— Конечно, у него тоже ее не было. Я же говорила тебе.

— Но Коста сказал, что ты захотела увидеть и…

— Ты чем-то похож на Косту, — девичий смех.

— Это почему? — удивление и обида.

— Он верит только в то, что можно увидеть и потрогать руками. А ты не веришь очевидному. Женщины не могут врать. Я вижу и говорю…

— А вдруг…

Но я не дал ему развить мысль, мне захотелось прервать этот бессмысленный разговор. Не в смысле, что он был пустой. Нет, мне стало обидно за Среднего. Я чувствовал в нем родственную душу. И мне совсем не хотелось, чтобы кто-то видел его слабость. А потому, как было тихо, я понял, что ни Старший, ни Младший не спят. Я смачно потянулся. Встал и направился к ним. Они отпрянули друг от друга как застигнутые врасплох любовники.

— И почему ты не спишь? — обратился я к Принцессе. — Завтра уже наступило, и ты не выспавшаяся можешь потерять сноровку. Иди спать! — и, поглядев на Среднего, еще более ворчливым тоном произнес: Сменяемся. Иди, отдохни. И нечего было так долго на огонь смотреть. Глаза совсем покраснели.

Оба поспешили к своим плащам. А я сел у костра. И долго смотрел на огонь, вспоминая Никке. Принцесса, чем-то напоминала мою богиню. Но у Никке был совсем другой смех, и мне он нравился больше.

Следующий день начался без происшествий. Собрались быстро. Ночь откровений, на первый взгляд, не изменила поведение моих спутников. Внешне напряженные, молчаливые, как всегда, прыгали по камням, поднимаясь все выше. И лишь то, как Младший старался находиться около Среднего, хватал его протянутую руку, а Принцесса часто останавливалась на полпути и ждала нас, говорило мне о том, что ничего в жизни не происходит просто так. Когда добрались до вершины горы, то вступили опять в лес. И Старший с уверенностью бывалого человека зашагал впереди. Немного углубившись, я заметил, что мы оказались под сенью огненно красных деревьев, а земля была уложена скорлупой черных бугристых плодов.

— Старший, — тихо позвал я, — здесь гырхи.

Жрец вздрогнул, оглянулся, и тихо сказал: — Быстро уходим.

И попятившись назад, стал обходить рощу. За ним тронулись и остальные. Только я не успел тронуться с места, услышав жалобный вой, я резко повернулся и пошёл в ту сторону.

— Коста, — закричал Старший, — не смей! Это территория гырхов. Нам сюда нельзя!

Но я только махнул рукой. Пройдя рощу, продрался через кусты и очутился на поляне, где лежала стая гырхов. Самцы тут же вскочили на ноги, и их клыки «дружелюбно» приветствовали меня. Мне навстречу вышел взрослый самец и преградил дорогу. Я тут же сел напротив него, и представил, что как какой-то малыш плачет. Глаза самца выразили удивление. И он отошёл в сторону. Я приблизился к самке, которая сидела, наклонив голову над визжавшим малышом. Подойдя к ней, я ласково, отодвинул ее морду, и посмотрел на малыша. Его передняя лапка была опухшая, вымазанная зеленной засохшей пеной. Было видно, что они пытались его лечить.

— Старший, — крикнул я, — подойди, будь добр!

На поляну вышел Старший, за ним все остальные. Гырхи ощетинились. -

— Сядьте и не шевелитесь, — приказал я, — а ты не бойся, иди сюда.

Жрец осторожно приблизился, сопровождаемый взрослым самцом. Рассмотрел малыша: — Внутри заноза, она воспалилась — вынес он решение.

— Помоги ему, — попросил я. — Ему больно.

— А если они набросятся на меня? — как-то неуверенно спросил он.

— Я попрошу, чтобы не трогали тебя, — и поймал глаза самки. — Он поможет, — сказал я с расстановкой. — Он умеет лечить, — и представил себе седого гырха, у которого изо рта капала зеленая пена.

Мать малыша немного отодвинулась, предоставив место около своего чада Старшему. Но нас окружили молодые самцы. Они стояли в стойке, готовые к нападению, их когти врезались в землю.

Но жрец, на свое счастье, не видел этого. Он был весь поглощен малышом. Вынув из своих многочисленных карманов, какие-то пузырьки, и тонкий ножик, похожий на скальпель, только более длинный и совсем узкий. Он с осторожностью взял лапку малыша и стал над ней колдовать. Малыш на мое удивление не сопротивлялся, лежа на боку, он тяжело дышал, высунув язычок. Продолжалось это около десяти минут. Наконец, мой новоявленный ветеринар выпрямился:

— Все, теперь ему ничего не угрожает.

