Доктор отошёл, и вскоре вернулся со шприцем, закатал мой рукав и сделал укол, какая-то сила меня потащила вниз. И я открыл глаза. Сначала я даже не узнал, этих людей. На меня смотрели двое незнакомых мужчин.

— Где я?

— В больничном отсеке, — произнес невысокий пухлый лысеющий мужчина в белом халате. — Как тебя звать?

— Константин Романов, — ответил я.

— Отлично, — он потер свои пухлые ухоженные руки, — а я кто?

— Наверное, доктор! А зачем эти дурацкие вопросы?

— Ты головой ударился, вот и проверяю, все ли в порядке с твоей памятью. Продолжим? — и, не дожидаясь моего ответа, спросил снова: — А это кто?

Я с удивлением посмотрел на второго высокого элегантного человека, с любопытством рассматривающего меня.

— Не знаю, — честно признался я.

— Ну, батенька, ты даешь! — захохотал тот, — меня и не узнать. Мы же с тобой в последнее время были неразлучны, как двое влюбленных.

— Да?! — неопределенно промямлил я, и почему-то подумал, что он врёт. Но ничего не сказал. Спустил ноги с высокого стола, и спрыгнул. Меня повело в сторону. Доктор придержал мой локоть.

— Идите-ка вы в свою комнату, — улыбнулся он, — полежите, — завтра придете в себя. Идите…

Он отошёл и нажал какую-то кнопку. Влетел еще какой-то парень в военной форме, и, обняв за талию, повел куда-то. Сначала я никак не мог понять, где нахожусь, все казалось нереальным красивым, и воздух, и обстановка, окружающая меня, и даже комната, куда меня привели, и усадили на кровать. Мой взгляд уперся в стакан, наполовину наполненный водой, я взял его и осушил до дна. Лёг и уснул.

Когда проснулся, сознание ко мне вернулось. Я вспомнил все. И даже разговор, подслушанный мной в операционной между директором Лаборатории и доктором, всплыл в памяти до последнего слова. И тут мне стало по-настоящему страшно. Я просто не знал, что мне делать. Куда бежать? У кого искать защиты? Комендант? Нет! Они и двух слов не дадут мне с ним сказать! Будут следить за мной, пестовать меня, охранять, чтобы потом «нафаршировать» своей техникой. Никке! Только бы спрятали ее! Так! Не психовать! Не позволять страху овладеть собой. Как говорил мне дед, если ты один в лесу и тебе страшно, прислонись спиной к дереву, чтобы не подставлять тыл, и попробуй сориентироваться. Но вся сложность в том, что я не дома, не в лесу, и за спиной нет дерева. Я стою как перст на открытом месте в чужой земле, чувствую опасность — со всех сторон на меня идет враг. Оружия нет. А что есть? Руки, голова и ноги! Что ж будем драться тем, что имеем…

Мои рассуждения прервали. Помощник коменданта открыл дверь и позвал к Вороиру, даже одеться помог. Когда-то я читал в детской книге, как в Южной Америке не то мая, не то ацтеки выбирали для жертвоприношения человека, который целый год жил как в раю: любое желание исполнялось. Но приходило время, его клали на жертвенный камень и вырывали сердце. Наверное, и меня ждет такая же участь. И самое обидное — сбежать нельзя, по той простой причине, что просто некуда.

В комнате Вороира, все было по-прежнему: кофе, коньяк и улыбка директора Лаборатории.

— Ну, что батенька, очухался?

— В каком смысле?

— Как ты себя чувствуешь?

— Вроде, нормально.

— Не томи, расскажи, как прошла твоя встреча с Верховной жрицей.

— Какая встреча? С кем?

— Ты куда вчера ходил?

— Не помню. А куда я вчера ходил?

— Так! Здесь нужен доктор!

Вороир по внутренней связи связался с доктором и попросил зайти. Больничный отсек был в двух минутах ходьбы от комнаты директора Лаборатории, если он придет позже, значит он где-то здесь, ведет прямое наблюдение, и ему надо будет выйти отсюда, пройти к себе в комнату, взять саквояж и вновь вернуться. Минут пять не меньше. Доктор пришёл через десять минут. Я засёк время по настенным часам, на которые тупо взирал все это время.

