— Что нам теперь делать?
Смятение доктора не укрылось от Себастьяна. Он распрямил плечи и нахмурился, желая показать, что готов помочь чем сможет.
— Пожалуйста, последи за дорогой и дай знать, если кого-то увидишь!
То была странная просьба: отсюда, с вершины холма, открывался отличный вид на долину, все просматривалось будто на ладони. И все же мальчик сделал, как ему было велено. Краем глаза он следил за действиями Гийома. Доктор вынул что-то из рюкзака и спрятал в расщелине, за большим камнем, а потом аккуратно стер вокруг камня свои следы. Себастьян даже немного обиделся. Гийом не хочет, чтобы он видел! Неужели доктор думает, будто он побежит и всем расскажет? Тем более он, Себастьян, прекрасно знает, что от него прячут. Оружие, вот что! А если точнее — пистолет. Он уже видел его однажды, в доме у мэра. И все-таки Себастьян решил сделать вид, будто ничего не заметил. Стоял и смотрел вниз, на долину, пока Гийом не позвал его.
— Идем, Себастьян! Только придется поспешить! И если кого-то встретим, скажем, что ходили к речке.
— Ладно!
Ходили на речку? Но зачем? Себастьян удивился, однако промолчал, потому что привык оставлять свои мысли при себе. Он не раз задумывался о том, почему люди чувствуют себя обязанными обманывать или приукрашивать правду, но ответа так и не нашел. Для себя он давно решил: лучше молчать, чем говорить неправду. Если кто-то считает его по этой причине странным и диковатым, — это его дело. Вот только с той поры, когда в страну пришли оккупанты, искренности и правды в повседневной жизни людей стало меньше, чем обычно…
Они быстрым шагом спустились с холма и уже через полчаса оказались в Сен-Мартене. На улицах не было ни души, все ставни в домах закрыты, и за ними, скорее всего, затаились перепуганные жители. Чтобы не столкнуться с немцами, Гийом и Себастьян по параллельной улице обошли рыночную площадь, миновали дом священника и наконец подошли к окраине деревни. Дом доктора представлял собой каменное двухэтажное строение с пристроенными к нему зернохранилищем и конюшней. На первом этаже располагался кабинет для приема пациентов, на втором — жилые комнаты. Подсобные помещения давно превратились в склад старых вещей и прочего хлама.
Входная дверь была приоткрыта и словно приглашала их поскорее войти в дом. Себастьян с трудом сдержал победный клич: они с Гийомом все-таки обвели немцев вокруг пальца! Ведь бежали так быстро!
Едва переводя дух, они вошли в прихожую. В коридоре, против света, вырисовывался силуэт мужчины в длинном плаще.
Себастьяну показалось, будто небо обрушилось на землю. Тот самый немец из булочной! В то же мгновение из кабинета донесся ворчливый голос старой Селестины:
— Говорю же вам, он тут ни при чем! Вы в смотровом кабинете, так что не смейте трогать стол своими грязными лапами! И вещи его без разрешения тоже не трогайте!
Круглая, как яблочко, старушка вышла из комнаты в коридор. Щеки ее раскраснелись от возмущения, из тугого пучка волос на затылке выбилось несколько седых прядей. За спиной у нее Себастьян увидел двух бошей, которыми командовал тот высокий офицер. Гийом жестом попытался ее успокоить, но прежде чем он успел произнести слово, обер-лейтенант коротко кивнул в знак приветствия и сказал:
— Полагаю, это вы — доктор Гийом? Я не ошибся?
— Совершенно верно. Я — доктор Гийом Фабр.
— Я давно хотел с вами познакомиться. Разрешите представиться: обер-лейтенант Петер Браун! Сказать по правде, я ничуть не разочарован. Скорее удивлен.
— Удивлены?
— Я представлял себе французского доктора в белом халате, или, в крайнем случае, в костюме-двойке, но никак не в одежде охотника!
За любезностью таилась угроза, которую почувствовали все, даже ребенок. Но что испугало Себастьяна еще больше, так это молчание Гийома. Слова человека в сером, казалось, превратили его в камень. Он стоял молча и наблюдал, как немец рассматривает его со всех сторон, потом взвешивает в руке рюкзак. Казалось, он совсем не замечал замешательства француза. Почему Гийом не потребует от этого боша оставить его в покое? Он доктор и спас столько людей, что даже солдат должен считаться с таким фактом! А Гийом почему-то стоит и только сердито смотрит на этого типа…
— Сегодня утром мои люди нашли на Гран-Дефиле следы, которые позволяют предположить, что минувшей ночью там кто-то побывал.