Что он делал, я не видел, так как его затылок закрывал все обозрение. Но когда перед глазами снова возник маленький гырх, я с изумлением обнаружил, что опухоль спала, и ранка чем-то заклеена черным. Щенок поднялся на ноги и рявкнул. Гырхи, что стояли сзади нас, отошли и легли в сторонке.

Я поискал глазами самца, и кивнул, мол, все кончено! Он подошёл ко мне, обнюхал больного и заурчал. Мы со Старшим поднялись на ноги, и направились к своим испуганным спутникам, которые сидели в окружении лениво лежащих представителей стаи. И вдруг что-то случилось. Вся стая поднялась на ноги. Самки с детенышами сгрудились в середине поляны, самцы встали в стойку вокруг них, и замерли. И тут с противоположной стороны поляны появились чудовищного вида огромные животные. Они шли медленно, тихо, и их маленькие поросячьи глазки смотрели на нас. Они совсем не обращали внимания на гырхов, будто их нет. Старший самец, встал перед ними, его короткая грива поднялась дыбом, он зарычал. Звери остановились, и что-то рыкнули в ответ. Я наклонился, выхватил меч у Младшего, побежал к самцу и встал около него, готовый к бою. Но то, что случилось, предвидеть не мог. Сзади этих тварей, мелькнули черные гибкие тела. Они вскочили на спины этих мерзких животных и тут же спрыгнули обратно. А звери закачались и упали. Все! Битва была кончена. От неожиданности я сел на землю. Повернулся к самцу и кивнул головой: — Спасибо!

Его голова качнулась в ответ: — Пожалуйста.

И тут мне в голову пришла нелепая мысль. Я стал перед ним на колени, и вспомнил, как снимал чёрные плоды для Дана. Самец не сводил с меня глаз. Потом повернулся ко мне спиной и пошёл к роще. Я за ним. Мои спутники ошалело смотрели на меня, как на покойника, восставшего из гроба.

— Пошли за мной, — тихо проговорил я, — мне нужна ваша помощь. Будете рвать плоды, и складывать в кучу, рвите самые чёрные, как я понимаю, они наиболее спелые.

Впятером за совсем короткое время мы сложили огромную груду ягодок, а потом отошли в сторону и сели. Гырхи сидели по периметру и не сводили с нас глаз. Щенки в нетерпении радостно повизгивали. Но от самок не отходили, а только суетливо бегали вокруг их передних лап. Старший самец, оценивающе обнюхал нашу горку, потом передней лапой подкатил к нам три плода. Я сказал: — Спасибо! — взял их запихнул один к себе в мешок, два других протянул Среднему и Старшему. Они неуверенно тоже спрятали их.

— А вот теперь идем отсюда, и как можно быстрее, они будут пировать. Но при нас стесняются, — усмехнулся я, и пошёл прочь. За мной потянулись остальные. И только мы скрылись из виду, я услышал знакомое: — Гы-ы-ы-ырх, га-а-а-арх, — и радостную возню и сытое урчание.

Мы шли некоторое время, молча. Вдруг Средний подбежал ко мне и тряхнул меня за плечи:

— Коста, ты — ненормальный мидгардец! Ты показал нам чудо! Ты понимаешь, дурацкая твоя голова, что ты наделал?

— Да, ну, тебя! — отмахнулся я. — Я же говорил, они нормальные разумные ребята.

— Кому говорил? — спросил он.

— Там на совете, Старший слышал.

— Мало ли что он слышал. Он же ничего не расскажет. Белый жрец одним словом. Нам расскажешь?

— А маленькие гырхи такие смешные, — засмеялась Принцесса. — Они как дети, честное слово! Я впервые их видела!

— А я испугался, — признался Младший, — особенно, когда ты выхватил мой меч, один из гырхов кинулся за тобой, я думал, он кинется на тебя. А он только сзади встал.

И весь остальной путь до вечера, они только и обсуждали происшествие. Вспоминая подробности поведения гырхов. И только Старший молчал. Он шел, нахохлившись, как большая птица, втянув голову в плечи. Не оборачиваясь на нас, да, и как мне показалось, не прислушиваясь к щебетанию молодежи. И когда мы расположились на дереве. Я не вытерпел: