Припадем, глотком единым

Выпьем кубок весь до дна,

В диком бешеном порыве

Страсти выльется волна,

Сердце страстью истощится,

Словно брошенное в брань,

И застынет, — в лес далекий

Понеси тогда — и стань!

Под покровом стройных сосен

Там безмолвно и мертво,

Там все чисто, величаво —

Неизвестно для кого...

Полный тайны, светлый, гордый

Лес сверкает в серебре,

Фимиам кадит он небу

На безгрешном алтаре,

Пелена сверкает снега,

Нет и пятнышка на нем,

Есть в лесу том наковальня,

В нем и молот мы найдем.

Вырву сердце я из груди,

Словно саблю из ножон,

Положу на наковальню,

И по нем удара звон

Тишь вспугнет, и с каждым мигом

Тяжким молотом сильней

Размахнусь, — и эхо леса

Мне откликнется: смелей!

Сил неведомых потоком

Сердце снова закипит,

Обновится, возродится,

Закалится, как гранит...

1903 — 1904 

Перевод Л. Яффе

* * *

Встань, сестра моя, невеста,

Выйди в сад,

Выйди в сад —

Я пришел с приветом мая:

У меня в саду цветок

Дал росток-

Лепесток,

Первых ласточек встречая.

Рой лучей с утра у двери

Стережет

Твой приход,

Сыпля искристые ласки:

Выйди, светлая, ты в сад —

Обовьют, возродят,

И зажгут весельем глазки.

Мчат они Господню милость

На крыле

По земле,

И журчит их гомон вешний

В каждой речке: «здравствуй, май!»

Весь мой сад — зеленый рай,

Белым убраны черешни.

А в душе — цветок любви…

Выйди, глянь, благослови

Мой цветок весной твоею:

И отдам весну мою

И весной тебя залью

И цветки твои взлелею.

Выйди в девичьей красе,

С синей лентою в косе

В белой ткани, в белом зное!

Озари улыбкой сад…

Твой весенний аромат —

Словно яблоко лесное.

Мы уйдем бродить по нивам.

По горам,

По лугам:

Там сорву я незабудки,

Соберу с них жемчуг рос,

Жемчуг рос —

Ожерелье для малютки.

Соберу я сноп лучей,

Сноп лучей,

Нанизаю роз и лилий,

Блестки, золото, багрец

И сплету тебе венец

Из мерцаний, искр и пылей.

И у волн, где спят кусты,

Полный нежности, как ты, —

Ярче, радостней, чудесней

Первых ласточек весны,

Звонче лепета волны

Зазвеню я в небо песней!

1905

Перевод В. Жаботинского 

— Где душа твоя, сын мой?

— Там, на свете широком, о ангел!

Есть на свете поселок, огражденный лесами,

Над поселком — пучина синевы без предела,

И средь синего неба, словно дочка-малютка,

 Серебристая легкая тучка.

В летний полдень, бывало, там резвился ребенок,

Одинокий душою, полный грезы невнятной,

 И был я тот ребенок, о ангел.

И однажды казался мир окутан дремотой,

Загляделся ребенок на бездонное небо,

И увидел малютку, серебристую тучку —

И душа упорхнула, словно горлинка, в небо

 К белой тучке прекрасной…

— И растаяла с нею?

— Нет, есть солнце в лазури!

Подхватил мою душу ясный луч милосердый,

И на крыльях сиянья долго, долго порхала

 Она бабочкой белой;

И однажды, поутру, на луче золотистом

Прилетела на землю для жемчужин-росинок

И на щечке ребенка увидала слезинку,

И был я тот ребенок, и душа моя тихо

 В той слезе утонула …

— И чрез миг испарилась?

— Нет, упала на Книгу!

Был у деда косматый фолиант обветшалый,

Меж страницами — волос бороды серебристой,

Пук оборванных нитей от молитвенной кисти,

И меж буквами пятна, пятна сала и воску —

И душа одиноко в тех безжизненных буквах

 Трепетала и билась…

— И она задохнулась?

— Нет, о ангел, запела!

В тех безжизненных буквах песня жизни таилась,

В ветхой дедовской Книге сердце вечности билось.

И душа моя пела песнь о тучке сквозистой,

О луче светозарном, о слезинке лучистой,

Об истрепанной Книге в пятнах воску и сала, —

Про любовь и про юность только песен незнала.

И куда то рвалася, и томилась о чем то,

Тосковала и ныла, словно в тесной темнице;

И однажды раскрыл я обветшалую Книгу —

 И душа улетела на волю.

И с тех пор она в мире бесприютно блуждает,

Бесприютно блуждает и не знает утехи;

И в стыдливые ночи, когда месяц родится,

Когда молятся люди над ущербом светила,

Она грезит любовью пред порогом запретным,

И стучится, прижавшись, беззвучно рыдая

 И молясь о любви…

1905

Перевод В. Жаботинского

И горшую кару пошлет Элоим[20]:

Вы лгать изощритесь — пред сердцем своим,

Ронять свои слезы в чужие озёра,

Низать их на нити любого убора.

В кумир иноверца и мрамор чужой

Вдохнете свой пламень с душою живой.

Что плоть вашу ели, — еще-ль не довольно?

Вы дух отдадите во снедь добровольно!

И, строя гордыни египетской град,

В кирпич превратите возлюбленных чад.

Когда-ж из темницы возропщут их души,

Крадясь под стенами, заткнете вы уши.

И, если бы в роде был зачат орел,

Он, крылья расправив, гнезда б не обрёл:

От дома далече б он взмыл к поднебесью,

Не стал бы ширяться над вашею весью.

Прорезал бы тучи лучистой тропой,

Но луч не скользнул бы над весью слепой,

И отклик нагорный на клёкот орлиный

Расслышан бы не был могильной долиной.

Так, лучших отринув потомков своих,

Вы будете сиры в селеньях глухих.

Краса не смеется в округе бездетной;

Повиснет лохмотьем шатер многоцветный,

И светочи будут мерцать вам темно,

И милость Господня не стукнет в окно.

Когда-ж в запустенье потщитесь молиться,

Слезам утешенья из глаз не пролиться:

Иссохшее сердце — как выжатый грозд,

Сметенный в давильне на грязный помост, —

Из сморщенных ягод живительной дани

Не высосать жажде[21] палимой гортани.

Очаг развалился, мяучит во мгле

Голодная кошка в остылой золе: