— И они его зафиксировали?

— О, в мозгу и вокруг него происходит масса электромагнитных явлений; собственно, их-то и измеряет энцефалограф. Но вспомните, что нашим друзьям-барастам удалось объединить электромагнитное и сильное взаимодействия — другими словами, мы многого не знаем об электромагнитных полях, производимых как Землёй, так и мозгом одного-единственного человека.

— Но эти исследователи доказали, что такие поля действительно связаны с сознанием?

Луиза откинула от лица каштановую прядь.

— Нет, пока нет. И я признаю, что некоторые круги саму идею воспримут в штыки. Старина Рене Декарт верил в дуализм — идею о том, что тело и разум — это две отдельных сущности. Но эта идея уже довольно давно вышла из моды, и некоторые посчитают CEMI-теорию нежелательным возвратом к дуализму. Но CEMI-теория весьма осмысленна с точки зрения обработки информации. Макфадден и Покетт, по сути, утверждают, что самосознание и информация — это одно и то же явление, наблюдаемое сквозь разные парадигмы, и…

— И что?

— Если сознание — электромагнитный феномен, — сказала Луиза, — тогда ничего нет удивительного в том, что впервые оно возникло в период коллапса геомагнитного поля. Как я уже говорила, недавний опыт барастов свидетельствует о том, что коллапс сам по себе не вызывает проблем с сознанием — но я ведь специалист по физике Солнца, не забыли? Пусть я специализируюсь по нейтрино, но мне интересен весь спектр солнечного излучения — а наш мозг, вместе со своими замысловатыми электромагнитными полями, в период коллапса будет подвергаться натиску этого обычно не доходящего до поверхности Земли излучения в течение нескольких лет или десятилетий. И чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к выводу, что нарушение функционирования сознания вполне возможно.

— Но это же бред, — сказал Джок. — Сознание не может иметь электромагнитную природу. Я в прошлом году проходил МРТ, и я вас уверяю, во время процедуры я находился в полном сознании.

— Это наиболее частое возражение против этой теории, — сказала Луиза, кивая. — Макфадден рассматривал его в своей последней статье в «Journal for Consciousness Studies». Он доказывал, что жидкости в мозгу фактически создают клетку Фарадея, изолируя мозг от большинства внешних электрических полей. Он также указывает, что МРТ — это статические поля, изменяющие лишь направление движения заряженных частиц, так что они не оказывают никакого физиологического эффекта. Точно так же магнитное поле Земли статично и довольно однородно — или было таковым до тех пор, пока не начался коллапс. Но вот переменные внешние электромагнитные поля действительно возбуждают электрические токи в мозгу. И это влияет на активность мозга; есть даже строгие ограничения на многократное применение транскраниальной магнитной стимуляции, которое может вызвать судороги у здоровых людей.

— Но… если сознание имеет электромагнитную природу, то почему мы его не можем обнаружить?

— На самом деле можем. Сьюзан Покетт упоминает массу исследований, показывающих, что электромагнитные поля мозга изменяются воспроизводимым образом в ответ на специфические раздражители: вы можете измерить изменения в электромагнитных полях мозга в тот момент, когда вы видите что-то красное или что-то синее, или когда слышите среднее до или высокое до, и так далее. Она правда хороша в проделывании дырок в возражениях против её теории. К примеру, если мозолистое тело — скопление нервов, соединяющих правое полушарие с левым — рассечь, то можно ожидать, что обмен сигналами между полушариями мозга прекратится. Однако, за исключением самых неестественных ситуаций, пациенты с разделёнными полушариями функционируют вполне нормально; несмотря на отсутствие физического контакта между двумя частями мозга их сознание остаётся цельным — потому что, как утверждает Покетт, сознание является продуктом электромагнитного поля всего мозга, а не идущих в нём нейрохимических реакций.

— То есть, что вы хотите сказать? Что полушария мозга общаются телепатически? Да ладно!

— Скажем так, они общаются даже в отсутствие физического соединения, — сказала Луиза. — Это реальный факт.

— Тогда почему я не слышу ваших мыслей, даже когда стою рядом с вами?

— Ну, во-первых, вспомните, что мозг фактически заключён в клетку Фарадея, которая его экранирует. Во-вторых, Покетт считает, что основные колебания, ассоциируемые с сознанием, находятся в диапазоне от одного до ста герц, причём большинство из них — в районе сорока герц. Из этого следует, что их длина волны — где-то 8000 км, а размер идеальной антенны для приёма электромагнитного сигнала равен длине волны. Без гигантского приёмника либо по-настоящему чувствительного детектора вы не в состоянии уловить никакую часть моего сознания, просто подойдя ко мне поближе. Однако тот факт, что поле ограничено объёмом одного-единственного мозга, имеет большое значение. Одна из наибольших проблем в науке о сознании — это так называемая проблема связывания. Взгляните вот на эту книгу. — Она указала на лежащий у Джока на столе том — старое RANDовское исследование в области военной стратегии. — Одна часть вашего мозга опознаёт зелёный цвет. Другая выделяет очертания предмета на фоне окружения. Третья отыскивает слово «книга» для их описания. Мы знаем, что мозг работает именно так. Но как эти кусочки связываются воедино, производя мысль о том, что мы смотрим на зелёный предмет, называемый книгой? CEMI утверждает, что связывание производит электромагнитное поле.

— Это всё очень умозрительно, — сказал Джок.

— Это, конечно, передний край и всё такое, но это хорошая, прочная научная теория, делающая фальсифицируемые предсказания. До тех пор, как началась вся эта история с параллельными мирами, я мало задумывалась о вещах вроде природы сознания, но это по-настоящему захватывающая область науки.

— И вы опасаетесь, что наше сознание может быть разрушено в результате коллапса магнитного поля Земли?

— Я не утверждаю, что что-то такое обязательно случится — в конце концов, неандертальцы ведь и правда недавно пережили такое явление на их собственной планете, и ничего им не сделалось. Но да — я правда беспокоюсь. И, я думаю, вам стоит побеспокоиться тоже.

— Вот это, — сказала Вессан, водружая на стол прибор бледно-зелёного цвета, — и есть мой прототип кодонатора.

Мэри оглядела машину. Она имела примерные размер и форму трёх буханок хлеба, приставленных вплотную друг к другу — хотя неандертальцам вряд ли пришла бы в голову такая аналогия.

— Он может синтезировать любую цепочку дезоксерибонуклеиновой кислоты, или, если пожелаете, рибонуклеиновой кислоты, а также дополнительные белки, необходимые для производства хромосом и других структур.

Мэри поражённо покачала головой.

— Это настоящая фабрика жизни. — Она посмотрела на Вессан. — В моём мире вам бы дали за него Нобелевскую премию — это наша высшая награда за научные достижения.

— Но здесь, — ответила Вессан, — его запретили. — В её голосе зазвучала горечь. — А ведь у меня были самые добрые намерения.

Мэри насторожилась.

— А какие, собственно, у вас были намерения?

Вессан несколько секунд молчала.

— У меня есть младший брат, который живёт в специальном учреждении. — Она взглянула на Мэри. — Мы устранили большинство генетических наследственных расстройств, но кое-какие до сих пор встречаются — генетические, но не наследственные. У моего брата… я не знаю, как вы это называете. У него дополнительная двадцать вторая хромосома.

— В смысле, двадцать первая, — поправила Мэри. — О, нет, конечно, нет. У вас это должна быть двадцать вторая. Мы называем это синдромом Дауна.