И, слушая, тряслись утробы ада,

И цепенел, внимая, Сатана,

И трескались утесы, — только сердце

Врага жесточе скал и Сатаны; —

И если хочешь видеть ту твердыню,

Где прадеды укрыли клад любимый,

Зеницу ока — Свиток — и спасли;

И знать тайник, где сохранился дивно,

Как древле чист, могучий дух народа,

Не посрамивший в дряхлости и гнете

Великолепья юности своей; —

И если хочешь знать старушку-мать,

Что, полная любви и милосердья

И жалости великой, все рыданья

Родимого скитальца приняла

И, нежная, вела его шаги;

И, возвратясь измучен и поруган,

Спешил к ней сын — и, осеня крылами,

С его ресниц она свевала слезы

И на груди баюкала... —

Ты хочешь,

Мой бедный брат, познать их? Загляни

В убогую молитвенную школу,

Декабрьскою ли ночью без конца,

Под зноем ли палящего Тамуза[14],

Днем, на заре или при свете звезд —

И, если Бог не смел еще с земли

Остаток наш, — неясно, сквозь туман,

В тени углов, у темных стен, за печкой

Увидишь одинокие колосья,

Забытые колосья, тень чего то,

Что было и пропало, — ряд голов,

Нахмуренных, иссохших: это — дети

Изгнания, согбенные ярмом,

Пришли забыть страданья за Гемарой,

За древними сказаньями — нужду

И заглушить псалмом свою заботу...

Ничтожная и жалкая картина

Для глаз чужих. Но ты почуешь сердцем,

Что предстоишь у Дома жизни нашей,

У нашего Хранилища души.

И если Божий дух еще не умер

В твоей груди, и есть еще утеха,

И теплится, прорезывая вспышкой

Потемки сердца, вера в лучший день, —

То знай, о бедный брат мой: эта искра —

Лишь отблеск от великого огня,

Лишь уголек, спасенный дивным чудом

С великого костра. Его зажгли

Твои отцы на жертвеннике вечном —

И, может быть, их слезы нас домчали

До сей поры, они своей молитвой

У Господа нам вымолили жизнь —

И, умирая, жить нам завещали,

Жить без конца, вовеки!

1898

Перевод В. Жаботинского

[15]

Так значит, слишком мы страдали,

Когда, как звери, люты стали,

Когда пощады мы не знали

И вражью кровь мы проливали!..

Пришло народа пробужденье,

Воспрянул он и крикнул: Мщенье!..

В теснинах ада, в преисподней —

Вы здесь его для нас создали —

Таился некий зверь голодный

И нашей кровью вы его питали.

И там, во мраке, он скрывался,

Бессильный в злобе и в мученье...

Теперь его победный вой прорвался,

И — горе вам!.. Пришло — отмщенье!..

У вас мечи, щиты, забрала,

Тьмы диких, яростных коней,

У вас есть все... А мы — нас мало!

Зато наш предок Маккавей[16].

Наш стан — народный гнев могучий,

Идем мы с адской злобой в бой,

Наш меч, как молния сквозь тучи,

Блестит над вашей головой!..

Уж полон кубок!.. Наши руки,

Что вы в железо заковали,

Окрепли вновь и цепь сорвали, —

И Бог воздаст за наши муки!

1899

Перевод П. Беркова 

Звездочка блеснула в ночи непроглядной.

Озари, сиротка, путь мой безотрадный!

Не боюсь ни ада, ни ночных видений —

Но устал от жизни в скуке вечной тени.

Я — вскормленыш ига, побродяга темный,

И отвека нищий, и давно бездомный.

Голод был отец мой, мать моя — чужбина...

Бедность и скитанье не страшат их сына;

Но боюсь до крика, до безумной боли —

Жизни без надежды, без огня и доли,

Жизни без надежды, затхлой, топкой, грязной,

Мертвенно-свинцовой, жалко-безобразной —

Жизни пса, что рвется на цепи, голодный, —

О, проклятье жизни, жизни безысходной!

Озари же дух мой, опаленный срамом

Блуда по чужбинам и по чуждым храмам;

И свети мне долго — я мой путь измерю:

Может быть, я встану, может быть, поверю...

Долго ли продлится ночь моя — не знаю,

Мраку и скитанью все не видно краю, —

Пусть же, подымая взор из тьмы кромешной,

Твой привет я встречу ласково-утешный.

Не до дна, не все же выплаканы слезы:

Я вспою остатком цвет последней грезы.

В сердце не дотлела искорка былая —

Пусть же снова вспыхнет, пламенем пылая.

Еще сила бьется где-то там глубоко —

Пусть же вcя прольется в битве против Рока!

1899

Перевод В. Жаботинского 

Звездочка блеснула искрой чуть заметной...

О, свети мне ночью темной, неприветной!

Не страшны мне скорби, мук и горя бездны —

Жизнь страшит без цели, страшен путь беззвездный...

Я привык к скитанью, приучился к гнету —

С ранних лет встречал я скорби и заботу;

Я взлелеян рабством, я взращен чужбиной,

Мне не посох страшен и не путь пустынный:

Этой скорби горше, этих мук жесточе

Жизнь без упованья, мгла ненастной ночи,

Жизнь без упованья средь могил и тленья,

Что свинцом исчезнет в вечной тьме забвенья,

Жизнь голодной, битой — жизнь цепной собаки...

О, проклятье жизни в безнадежном мраке!

Звездочка, гори же, светом в очи брызни!..

Нет в душе отваги, нет огня и жизни...

Все убито мраком, сил напрасной тратой —

Дай же сил для ночи, душной тьмой объятой!

О, кто знает, сколько эта ночь продлится,

Сколько раз туманом долгий путь затмится:

Но тогда из мрака в небеса я гляну —

Я твой свет увижу и душой воспряну...

Чистую слезинку — след поры счастливой —

Для надежд увядших я сберег ревниво:

Напою надежды той слезой и снова

В сердце ярко вспыхнет искорка былого.

Жив в груди доныне пыл любви к народу —

Пусть он весь прольется в битве за свободу!

1899 

Перевод Л. Яффе

* * *