Пока собака не начнет ему доверять, она не подпустит его к себе. Он отошел еще на пару шагов, разговаривая с псом негромким веселым голосом. Слова не имели значения, главное — тон, которым они произносились. Собака пошла за ним следом. Пять метров… Десять метров… Каждый раз, когда мальчик останавливался, пес замирал тоже, как если бы хотел сохранить безопасную дистанцию. Так они прошли через лес и выбрались на плато. Себастьяну казалось, будто их с собакой связывает тонкая нить, которая может порваться при малейшем толчке. Ему почему-то вспомнился канатоходец, которого он увидел на ежегодной ярмарке в долине. Они всегда ездили туда вместе — Сезар, Анжелина и он. Люди рассказывали, что до войны на ярмарке было еще интереснее, было больше артистов и зазывал, проводились танцевальные балы и концерты… Выступление канатоходца поразило мальчика. Ничего подобного ему видеть не доводилось. Мужчина шел по проволоке, натянутой меж двумя столбами, и эта проволока качалась при каждом его шаге. Раскинув руки в стороны, чтобы удержать равновесие, он словно бы нащупывал ногой невидимую ступеньку между небом и землей. Вот и они с собакой сейчас были похожи на того канатоходца: все могло полететь в тартарары в любую секунду, и все равно они шли по этой нитке, которая связывала их друг с другом, поддерживая шаткое равновесие. Теперь Себастьян точно знал, когда ему нужно заговаривать с псом, — каждый раз, когда тот начинал сомневаться.
— Вот так, молодец! Иди за мной следом, договорились? Я кое-что тебе покажу, это очень важно. Я так долго тебя искал… С самого конца лета! Или, может, ты помнишь? Мне с тобой совсем не страшно, так что и ты не бойся, хорошо?
Сезар, война и даже болезненные размышления о матери — все было забыто. Все унеслось далеко-далеко, и только встреча с собакой сейчас имела для него значение, лишь эти тончайшие узы дружбы, которые их связали и, казалось, крепли с каждым новым шагом. Себастьян был счастлив настолько, что ему хотелось плакать.
Свернув с тропинки, они вышли на опушку леса, возвышавшуюся над альпийским лугом. В это время года стадо обычно паслось на солнечном склоне, но всегда находилось с десяток упорных овечек, искавших места, где трава растет погуще. Овчарня была уже близко, за пригорком, в нескольких десятках метров к югу. Себастьян, чтобы определить время, посмотрел на солнце. Если только никто из овец не заболел, Сезар сейчас возится с надоенным молоком. А работы хватало: перевернуть головки сыра, пропустить молоко через сепаратор. После дедушка, как обычно, выпьет немного и ляжет вздремнуть. Риск, что их застанут, был невелик, особенно теперь, когда они находились под защитой деревьев, а окрестности просматривались будто на ладони.
Как и думал Себастьян, дюжина овец бродила по краю пастбища, возле самых деревьев. Он осмотрелся, убедившись — все спокойно, и потихоньку направился к овцам. Сердце мальчика билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Обычно, почуяв хищника, овцы начинали нервничать. Но на этот раз стадо преспокойно продолжало щипать траву, хотя по пятам за мальчиком следовал огромный пес. В последний момент, когда до ближайшей овцы оставалось несколько шагов, Себастьян засомневался было, но все-таки не сбавил темпа. Но что, если он ошибается? Что, если собака вдруг набросится на овцу и растерзает ее?
Он шел вперед, словно во сне, и ему казалось, будто он входит в огромную бурную реку.
Лина однажды рассказала ему легенду о Моисее и о том, как он прошел через море, и даже показала гравюру в книжке. На ней был изображен мужчина в длинном плаще с капюшоном, таком же, какие носят пастухи в горах. Он стоял, воздев руки к небу, и в правой руке у него был посох. За спиной у него, вместо овец, была толпа мужчин и женщин с разным скарбом. Перед Моисеем раскинулось Красное море (которое на самом деле было синего цвета, как все моря в мире), и волны его, поднявшись, расступились, чтобы люди смогли пройти. Воды по обе стороны от прохода напоминали театральный занавес. Себастьян почему-то почувствовал себя Моисеем, только у него за спиной были не люди, а собака. Овцы расступились перед ним, и он провел руками по их курчавым спинам. Одна овечка его понюхала, другая на мгновение ткнулась мордой в ладошку, надеясь на угощение. Тишину нарушал только перезвон колокольчиков. Себастьян, оглянувшись, увидел, что собака преспокойно идет за ним следом. Она вела себя как обычная овчарка, потому что, мальчик в этом не сомневался, уже не раз бывала среди стада.
