Лидия Градолюбова уже собралась уходить, когда раздался телефонный звонок. Журналистка помедлила, прежде чем взять трубку. После того как проведенным ею расследованием махинаций строительной пирамиды «Росомаха» заинтересовалась прокуратура, Градолюбовой угрожали по телефону. Но, возможно, это нужный звонок.

— Да. Слушаю вас, — ответила она нетерпеливо.

— Наконец-то. Три раза звонил, все не мог дозвониться.

Голос незнакомого мужчины слегка вибрировал от волнения.

— Кто вы? Представьтесь, пожалуйста.

— Моя фамилия вам ничего не скажет. Я директор ипподрома.

— Чем могу быть полезной?

— У меня к вам не совсем обычная просьба. Вы не могли бы организовать мне встречу с Натальей Ольховцевой? У нас появились проблемы.

— А вы не переоцениваете мои возможности?

— Обижаете, Лидия Михайловна. Конечно, мы теперь не те, что до перестройки, но по-прежнему владеем необходимой информацией. И всегда достоверной. Нам известно, что Наталья Евгеньевна — ваша школьная подруга и вы регулярно встречаетесь.

— Почему вы не обратились в милицию? Написали бы заявление, как положено, и делу дали бы законный ход.

— Дела-то, в сущности, никакого нет. Сплошной туман.

— Ну хорошо, я передам вашу просьбу.

— Желательно, чтобы она провела расследование неофициально, в частном порядке. Я не хочу лишнего шума. Подпишем контракт, обговорим все условия. Вот мои телефоны…

В тот же день Градолюбова передала подруге просьбу директора ипподрома. Наталья Евгеньевна созвонилась с ним, и директор пригласил ее приехать на ипподром в воскресенье, к началу бегов.

В субботу ночью на Москву обрушился страшной силы ураган. Суббота — шестой по счету, дьявольский, день недели. По единодушному мнению толкователей инфернальных явлений, бушевавший в ту ночь ураган был вызван темными силами. Ничего подобного в Москве не видели. Три часа от раскатов грома дребезжали и лопались стекла в окнах, и все это время, не переставая, хлестал крупный косой дождь. Под утро все стихло, и москвичи увидели последствия разбушевавшейся стихии: груды искореженного железа, сорванного с крыш, вывернутые с корнем деревья, поваленные рекламные щиты. С колокольни и куполов Новодевичьего монастыря снесло шесть крестов, заметьте, снова число магическое, что, несомненно, указывало на козни нечистой силы.

Немало чертовщины оказалось и в криминальной хронике минувшей ночи. По Москве поползли слухи о серии жестоких убийств, совершенных при загадочных обстоятельствах в разных концах города, но особенно много шума наделало ритуальное убийство старшего ветеринарного врача на Московском ипподроме, сообщение о котором прошло даже в утренних теленовостях.

Но бега есть бега. Несмотря на повреждения ипподромных строений, скачки состоялись как обычно, в воскресенье. Заезды проходили вяло, без огонька. Видимо, сказывалось напряжение тревожной ночи.

В директорской ложе, кроме нескольких заслуженных пенсионеров и редактора коневодческого журнала — обычных посетителей, появились новые люди. Самым заметным среди них был Игорь Николаевич Кривцов — важный клерк из департамента, курирующего ипподромы. Одетый в светло-серый, тонкой шерсти костюм от Зайцева и ослепительной белизны рубашку, он больше походил на брачного афериста, чем на государственного чиновника. Это впечатление усиливало холеное лицо со следами порока, заметными, однако, лишь опытным физиономистам. В свои пятьдесят два года он еще кружил головы девицам из фитнесс-клубов.

