Достаточно будет смутиться и опустить глаза, когда Селестина начнет его допрашивать. Пожилой даме было проще представить, что он снова ходил на свидание, а не на одно из «этих собраний». Хотя бы раз участие в деятельности подпольщиков позволит ему скрыть другую правду… Мысли Гийома вернулись к собаке. Никому из пастухов и в голову не могло прийти, что одичавшая страшная Зверюга, которую они пытались убить, откликается теперь на ласковое имя Белль! А бедняга Андре! Он ведь клялся, что Зверюга хитрее и злее самого дьявола!
Рассмеявшись, доктор спугнул лисицу. Она выскочила из засады, быстро добежала до ближних деревьев и скрылась в укрытой снегом чаще.
6
Он стоял в полумраке, обдумывая свое решение. Может, все, что происходило в этом темном чулане, ему просто приснилось? Любуясь творением собственных рук, он испытывал гордость, к которой примешивался стыд за прошлые ошибки. Пьянство отняло у него способность мыслить здраво, и осознание этого жгло его изнутри почти так же сильно, как водка сейчас обжигала ему рот. Он с трудом сглотнул.
Перегонный аппарат был похож на уснувшее чудовище. Сезару был до боли знаком каждый его изгиб, каждый выступ, каждая трубка и песня пара, поднимавшегося над кипящей жидкостью и каплями стекавшего по сифонной трубке. Чтобы решиться, старик набрал в грудь побольше воздуха. У него не было выбора. Пришло время с этим покончить.
Этьен на улице уже начал терять терпение. Старик сказал ему: «Подожди, я сейчас!», но ждать пришлось долго, а день выдался холодным. Он еще раз осмотрел соломенную подстилку и поленца, которыми планировал обложить аппарат из соображений предосторожности, глянул на небо и крикнул в сторону дома:
— Эй, старик, ты там спишь, что ли? Может, тебе помочь?
— Не кричи, все в порядке. Торопиться некуда.
Дверь отворилась, и старый пастух вынес на улицу большой деревянный ящик.
— Ого! — восхитился мясник. — Дай-ка я сам!
— Я справлюсь, отойди!
Но Этьен успел подскочить и уже тянул ящик на себя. Поднаторевший в перетаскивании туш, уж он-то знает, как перенести на повозку ящик с самогонным аппаратом! Этьен аккуратно уложил груз на солому и обложил его поленьями, чтобы ящик не съехал в сторону, когда колесо наскочит на кочку. Сезар безучастно следил за происходящим. Он не испытал долгожданного облегчения, как ему мечталось. В душе образовалась пустота, словно старик потерял часть себя. Только теперь Сезар осознал, чем на самом деле пожертвовал. Наверное, сомнения отразились у него на лице, потому что этот увалень Шапюи вдруг спросил полувстревоженно-полунасмешливо:
— Ты уверен? Не пожалеешь?
— Давай плату!
— Там, в сумке!
Мясник вернулся к лошади и достал из седельной сумки пять новеньких коробок с патронами для ружья Лебеля.
— Как договаривались… Но знаешь, что мне сдается странным? На облаву ты с нами ходил, верно? И ружье у тебя боши отобрали, как у остальных, так ведь? Зачем тогда тебе патроны? Или у тебя есть еще ружья?
— Это уже мои дела.
— Да я так, к слову. Охотиться нам запрещено, дичи в горах навалом, так что с ружьем и патронами ты быстро наколотишь себе еще деньжат! Сможешь даже покупать у меня водку!
Радуясь своей шутке, мясник громко расхохотался, но старик по-прежнему хмурился, и вид у него был кислым, как если бы он уже и вправду жалел о своем решении.
— Ладно, поеду, пока на улицах немного народу. До скорого!
Сезар вернулся к стаду, перебравшемуся на южную сторону пастбища. На высотах слой снега был еще не слишком толстым, и овцы выискивали последние травинки. Какое-то время пастух наблюдал за спокойным движением стада, и сознание его было столь же пустым, как и его желудок. В горле уже ощущалась мучительная сухость. А может, это всего лишь иллюзия? Он вздрогнул, когда чей-то теплый влажный нос ткнулся ему в ладонь. Это Везунчик пришел поласкаться.
