Что я мог сказать? Я ответил так, как отвечают в подобных ситуациях:
— Понимаешь, у него свои принципы.
Она снова пренебрежительно отмахнулась:
— Да-да, принципы. В них мой братец был всегда особенно силен. А что он может купить себе взамен?
Официант, вошедший через черный ход, доложил, что доставлена новая партия сливочного масла.
— Крестьянское масло марки «Тройенбрицен», — уточнил он[8].
Сначала тетя Каролина засмущалась, будто она отнимала что-то у меня лично, но затем решительным жестом заказала себе 20 килограммов.
— Один к пяти, — добавила она, — и ни пфеннига больше![9]
Я мысленно прикинул, что вряд ли тетушке требуется столько масла для ее заведения. Скорее всего, она потихонечку занималась еще и спекуляцией. Такое тогда не было редкостью. Запад — Восток, Восток — Запад. Время было сумасшедшее, и многие «маленькие люди», ни за что не желавшие расстаться с мечтой выбиться наверх, посчитали бы себя безумными, если бы не воспользовались предоставлявшимися возможностями.
А я? Многим ли, откровенно говоря, я отличался от них? Я ощупывал пакетик в своем кармане: «Протезная мазь. Изготовитель фирма «Шеринг АГ», Берлин, Веддинг[10]. Запатентовано». Отцу эта мазь была необходима, чтобы жить, но он убил бы меня, если бы узнал, откуда она. Прежде чем передать мазь ему, я каждый раз выдавливал ее из фирменного тюбика в баночку и наклеивал на нее самодельную этикетку с неразборчивой надписью, которая должна была выглядеть как наклейка, сделанная в аптеке.
На дне рождения тети Каролины я впервые в жизни выпил виски. Водка была мне знакома. Если за дружеским столом с закуской выпьешь водки на русский манер в несколько больших глотков, она придает тебе бодрости, веселья, задиристости. А если повезет, то настанет момент, когда увидишь, кто есть кто и кто чего хочет. К сожалению, потом это опять забывается.
Виски — это совсем другое. В больших, не наполненных даже до половины посудинах зелье стоит перед каждым. И все отпивают его крохотными глоточками, ни о чем при этом не думая, до тех пор, пока не придет невероятная расслабленность. И ничего тебе уже не нужно, и ничего не хочется, и ты доволен тем, что являешься частицей этого несовершенного мира…
Тетя Каролина усердно подливала мне в рюмку, а я все пил и пил — больше, чем обычно. Конечно, всего, что случилось со мной потом, только этим не объяснишь. Но я уже не глядел на часы. Мазь для отца лежала у меня в кармане, и теперь мне вроде бы некуда было торопиться.
Эгон что-то передвинул в шарманке. У него, оказывается, было припасено для тети Каролины кое-что еще. Используя свою нерастраченную силу старого кетчиста, уходившую теперь в основном лишь на укрощение пивного крана, он вдохновенно крутил ручку шарманки, из которой доносилось: «Приди, приди, о Каролинчик! Поедем в Панков мы вдвоем. Отлично время проведем». Все смеялись.
— Почему обязательно в Панков? — завизжала в темной половине зала фрау Леман-Мюк, с грохотом уронив стакан.
Тетя Каролина презрительно усмехнулась.
— Ах, Йохен! — сказала она и опять подлила мне виски. — Зачем мне давать зарабатывать чужим людям? Если бы вы с Ренатой немного помогали мне, деньги остались бы в семье. А так с деловой точки зрения получается просто глупо.
— Вы абсолютно правы, моя милая Каролина, — вновь встрял в разговор вышеупомянутый господин Вагнер.
Рядом с моей рюмкой он положил три плитки шоколада, на что я, должно быть, отреагировал недоуменным взглядом.
— Нет-нет, это не для вас, — успокоил он меня. — Не для вас, а для вашей дочурки, для маленькой фрейлейн.
Тетя Каролина, сидевшая прижавшись ко мне, сразу же почувствовала, как я напрягся.
— Йохен, — сказала она, — мы все здесь как одна семья. Каждый о каждом знает все. Вот и господин Вагнер знает, что ты молодой отец. Только он спутал: забыл, что у тебя мальчик, а не девочка.
А потом все пошло наперекосяк. Меня вдруг стала преследовать Люси. Эта стервоза укусила меня за ухо и шепнула:
— Эй, красавчик, а мы с тобой еще даже не попробовали.
Тетя Каролина отогнала ее от меня:
— Не лезь к нему, Люси, и застегни блузку!