— Кто именно?
— Стадо горных коз, кто же еще!
Офицер явно пытался заставить Гийома разозлиться. Себастьяну почему-то вспомнились бои горных баранов, когда самцы провоцировали друг друга, прежде чем напасть. Обер-лейтенант Браун медленно провел рукой по своей щеке. Она была чисто выбрита. На щеках же доктора красовалась многодневная щетина.
— Вы ходили лечить медведя?
— Я вас не понимаю.
— Думаю, прекрасно понимаете. Хорошо, я задам вопрос по-другому: доктор, вы не придерживаетесь привычки бриться по утрам? Или, может, сегодня вам просто было некогда? Вам ведь пришлось провести ночь в горах…
— Я ходил в ущелье Гралуар, а переночевал в охотничьем домике. Если вы знаете наши места, то поймете, что выбора у меня не было.
— Так далеко? Решили поохотиться?
— Нет. Мне хотелось побыть одному. С вами такого никогда не случается?
— Для этого я слишком занят, но, можете мне поверить, с удовольствием поступил бы так же. Места здесь прекрасные. Дикие… И до границ рукой подать. Италия, Швейцария… Там тоже очень красиво. Если позволите, мои люди произведут маленький досмотр…
Солдаты схватили рюкзак и высыпали его содержимое на пол.
Так вот почему Гийом спрятал оружие за камнем! Он знал, что его будут обыскивать. Себастьян спросил себя, зачем ему этот пистолет. У всех охотников были ружья или карабины, и, кроме разве что мэра, у которого было множество красивых ненужных вещиц, никто не пользовался пистолетами.
Моток веревки, ломоть хлеба и дорожная карта упали на плиточный пол, к навощенным до блеска офицерским сапогам. Обер-лейтенант наклонился, стараясь как следует рассмотреть каждый предмет. Себастьян молился про себя, чтобы никто не услышал, как бьется его сердце. Наконец бош с едва слышным вздохом поднял с пола карту и выпрямился.
— Давайте изучим ее в вашем кабинете, там нам будет удобнее.
Растолкав солдат, Селестина вошла в кабинет первой, словно бы желая показать, что она здесь у себя дома и исполняет почетные обязанности помощницы доктора. Все в смотровом кабинете было перевернуто вверх дном: выдвижные ящики и дверцы мебели открыты, чернильница на столе опрокинута, на полу перед книжным шкафом — раскрытый фолиант… Пожилая служанка, ворча, подняла книгу с пола, вернула ее на место и, скрестив руки на груди, встала посреди комнаты. На обер-лейтенанта Брауна ее сердитые взгляды, однако, не произвели ровным счетом никакого впечатления. Он подошел к столу, встал на то место, которое обычно занимал доктор, разложил карту и начал ее изучать. Можно было подумать, что он видит на ней вещи, недоступные непосвященным, потому что несколько раз с губ его срывались восклицания и он что-то шептал себе под нос на родном языке. Наконец он оторвался от карты и спросил с притворным замешательством:
— Значит, вы ходили к ущелью Гралуар? Там красиво?
— Очень.
— Ну разумеется! Но до Гран-Дефиле оттуда далековато. Пешком дойти не получится, разве что долететь… Но у вас, доктор, крыльев ведь нет?
Гийом в ответ только пожал плечами. Пауза длилась так долго, что Себастьян успел бы досчитать до десяти. У мальчика болел живот, сердце, все тело. Он догадывался о том, что кроется за иносказаниями и недомолвками немца. Это напоминало игру, когда нельзя называть какое-то слово и в то же время нужно объяснить его значение. Напряжение между мужчинами было настолько велико, что ему вдруг захотелось заплакать. Немец снова склонился над картой и провел пальцем по тропе, тянувшейся вдоль горного хребта.
— Они прошли здесь. Рано или поздно я поймаю перебежчиков, и хорошо бы, если бы в тот день вас не оказалось где-нибудь поблизости. Если, к примеру, вы захотите снова полюбоваться сурками, то выберите себе другое место. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.