— Вот ты всегда со мной рядом, малыш!
Дикий козленок подрос, набрал силу и вес. В его плотном тельце таилась ловкость, недоступная ягнятам такого же возраста, которые до сих пор казались слабенькими и неуклюжими. Но каким бы он ни был крепким, когда придет время вернуться к свободной жизни, ему придется бороться за выживание, и эта борьба будет не из легких…
Сезар вспомнил, как радовался Себастьян в тот день, когда они спасли козленка. Тогда и началась эта история. А сегодня вечером он наверняка огорчится, узнав, что малыш вернулся к своим. Ничего, это пройдет. А может, так даже лучше. Новость заставит его проявить хоть какие-то эмоции. Мальчик перестал дуться, но до сих пор не разговаривал с ним и даже не смотрел в его сторону, отчего Сезар чувствовал себя большим предателем, чем те проклятые коллаборационисты. Эта глухая враждебность стала для него худшим из наказаний. На сердце у него было так тяжело, что он даже решился поговорить с Этьеном и предложить ему обмен. Сделка обещала быть выгодной: у него как раз закончились патроны. Да и он знал: договорившись, уже не пойдет на попятную, даже если пожалеет.
Старик наклонился и ощупал тело козленка, ища паразитов или ранку, но тот был в прекрасной форме. Что ж, тогда нет причин откладывать… Сезар поднял малыша над землей, чтобы прикинуть его вес, и прошептал:
— Идем, Везунчик! Пришло время отвести тебя домой!
Он отпустил козленка и пошел к овчарне. Малыш весело поскакал следом. Если бы Себастьян был сейчас с ним, Сезар объяснил бы ему, почему козленка нужно вернуть к сородичам. Почему природа всегда зовет к себе зверя, который родился диким? Старому пастуху нравилось разговаривать с внуком. Когда он что-то объяснял Себастьяну, у него появлялось ощущение, что его существование приобретает особый, более глубокий смысл. Даже одиночество он понял лучше, когда попытался объяснить его суть, и только тогда ему открылась вся его красота! Передавать знания — вот единственный способ никогда не остаться по-настоящему одиноким. Посредством слов между людьми устанавливается связь, живая связь. А теперь он все это исковеркал…
Они долго шли вдоль оврага, пока впереди не показалось плато. По мере того как они поднимались все выше, слой снега становился толще, но козленок скакал по-прежнему весело, и ни особенности рельефа, ни белоснежный покров на земле его не смущали. Временами малыш останавливался и оглядывался на Сезара, словно бы прося идти быстрее. Внезапно Сезар понял, что без Везунчика ему будет еще более одиноко.
Над горами уже повисли сумерки. Он было собрался повернуть назад, когда подумал, что проделать все это заново у него не хватит духу.
К счастью, первое стадо диких коз они увидели на скалистом склоне, неподалеку от соседнего пастбища. До самого конца осени козы бродили по гористым участкам в поисках пожухлой травы, чтобы с наступлением сильных холодов уйти в леса, где можно было объедать кустарники. А пока на участках склона, где ветер смел снег, для них еще было достаточно чабреца, привядшей, но все еще вкусной черники и ярких гроздей вереска.
В стаде было одиннадцать здоровых, упитанных, с блестящей шерсткой особей: пять взрослых самок, самец и пять «подростков» — три козочки и два козлика. Трое козлят одного с Везунчиком возраста жались к ногам матерей. Чуть поодаль стоял старый самец с тусклой, седоватой «шубой». Именно он пронзительным и дрожащим блеянием известил своих сородичей об опасности.
Стадо застыло, готовое в любой момент сорваться с места. Сезар очень медленно, чтобы их не спугнуть, присел на корточки. Везунчик тут же прижался к нему теплым бочком в ожидании ласки. Старый пастух вынул из кармана кусок соли и стал натирать им шерстку козленка, уделяя больше внимания шее, бокам и лобику, где уже наметились рожки. Этим нехитрым приемом он рассчитывал заглушить свой запах и вызвать интерес у диких коз, которые наверняка охотнее примут новичка, когда от него так вкусно пахнет солью. Управившись, старик подтолкнул козленка в сторону его сородичей.