«Здесь он не прав. Человеческая участь решается на небесах независимо от самого человека, задолго до его появления на свет. Наверняка где-то есть огромные кожаные фолианты, куда занесены человеческие судьбы. При желании все это нетрудно узнать — стоит лишь обратиться к гадалке. Но не каждый на это решится». Так или примерно так размышляла Антонина по дороге домой из прокуратуры.

А что, если в самом деле сходить погадать? Но не к тем, которые о себе трубят в рекламе, а к первой попавшейся цыганке. «Нет, не пойду. Еще нагадает какую-нибудь гадость».

— Подойди, красавица, не стесняйся. Денег с тебя не возьму. Даром скажу, что тебя ожидает.

Откуда она взялась? Здесь сроду цыган не бывало.

— Была у тебя недавно большая любовь. Была, да вдруг вся упорхнула. Николаем звать. Правильно говорю, голуба?

Откуда цыганке известно об этом?

— Дай ручку. Левую дай, ту, которая ближе к сердцу. Поверни ладонью к солнцу. Эту линию видишь? Твоя жизнь. Жить будешь долго и сладко, но все тебя будут жалеть.

— Почему жалеть? Я хочу, чтоб любили. Отвечай, старая ведьма. Слышишь?

— Девушка, вам плохо? Присядьте на скамеечку. Я сейчас в «Скорую» позвоню.

Антонина открыла глаза и с удивлением огляделась. Она стояла, прислонившись к гранитной стене, у входа в сквер, недалеко от своего дома.

— Спасибо, не нужно. Все хорошо. Сейчас все пройдет. Прости меня, Господи.

Дома ей стало снова не по себе. Две громадные пустые комнаты. Все мертво и гулко, как в склепе. Антонина села к столу, посидела минут двадцать в раздумье и решительно сняла телефонную трубку.

— Здравствуйте, Павел Михайлович. Это я, Антонина Кривцова. Хочу попросить у вас помощи и совета. Я только что вернулась из прокуратуры. Меня вызывали в качестве свидетеля. Следователь — хам. Обвиняет невесть в чем. Стращает… Я не знаю, что делать. А вдруг он действительно предъявит мне обвинение?

— Не отчаивайтесь. Ничего страшного. Сейчас я приеду к вам, и мы вместе все обсудим.

Липатников пробыл у нее больше часа. Душевно поговорили. Помянули Игоря Николаевича.

После разговора с ним Антонина успокоилась. Все прежние страхи показались ерундой. Заручившись поддержкой большого начальника из МВД, она больше не боялась.

Расследование убийства Кривцова вновь привело Ольховцеву на ипподром. Рано или поздно это произошло бы: большинство его близких знакомых имели отношение к бегам. Но теперь Наталья Евгеньевна была уже там как бы своим человеком. Работники ипподрома охотно делились с ней последними новостями, без подозрительной настороженности отвечали на все ее вопросы. Она побывала в конторе и в хозяйственных службах. Мнения о покойном были самые противоречивые.

Внимание Ольховцевой привлек наездник Михалкин, привлек одним, крайне заинтересовавшим ее, обстоятельством. Не менее интересным оказалось и то, что Михалкин хорошо знал покойного и его жену, хотя Антонина не назвала его в числе близких знакомых семьи. В ближайший беговой день Наталья Евгеньевна собиралась сходить на ипподром, потолкаться на трибунах, попытаться узнать мнение народа о наезднике.

Накануне вечером ей позвонил Липатников. Знакомство у них было шапочным. Иногда они встречались в коридорах министерства, здоровались, обменивались дежурными любезностями.

— Наталья Евгеньевна, не удержался, чтобы не выразить вам признательность. Антонина Кривцова сказала, что вы взялись за расследование дела о смерти ее мужа, и я очень этому рад. Наконец-то будет поставлена точка. Мне это далеко не безразлично. Мы с Игорем — давние знакомые.

— Очень хорошо, что вы позвонили. Я хотела поговорить с вами именно об этом. Ведь вы приехали на место происшествия в одно время со следственной бригадой?

— Да. Меня вызвали с совещания у начальства. Можете полностью располагать мною. Охотно окажу вам поддержку.

