новых. Ритер и Жюльен надрывались:

— «Верлена»! «Верлена»!

Однако они чувствовали, что их голоса тонут в сотне других. Воспользовавшись минутной паузой, Ритер прошептал:

— В следующий раз дождемся, когда крики утихнут и оркестр начнет вступление. А тогда вместе крикнем что есть мочи: «Верлена»!

— Давай.

— Так и надо сделать, не то он этой песни не споет.

Они поступили, как задумали. На сей раз публика так вопила, что Трене схватил горшок с цветами, стоявший возле будки суфлера, и сделал вид, будто собирается швырнуть его в зал. Зрители расхохотались, потом смолкли. Певец объявил название следующего номера. Послышался восторженный вздох, и оркестр заиграл первые такты. Жюльен почувствовал, как Ритер подталкивает его локтем.

— «Верлена»! — крикнули оба разом.

И тотчас же впереди, через несколько рядов от них, точно эхо, послышался женский голос:

— «Верлена»! «Верлена»!

Артист поднял руку и остановил оркестр. Он улыбнулся, посмотрел в ту сторону, откуда раздался крик, и объявил:

— «Верлен»!

В зале послышались возгласы разочарования и даже робкий свист, но, когда Трене допел песню, публика так же бешено зааплодировала, как и после других номеров.

— Видишь, они ни черта не знают, — сказал Ритер. — Это просто болваны.

— Но одна девушка крикнула вслед за нами.

— Да, я ее заметил. Сидит впереди, через два ряда. Видишь, у нее длинные волосы, до самых плеч.

Жюльен то и дело переводил взгляд с певца на эту девичью головку с мягкими волнистыми волосами, вздрагивавшими в такт музыке. Во время антракта, когда в зале вспыхнул свет, девушка повернула голову. Жюльен встретился с нею взглядом, она улыбнулась. Он успел разглядеть только ее глаза и улыбку, но на несколько мгновений у него захватило дух. Ритер прикоснулся к плечу товарища.

— Эй, ты что, заснул? Мы так орали, что теперь не грешно и промочить горло.

Жюльен встал. Девушка снова посмотрела на него и опять улыбнулась. Жюльен непроизвольно кивнул, словно приглашая ее подойти. Улыбка застыла у нее на губах, в глазах промелькнула какая-то тень, она наклонилась к сидевшей рядом женщине и что-то ей сказала.

— Слушай, ты идешь или нет? — рассердился Ритер.

Жюльен медленно двинулся вперед, подталкиваемый товарищем. Когда они вышли на террасу перед театром, Ритер пробормотал:

— Черт побери, не понимаю, как ты устроен: и никогда-то тебе не хочется выпить!

Жюльен пошел вслед за приятелем. Он что-то пил, но не мог бы сказать, что именно. Перед ним неотступно стоял взгляд юной девушки. Взгляд и улыбка. Больше он ни о чем не мог думать. Из всех услышанных им в тот вечер песен в его памяти осталась только одна, она вновь и вновь звучала у него в ушах:

Ритер что-то говорил. Разбирал во всех подробностях концерт: манеру исполнения, музыку, стихи, реакцию зала. Время от времени он останавливался и спрашивал:

— Ты согласен?

— Конечно, — отвечал Жюльен. — Конечно.

Но, по правде говоря, он ничего не слышал из того, что говорил приятель. Ритер мог бы разглагольствовать еще целый час, для Жюльена его слова значили в те минуты не больше, чем свист ветра в поле.

Войдя в зал, он тотчас же начал искать взглядом девушку. Не успел он пройти нескольких шагов, как она обернулась. Он понял, что она тоже ищет его, и заметил, что, увидев, она улыбнулась. С этой минуты и до начала второго отделения девушка оглядывалась не меньше двадцати раз. Еще никогда в жизни Жюльен не ощущал такой власти взгляда.

Перед окончанием концерта он снова встретил ее взгляд, увидел ее улыбку. И вновь обрел их в осветившемся зале, словно пришел на свидание. Зрители поднялись с мест и, переступая с ноги на ногу, медленно двигались к выходу. Жюльен чувствовал, что товарищ подталкивает его в спину, но изо всех сил замедлял шаг. Он хотел дождаться минуты, когда девушка поравняется с ним, выходя из зала. И несмотря на толкотню, ему это удалось. Со своей стороны, улыбающаяся незнакомка как будто тоже старалась приблизиться к нему. Когда она очутилась возле молодых людей, Жюльен проскользнул в проход и пошел рядом с нею. Он заранее приготовил какую-то фразу, но ни один звук не мог вырваться из его судорожно сжатого горла. Он услышал, как шедший позади Ритер сказал:

— Ну, как, довольны? Он все же спел нашего «Верлена»!

— Да, очень довольна, — ответила девушка.

И все. Женщина, сопровождавшая юную незнакомку, взяла ее под руку, и обе направились к Епископскому парку, а Ритер потащил Жюльена в кафе, помещавшееся возле почты.

Прежде чем свернуть за угол, Жюльен обернулся и посмотрел в сторону парка. Ему почудилось, что вдали, под сенью деревьев, он различил стройный светлый силуэт, слегка покачивавшийся рядом с другой тенью, более массивной и темной.

— Решишься ты наконец? — проворчал Ритер. — Кафе сейчас закроют, времени у нас в обрез, только-только успеем опрокинуть стаканчик.

Жюльен Дюбуа поднялся очень рано. Он оделся, не зажигая света, и, стараясь не шуметь, вышел из просторной комнаты второго этажа, где еще спали его товарищи. Небо уже посветлело, но заря едва брезжила. Ветер шелестел в ветвях кедра и в листьях самшита, окаймлявшего аллею. Жюльен спустился по лестнице. Он бы охотно подставил голову под холодную струю из крана, но боялся, что дежурный, сидевший в комнате первого этажа, станет донимать его расспросами. Вот почему он направился прямо к бассейну, расположенному справа от дома, стал коленом на цементную закраину и, зачерпнув пригоршней воду, смочил лицо. Когда он выпрямился, ему показалось, будто щеки его обжег ледяной ветер. Он вздохнул всей грудью и направился к дороге. Все вокруг было еще лишено красок: серая предрассветная дымка сливалась с серой пеленой ночи, медленно расплывались бесформенные тени.