— Заманчивое предложение. Надо обдумать.
— Обдумайте. И когда сможете дать ответ?
— Пусть позвонит мне завтра домой. Вот мой телефон. Лучше всего вечером.
— Если меня не подвело зрение, я недавно видел вас в управлении. В связи с самоубийством Игоря Николаевича Кривцова? Простите меня за нескромность. Не все ясно с констатацией причин смерти?
— Вроде того.
— Убийство?
— Трудно сказать с полной определенностью. Такое подозрение есть.
— А мотивы известны?
— Все пока очень неясно. А вас это интересует в связи с чем?
— Мы долго проработали вместе. В какой-то мере были даже друзьями. Этот человек вам знаком?
Решетников показал Шацкому фотографию.
— Откуда это у вас?
— Взял у фотокорреспондента нашего журнала. Случайно попалась на глаза. Колоритная личность, не правда ли?
— Помню его. Кажется, помощник депутата Государственной Думы. Как его?.. Синебродов Владимир Александрович. Точно, Владимир Александрович.
— Не предполагал, что у Кривцова были такие знакомые.
— Никакой он не помощник депутата Государственной Думы. Обыкновенный жулик. Мне потом подсказал Игорь Николаевич.
— Так я передам наш разговор своему знакомому? Значит, он должен будет позвонить вам домой завтра вечером. В котором часу?
— После девяти.
— Всего наилучшего. Спасибо, что согласились уделить мне время.
Шацкий так и не понял, зачем приходил бывший начальник Кривцова. А Петр Егорович остался доволен визитом. Он выведал все, что хотел, и теперь со спокойной совестью занялся внучкой.
К конюшням пошли напрямик, через ипподромный круг, мимо табло и стипльчезных препятствий. На полдороге неожиданно встретили Антонину Кривцову. Она первая увидела их издалека, но свернуть было некуда, и они повстречались.
— Здравствуйте, Петр Егорович. Выглядите хорошо. Вы не в отпуске?
Решетников пристально посмотрел на нее. Не мог не отметить кричащую сексапильность и бесстыдство вечно озабоченной самки. Помрачнел, подумав, что она может быть причастной к убийству мужа и шантажу. Она это увидела и пожалела его: «Такой милый дядечка. Зачем я затеяла эту травлю? Небось места себе не находит, таблетки глотает горстями. Как бы не умер прежде времени от инфаркта». Но вспомнила о природе происхождения его денег и успокоилась. «Не обеднеет. Хватит на всех. Еще внукам останется».
— Здравствуйте, Тонечка. Здравствуйте. Какая приятная встреча. Вы посещаете школу верховой езды?
— Нет. Приезжала проведать знакомых.
— Сейчас разговаривал с начальником ипподромной милиции. Ведь вы знакомы? И знаете, он сомневается в самом факте самоубийства вашего мужа. Склонен думать, что это убийство. Стали известны новые обстоятельства?
— Ничего. Извините, Петр Егорович, я спешу. Только что объявили по ипподрому номер моей машины. Просили срочно прийти на автостоянку.
— Крепитесь. Желаю успехов. Будут трудности — не стесняйтесь, звоните.
— Очень признательна вам за поддержку. Извините, я побегу. Что такое стряслось там с машиной?
Тонька чмокнула Леночку в щеку и скорей прочь, подальше от нежелательных разговоров.
— Деда, я видела эту тетю по телевизору.
— Этого быть не может. Она не актриса и не телеведущая.
— Видела, видела. Ее показывали вместе с дядей. Тети в трусиках танцевали на сцене, а она с дядей в зале, около столиков.
— Тебе показалось.
— Нет, не показалось. Мама тоже видела. Можешь спросить у нее. Она еще сказала, что эта тетя очень похожа на знаменитую фотомодель.
ШАЦКИЙ
Усадив Рогалева в клетку «козла», Шацкий повез его в сторону ипподрома. На полпути высадил одного из двух сопровождающих милиционеров, круто развернул машину и поехал в противоположную сторону — на окраину Москвы, где у второго милиционера, его «правой руки», был капитальный гараж, приспособленный для оттяга от семейной повинности.