— Очень кстати. У меня на счету каждый человек. Видите ли, я веду расследование не совсем официально. Что-то вроде частного сыска. Муж Градолюбовой, моей школьной подруги, необоснованно обвинен в убийстве Кривцова. Я хочу разобраться в этом деле.

— Градолюбова — это известная журналистка, которая пишет на криминальные темы?

— Вы с ней знакомы?

— Нет, но публикации ее видел. Значит, все-таки убийство? Первоначальное заключение было иным. Признаюсь, и у меня были на этот счет сомнения. Но я не криминалист. На осмотр приезжали профессионалы.

— Что конкретно вызвало ваши сомнения?

— Подозрительной показалась идеальная чистота в квартире. Отсутствие грязной посуды и каких-либо следов.

— То, что это — убийство, подтверждают многие факты. Эксперты обнаружили в крови покойного следы алкалоидного яда и характерную для такого рода отравления опухоль в головном мозге, хотя причиной смерти явилось удушение со всеми характерными признаками самоубийства.

— Понятно. Тщательно спланированное преступление.

— Как вы думаете, Павел Михайлович, что могло послужить мотивом убийства?

— Я сам неоднократно задавался этим вопросом, и безрезультатно. Во всяком случае, я исключаю корыстный интерес. Ведь из квартиры, насколько мне известно, ничего не украли.

— Я тоже теряюсь в догадках. Будь известен мотив, намного было бы легче. Павел Михайлович, если я правильно вас понимаю, вы не меньше меня заинтересованы в результате расследования?

— Безусловно.

— Мне потребуется помощь людьми. Могу я рассчитывать на вашу поддержку?

— Буду рад.

— На предварительной стадии, оперативно-розыскной, я еще как-то управлюсь. А вот на заключительной, когда нужно будет брать преступников, могут возникнуть проблемы с нехваткой людей.

— Рад буду помочь. Можете на меня рассчитывать.

— Если хотите, я буду держать вас в курсе расследования. Возможно, у вас появятся хорошие идеи.

— Это совсем ни к чему. Помощник в таком деле из меня никудышный. Я не криминалист. Что же касается помощи людьми, то это в моих силах. Сообщите, как только потребуется. Люди у вас будут. ОМОН, возможно, и круче.

— Замечательно, Павел Михайлович. Сняли камень с души.

Закончив разговор, Наталья Евгеньевна перемотала кассету и прослушала еще раз.

Очень полезный звонок. Как нельзя кстати. Можно считать, проблема силовой поддержки снята. Не верить ему нет оснований. Ответственный человек, на хорошем счету у начальства.

На ипподром Ольховцева приехала за полчаса до начала бегов. Возбужденные тотошники бегали в кассовых залах от окна к окну, подглядывали друг за другом, высматривали наиболее денежные ставки. На Наталью Евгеньевну в разгоряченной азартом толпе никто не обращал внимания. Женщины здесь мало кого интересуют.

Для Михалкина это был ответственный день. Впервые он записал в именной приз Рутис Дэзи. Он один знал ее истинные возможности, в период подготовки тщательно скрывал их от соперников и от начальства. Он рассчитывал на победу и на хорошие деньги, не только призовую сумму, но и выдачу в тотализаторе. Лошадь основательно затемнил. У тотошников она котировалась пятой. Фаворитами считались две Пашины лошади и еще две из конюшен Лавровского и Злынского конных заводов. Такими были прогнозы ипподромных игроков. Михалкин думал иначе.

Он выехал на проминку за сорок минут до старта, сделал пару кругов, продолжая играть роль статиста. Перед трибунами пустил Рутис Дэзи во весь опор, якобы отрабатывая концы, имитируя максимальную резвость. Тотошники щелкали секундомерами, кривились в усмешке, удовлетворенные совпадающими с их прогнозами результатами.

Помощник Шацкого, его правая рука, повязанный с начальником убийством, обнаглел еще больше и уже почувствовал сладость власти. Энергичный, деятельный по натуре, Данилюк за короткое время наладил приватные отношения с букмекерами и на конюшнях. Он не мелочился, не играл все подряд, а умел выжидать. И, как правило, его терпение окупалось с избытком.