Доктор вошёл не спеша, неся в руках свой обычный черный саквояж. Не знаю почему, но я вдруг почувствовал, что от него исходит угроза. Мне стало холодно, и я поёжился.

— Так-так, — ворчливо произнес доктор, — значит, ничего не помним?

— Почему? — возмутился я, — что надо, помню. Задавайте вопросы!

— Где ты находишься?

— На Раттее.

— Кто ты?

— Я — Константин Романов, осужденный по статье…

— Какого цвета розы, выращенные тобой здесь?

— Белые

Вопросы ссыпались как горох, и я старательно отвечал на них, и только на те, которые относились ко вчерашнему дню, морщил лоб и никак не мог «вспомнить» ответ.

Наконец, доктор, замолчал, и грустно улыбнулся:

— Очень жаль, что ты ничего не помнишь, это так важно для всех нас. Разреши, сделать тебе укольчик, освежить память?

— А если я откажусь?

— Конечно, конечно! Ты имеешь полное право! — вдруг быстро и охотно согласился он.

— Ну, нет! — рявкнул Вороир, — Доктор вы должны освежить его память, это надо не только для нас всех, это надо для всего космического сообщества! Вчера этот молодой человек впервые за долгие годы переступил порог города Туле, а потом, какое — то недоразумение, вышибло из него все, что он там видел! Контакт состоялся! И мы должны знать, какой!

— Ну, все-таки, это должно быть добровольно, я не могу, — засуетился пухленький человек, пряча от меня глаза.

— Ну, что ж, — недобро усмехнулся Вороир, — тогда это сделаю я.

— Вы не имеете права, — закричал эскулап и взмахнул руками.

Но Вороир схватил доктора за плечи и выставил за дверь. А сам подошёл к его саквояжу и вытащил шприц, уже наполненный какой-то жидкостью.

— Ай, да доктор! — пронеслось у меня в голове, — на всякого мудреца довольно простаты. А шприц — то он заранее заполнил.

Вырываться я не стал. Это было бы бесполезно. На меня тут же накинулись бы. Я просто приготовился к тому, что против своей воли расскажу все, что было в городе, и мне сделают еще один укол, например, с цианистым калием. Но реакция моего организма на введенную мне «сыворотку правды», была неожиданной не только для меня, но и для Вороира с доктором.

У меня начались судороги, я упал, изо рта пошла пена, меня крутило так, что я, не сдерживаясь, орал от боли. В это время сознание было четкое и ясное. Но потом, я отключился.

Пришёл в себя уже ночью. В окно светили две луны. Было тихо. Я лежал с открытыми глазами, и на сердце у меня было муторно, как и в желудке. Неужели тот раттерианец и Верховная жрица специально сделали так, чтобы я упал. Они решили на мне показать, что люди с нашей базы перешли границу и роют уже за разрешенной территорией. А потом, как сказал жрец: «если ты не испугаешься боли». Боль была, и такая, что даже сейчас лежа в постели и не чувствуя ее, а только вспоминая, по коже бежали мурашки и становилось жутко. Но сердиться на них я не мог. Они были откровенны со мной. Только вот противно от сознания, что жители другого мира, так хорошо поняли нашу психологию, что с легкостью, манипулируют нами, мной, в частности.

И еще я так и не смог сам себе ответить на вопрос, почему молчу, подвергаю себя опасности? Ведь, что стоило сказать Вороиру и доктору, хотя бы половину правды. Что-то удерживало меня. А вот что, я так и не мог понять. И тут до меня дошло. Мысль была такая простая, что я даже улыбнулся. Неосознанно я встал в оппозицию к этим двоим. Раттерианцев можно было понять. Они защищали себя, своих близких, свою землю. И где-то внутри меня теплилось уважение к этим странным чужакам. Поэтому я и молчал. Только вот встав на этот путь, я обрек себя на полное одиночество. Перед моим внутренним взором вставала картинка, навеянная знаменитым фильмом — когда глубоко под землей рушился узкий мост, и на маленьком качающемся островке стоял герой, впереди пропасть, позади пропасть, и под ногами опора вот-вот полетит в преисподнюю. Таково мое положение на этот момент…

Дверь приоткрылась, и вошёл доктор, не включая свет, сел на мою кровать.

— Ну, что лучше тебе? — спросил он.