Кривцов держался особняком, не допуская фамильярного обращения. Лишь начальник конной части Степного конного завода, начкон — резковатый, невоздержанный на язык чернявый коротышка — по каким-то необъяснимым причинам мог запросто подойти к нему и завести разговор, хотя, справедливости ради надо сказать, был предельно тактичен и соблюдал необходимую дистанцию. И сегодня начкон подошел к Кривцову лишь перед третьим заездом, хотя его подмывало сделать это гораздо раньше. Спросил, указывая на рысака, пробегающего перед ложей:

— Игорь Николаевич, что вы скажете о шестом номере? По-моему, у него все шансы выиграть дерби в будущем году…

Он щелкнул секундомером и повернул его циферблатом к Кривцову. Премерзкий тип этот начкон. Наглый. Разговаривает нарочито громко, давая понять окружающим, что считает их полнейшим дерьмом.

— Вчера разговаривал с его наездником. — Начкон понизил голос. — Можно на этой лошади неплохо наварить. Заезд купленный. Не хотите сыграть? Я дам пару выигрышных комбинаций.

— Вы же знаете, я не любитель азартных игр.

— Зря. Хорошие деньги можно взять. Ну да ладно, как говорится, хозяин — барин. — Начкон перешел на шепот. — Игорь Николаевич, бывший начальник главка прилично кинул меня. Обещал помочь с приватизацией конного завода и до сих пор тянет. Нужную сумму за покупку в Швеции лошадей завод уплатил, деньги немалые. Один жеребец без яиц, другой этой весной пал: оба бракованные. И он это прекрасно знал. Как вы считаете, стоит на него надавить?

«Да уж. Аферу Решетников провернул классно, хотя и наследил», — подумал не без зависти Кривцов, но предпочел уклониться от обсуждения скользкой темы и успокоил начальника конной части:

— Думаю, вам не стоит обострять с ним отношения. Хоть он сейчас всего лишь заведующий сектором, но по-прежнему имеет большое влияние в министерстве. Мужик он обязательный. Раз обещал, значит, сделает. Вероятно, много других, более неотложных дел.

Но начкон продолжал гнуть свое:

— А вы не могли бы помочь мне с приватизацией? — Начкон зыркнул по сторонам. — У меня против Решетникова такие бумаги! Бомба, а не бумаги. Вы человек практичный, придумаете, как повыгодней ими распорядиться.

— Нет. Такие игры не для меня. Тем более что теперь наши интересы практически не пересекаются.

— Ой ли? А что вы думаете об убийстве в ветлазарете?

— И не напоминайте. Дикость какая-то. Культ сатаны, перевернутая пятиконечная звезда, намалеванная на стене… Человеческий череп с зажженной свечой, куриные кости и прочая магическая чушь. И все это на рубеже третьего тысячелетия.

— Вы это серьезно? Вы действительно верите во всю эту чепуху, навороченную журналистами? Ритуальное… заказное! И не обошлось без участия Решетникова. Ольховцева в два счета докопалась бы до истины. Кстати, я ее видел сегодня здесь с директором ипподрома. Не знаете, какие у них могут быть дела?

— Ольховцева. Ольховцева… Знакомая фамилия. — Кривцов наморщил лоб, вспоминая. — Это она, кажется, раскрыла аферу со строительством стипльчезного круга на «Планерной»?

— Это давно было. А совсем недавно она разоблачила мошенников в казино «Черная роза». В газетах писали. Они что-то нахимичили с колесом рулетки. Могли останавливать его там, где им нужно. А что, возьму и подвалю к ней с кляузой на Решетникова, раз вы не хотите мне помочь.

— Не советую. Ни к чему выносить сор из избы. Лучше решить эту проблему полюбовно.

«А насчет ветеринарного врача он, пожалуй, прав. Здесь не обошлось без Решетникова», — подумал Игорь Николаевич.

Кто-кто, а он лучше других знал, какую опасность представлял покойный для Решетникова. Бегал по инстанциям. Суетился. Пытался доказать преступный умысел Решетникова в покупке за рубежом заведомо непригодных лошадей. Но доказательств у него было маловато. А кое-чего он вовсе не знал: сколько Решетников наварил на продаже за границу племенных лошадей по бросовым ценам. Но, конечно, Кривцов не собирался делиться с начконом своими сведениями.