На некоторое время мне пришлось покинуть общество. Когда я возвращался, возле стойки меня перехватил Вагнер:
— Ваша тетушка права, милый Йохен. Вы действительно должны больше думать о приятных сторонах жизни.— Сделав Фрицу знак пальцами, он заказал два неразбавленных виски. — Я понимаю, что вам не по душе предложение вашей тети. Родственные связи мешают деловым отношениям. Но ведь и я мог бы вам помочь. — Он прислонился спиной к стойке и равнодушно смотрел на Люси, начавшую демонстрировать стриптиз. — Входите ко мне в дело!
Я не сдержал усмешки:
— Как вы себе это представляете? Вы что же, хотите, чтобы я у нас, в ГДР, торговал вашим эротическим дамским бельем? По курсу один к пяти? Видите ли, любезный, я студент и изучаю электронику.
Вагнер отстранил Люси, которая, проходя в танце мимо нас, протянула мне свою юбку.
— Так-так, — произнес он, — мы начинаем лучше узнавать друг друга. А скажите, имеет ли, с вашей точки зрения, электроника какие-нибудь перспективы для экономики зоны?
— Не будем спешить, — ответил я. — Поговорим об этом через пару лет.
В ту же секунду я понял, что мне следовало прикусить язык. По мне почему-то не хотелось этого делать. Неужели всему виной дрянь, которую я пил? В моей голове мягко, плавно кружилось огненное колесо. Лицо Вагнера придвинулось вплотную ко мне — лицо доброго дядюшки. Он все говорил и говорил, а я слушал как завороженный, уставясь на его рот, но не понимая толком, о чем он рассуждает.
Речь шла о бритвенных лезвиях (достаточно ли их в советском секторе Берлина), о поставках говядины в мясные лавки и рестораны, о том, справляются ли дорожно-строительные организации с ремонтом дорог, необходимым после каждой зимы, о том, как в потребительской кооперации обстоит дело с распределением сливочного масла, о том, на какое время приходятся школьные каникулы. Об электронике не было сказано ни словечка. Вопросы были настолько элементарными, что я действительно не понимал, что этому типу от меня нужно. Только очень хотелось, чтобы он наконец закрыл рот. Моими ответами, судя по его виду, он остался доволен.
Почему я рассказываю об этом столь подробно? Потому что я стоял тогда в исходной точке такой карьеры, которая не могла мне присниться даже во сне. Сегодня все это мне представляется чем-то вроде одной из шуток маленького Морица[11]. Но смеяться над этим я не могу. Боже, за какого болвана они меня принимали! Позже в руки мне попала схема специальной подготовки, разработанная сотрудниками их Центра. Она представляла собой программу из семи пунктов: 1) нахождение объекта; 2) его изучение; 3) вербовка; 4) проверка; 5) обучение; 6) работа; 7) вывод из игры. Все так просто, что до этого действительно мог додуматься даже маленький Мориц, и в то же время все настолько изощренно, что трудно поверить, будто подобное возможно.
Почему они выбрали именно меня? К каким выводам пришли, изучив меня? Этого я, скорее всего, так никогда и не узнаю. Во всяком случае, они приступили к третьему пункту — вербовке.
Свой учебник для сотрудников ЦРУ корифей шпионской науки Фараго написал в 1954 году. А что было бы, если… Теперь бесполезно рассуждать о том, если бы да кабы! Что мне в тот майский вечер 1960 года, когда мы отмечали день рождения тети Каролины, было известно об учреждении, именуемом Центральным разведывательным управлением, не говоря уже о мастере шпионажа Фараго?
Пункт 3 подразделялся на подпункты, в соответствии с которыми рычагами для вербовки могли служить: а) фанатическая увлеченность своей профессией; б) жадность; в) патологическая тяга к женщинам; г) наказуемые преступные деяния. Когда позже дошла очередь до пункта 5 — обучения и я согласно учебной программе получил в фотокопиях выдержки из учебника Фараго, я смог прочесть то, что, возможно, для меня и не предназначалось: особо благоприятным Фараго считал совпадение нескольких из указанных предпосылок. Так, например, легче легкого поймать в свои сети завзятого бабника, который приобрел столь необходимый ему для его похождений автомобиль, подделав банковский чек. Хорошим объектом является глубоко убежденный в своем высоком призвании литератор, которого осыпают деньгами за производимую им макулатуру независимо от того, стоит она того или нет. Почти идеальным объектом считается ученый, только и думающий о том, как бы превратить свое открытие в деньги, чтобы с их помощью приручить красотку после того, как он с помощью яда убрал с дороги соперника.