Рогалев в полной отключке горланил песни, что-то орал, не интересуясь, куда и зачем его везут.
Кирпичные, на железобетонных фундаментах, просторные гаражи находились во дворе многоэтажного ведомственного дома и служили владельцам, кроме прямого назначения, кладовками, мастерскими, распивочными и комнатами свиданий, напоминали по прочности бункеры и охранялись своими средствами, настолько эффективными и надежными, что за все время существования гаражей ни одному жулику не удалось здесь поживиться.
Давно стемнело. На жильца дома, приехавшего в милицейской машине, никто не обратил внимания. Рогалева без шума вывели, спустили в подвальное помещение и пристегнули наручниками к балке металлоконструкции. Подкрепившись стаканом водки, Шацкий приступил к допросу:
— Эти ключи от квартиры Кривцовой?
— Кривцовой? Кто такая? Почему не знаю?
— Антонина. Ваша подруга.
— У Тоньки фамилия Кривцова? Ни в жисть не подумал бы. А в чем дело?
— Ключи от ее квартиры?
— Ключи? Какие ключи?
— Вот эти.
— Да. От ее. Она мне их сама дала после смерти мужа.
— Прекрасно. А почему вы решили, что происхождение этих ключей интересует меня в связи со смертью ее мужа?
— Ничего я не решил. Вы спрашиваете — я отвечаю. Ни в жисть. Еще есть вопросы?
— Очень торопишься?
— Неужели? Чего я не видел в этом вонючем подвале? Я чист. Грехов на мне никаких нет. Освобожден по амнистии. Подчистую. Вот так. И не надо мне лапшу вешать.
— Почему в опорном пункте ипподрома вы сказали, что незнакомы с Антониной Кривцовой?
— Я так сказал? Ни в жисть.
— Именно так и сказали.
— Значит, были на это причины.
— Виктор Иванович, по-моему, он еще до конца не врубился, куда попал и что его ожидает. Может быть, отложим разговор с ним до завтра?
— По-видимому, придется. Обработай его для профилактики. Прочисти мозги. Пусть поразмыслит ночью, сообразит, что ожидает его в обозримом будущем.
Помощник Шацкого не нуждался в дополнительных указаниях. Он принадлежал к той категории молодых людей, которые определились в выборе жизненного пути с раннего детства. Пацаном он вошел в преступную группировку, попал на заметку ее главарям и начал с их помощью планомерное вхождение во власть по программе значительно более строгой, чем некогда в пионерских организациях и сейчас — в скаутских. Его определили в спортивную школу рукопашных единоборств, категорически запретили курить и употреблять спиртное, освободили от участия в уличных групповых побоищах и от всех других противоправных действий, всячески поощряли интерес к учебе и требовали неукоснительного соблюдения внешней добропорядочности. Родители не могли нарадоваться на сына, не подозревая о его пожизненной принадлежности к преступной группировке.
По окончании средней школы юноше предложили выбор профессии: организатора производства, экономиста или юриста. Он выбрал учебу в милицейской школе и вскоре с блеском ее окончил.
Шацкий считал помощника своей «правой рукой», поручал ему самые щекотливые задания, полагаясь на него, как на самого себя.
Приняв слова Шацкого как руководство к действию, Данилюк, такова была фамилия любимого помощника, вооружился резиновой дубинкой и стал основательно, со знанием дела, избивать Рога-лева. Он бил по спине, плечам и легким, перемежая с ударами по голове, зная, как они отупляюще действуют на жертву, превращая в безвольное податливое животное.
— На сегодня, думаю, с него хватит. Пусть отлежится, подумает, что к чему, и решит, как себя вести завтра. Ключи от гаража я возьму, чтобы не беспокоить тебя спозаранку. Приеду пораньше и с утречка поработаю с ним. Тебе необязательно приходить. Сегодня ты преподал ему хороший урок. Надеюсь, он станет ему наукой.
Данилюк усмехнулся: «Как же, как же! Знаем, как ты будешь завтра работать. Тебе бы только остаться наедине с ним, уж отведешь душу, садистская морда».
Утром, чуть свет, Шацкий был в гараже и снова накинулся на Рогалева со своими вопросами.