Себастьян ликовал. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заплакать от радости. Чувство облегчения было таким огромным, что оно буквально заполонило душу, почти до боли. Эта собака никогда не убивала овец! Если бы у нее были дурные намерения, овцы обязательно бы их почуяли. Нужно видеть, какая в стаде начинается паника при появлении волка! Ноги Себастьяна подогнулись от волнения, и он сел на землю.
— Я это знал! Я всегда знал, что ты не злой!
Собака стояла и смотрела на него своими блестящими глазами. Можно было подумать, она тоже понимала важность момента. Она дождалась, пока мальчик встанет, и снова пошла за ним по пятам. Она не видела, как он улыбается, наслаждаясь двойной победой: еще бы, у него не только получилось приручить Зверюгу, но и привести ее к овцам, которым она не сделала ничего плохого!
Они вернулись под сень сосен и минут десять шли вдоль опушки, чтобы никто не смог потом найти их следы. Неподалеку был спрятан один из капканов. Себастьян мог бы найти это место с закрытыми глазами — так часто он приходил проверить, не угодила ли Зверюга в ловушку. Теперь, когда он убедился, что она не представляет опасности для овец, рассердится дедушка или нет, его больше это не тревожило. Он подумает, что делать дальше, потом, когда собака будет в безопасности. Сейчас у него есть другие дела, поважнее!
Себастьян замедлил шаг и поднял руку, чтобы привлечь внимание пса. Отсюда уже была видна крытая плитняком крыша овчарни. Из короткой трубы вырывалась струйка дыма. Очень медленно, стараясь не переполошить собаку, Себастьян наклонился, выбрал камешек, положил себе на ладошку и показал псу.
— Это камень. Но я не стану им в тебя швырять. Мне просто надо кое-что тебе показать.
Мальчик повернулся и нашел глазами капкан, спрятанный между двумя колючими кустиками и притрушенный сверху сухими листьями и ветками. Только присмотревшись, можно было заметить подозрительное поблескивание металла. Себастьян точным движением метнул камень в самое сердце ловушки. Щелкнули стальные челюсти, и собака отпрыгнула назад. Шерсть на холке у нее встала дыбом, послышалось грозное рычание. Кроме запаха сала, она учуяла и запах взрослого мужчины, а это не обещало ничего хорошего. Сухой неприятный щелчок до сих пор звучал у нее в ушах. То был звук опасности. Собака тихо заскулила, словно бы прося объяснить произошедшее.
— Здесь тебе ходить нельзя, это опасно, — сказал мальчик. — Опасно, понимаешь? Можешь понюхать, чтобы лучше запомнить запах. Крепко пахнет, правда? Сезар расставил такие капканы и в других местах, вокруг пастбища. Он не злой, но он не понимает! Он думает, это ты зарезала его овец!
Похоже, тон успокоил собаку, потому что рычать она перестала. Она высунула язык и задышала чаще, а потом неожиданно зевнула, да так широко, что даже взвизгнула. Себастьян невольно засмеялся.
— А теперь идем отсюда, пока дедушка нас не заметил! Если он тебя увидит, сразу побежит за ружьем! Но я никогда не разрешу ему тебя обидеть, никогда!
Помогая себе ногой, Себастьян раскрыл капкан, присыпал его ветками, и они пошли дальше. Временами мальчик срывался на бег, но при этом точно знал, что пес следует за ним. Себастьян успел проголодаться, и в животе урчало, однако он не обращал на это внимания. Сегодня, чтобы мальчик уже наверняка пришел утром на пастбище, Сезар попросил Лину не давать ему ничего съестного — мол, пообедают вместе, в овчарне. Собака, наверное, тоже умирала с голоду. Под длинной спутанной и грязной шерстью угадывались запавшие бока. Себастьян подумал, что мог бы стащить в овчарне кусок сала или сыра, но если бы он сейчас туда зашел, то Сезар отпустил бы его не скоро.
