А смущает то, признался себе Илья, что он сожалеет о том, что на месте Ольги не было другой. Какой другой, он не знал, но — другой. И это все очень странно! Ольга, несомненно, красива и, несомненно, умна, чего ж ему еще надо?

А может, не в этом суть? Может, он просто испугался, когда тайная мечта стала явью? Он слишком привык к тому, что есть, ему не хочется изменений, и даже любви, честно нужно признаться, не хочется. Любовь была в жизни одна, другой не будет, не может быть. Эта любовь превратилась в женитьбу. Эта любовь исчезла через два года после женитьбы…

Но теперь Ольга наверняка думает о продолжении. Не то чтобы хочет, но вот именно думает. Ждет. Ждет, например, что теперь он сделает следующий шаг: появится завтра перед обеденным перерывом и напросится на чашку кофе.

Так вот, не появится. Не напросится. Вот рядом — желанная женщина. Стройна, моложава. Преданна. С нею он достигает, несмотря на столько прошедших лет, такого состояния, какого не было у него (и не будет) ни с кем из других женщин. Он не может без нее, а она без него.

Илья нагнулся и поцеловал Людмилу.

— Ты что? — шепотом спросила она, глазами указывая на шофера.

— Ничего. Сегодня вечером останусь поработать. Не хочешь помочь мне?

— Очень хочу.

— Я не дождусь. Я умру.

— Ну, ну, — сказала она, убирая его руку. — Потерпи, не умирай…

Илья не появился в универмаге ни завтра, ни послезавтра.

Он пришел через два дня. Поздоровался.

— Здравствуйте, извините, — сказала Ольга, занятая с покупательницей (Руфатов был прав только отчасти: женщины действительно покупали себе дорогие духи редко, но зато приценивались и бесплодно выбирали их постоянно).

Освободившись, она спросила:

— Ну, как голова? Я вижу, повязки уже нет.

Рана на голове была заклеена пластырем. Тем не менее в сочетании с длинными волосами и кожаной курткой это придавало Илье несвойственный его возрасту лихой разбойничий вид, словно он, нарядившись и загримировавшись, играл в театре какую-то роль, да так и вышел в этой одежде и гриме.

— Все нормально, — сказал Илья. — Пару швов наложили, нет проблем! Кстати, опять обеденное время близится. Не съесть ли мороженого?

— Нет уж! — засмеялась она. — Я это кафе за сто метров обхожу.

— А мы в другом! А то вот обнаглею и напрошусь к вам кофе попить. Мне у вас понравилось. Или грозный муж на обед может явиться?

— Грозного мужа нет, — сказала Ольга. (Она дала себе обещание ничего не придумывать, все говорить, как есть.) — Уже давно нет. Есть папа, мама, я живу отдельно. Мне двадцать один год. Что вас еще интересует?

— Только то, что вам самой хочется рассказать.

— Я не хочу о себе говорить, — сказала Ольга. — Если вас, такого занятого человека, устроит поболтать о пустяках, могу угостить кофе.

— Только о пустяках! — пообещал Илья.

— Вы пришли очень удачно, сейчас перерыв начинается.

— Неужели? — удивился Илья. И засмеялся.

Они пошли к ней, она приготовила кофе и бутерброды и накрыла стол на кухне: здесь просторно, да и не хочется превращать обычное, так сказать, кофепитие, в официальный прием.

— Ну? — сказал Илья. — Начнем разговор о пустяках? Например, у вас такой кофе случайно или вы принципиально не признаете растворимого?

— Нет, пью растворимый, когда спешу. Но обычно покупаю в зернах, сама перемалываю и варю. Хотите еще?

— Обязательно.

Лучше бы он отказался. Сидеть и частично прятать себя за столом было легче. А тут вставай к плите, двигайся под оценивающим взглядом… Впрочем, когда она бросила быстрый взгляд в его сторону, он был увлечен бутербродом, со школьной непосредственностью осматривая его перед тем, как откусить. И ее не в первый уже раз удивила эта простецкость. Если она, конечно, не наигрыш.

— Когда человек любит натуральный кофе — это о многом говорит! — заметил Илья.

— Например?

— Как минимум, о его предпочтениях в жизни — касательно всего. Он не любит суррогатов, не любит второго сорта. У него все первый сорт. Квартира первый сорт. Муж первый сорт. Ведь так, ведь таким он и был? За что ж вы его прогнали?

— Я не прогнала. Так вышло…

И Ольга, забыв о своем намерении говорить о пустяках, рассказала всю свою нехитрую историю отношений с мужем, а потом о своей юности, потом о детстве. Она, в сущности, рассказала ему всю свою жизнь, а он внимательно и серьезно слушал, не перебивая, не задавая вопросов.

Ольга посмотрела на часы и удивилась: не заметила, как почти час пролетел.

— Что, пора на работу?

— Как ни странно, нет. Сегодня до четырех хозяева будут что-то там с витринами придумывать, отделы закрыты. Но все-таки лучше не задерживаться.

— Да… — сказал он задумчиво. — Теперь у вас довольно сложный период — нужно начинать новую жизнь. Впрочем, в вашем возрасте это несложно. Двадцать один год, подумать страшно.

— Почему страшно?

— Потому что мне сорок два. Я ровно в два раза старше. Хотя, говорят, молодо выгляжу.

Ольга внимательно посмотрела на него.

— Что, нет?

— Нет, извините. Эти волосы вас даже старят.

— Вам не нравится?

— Не очень.

— Состригу.

— Из-за меня?

Он промолчал.

— Никакого нового периода у меня не будет, — сказала Ольга. — Я ничего не хочу. И не знаю, скоро ли захочу. Может, никогда.

— То есть? Не обязательно ведь сразу замуж.

— А что? В других отношениях я неопытна. Да и не собираюсь набираться опыта.

— Вы просто боитесь. Других боитесь, себя боитесь.

Ольга подумала, что это правда. И неожиданно сказала:

— Если честно: да, боюсь.

— В таком случае вам надо понемногу как-то, ну, я не знаю, тренироваться, что ли, — сказал Илья с такой интонацией, чтобы она поняла, что он говорит не совсем всерьез. — А то встретится человек, полюбит вас и вы будете к нему неравнодушны, но отпугнете его своей робостью.

— Это точно, робких не любят сейчас! — иронично заметила она.

— Нет, но я же вижу, в вас постоянное напряжение какое-то. Так нельзя.

И ей опять не захотелось лукавить:

— Да, есть. Но себя не переделаешь. И надо ли? А у вас, судя по всему, богатый опыт. Научите, как вести себя, если нужно понравиться тому, кто тебе нравится.

— Это каждая женщина умеет, этому учить не надо. Хотя знаете, кто бывает заманчивее? Те, кого называют динамо. Знакомо это слово?

— Конечно. Но я не из таких.

— Это с первого взгляда видно! Но поучиться у них, право же, можно. Это ведь игра, это увлекает, милая Оля! И от этой игры нужно уметь получать удовольствие. Тактика, впрочем, нехитрая: шаг вперед — шаг назад, обещающий взгляд — и вдруг холодом окатить. Тактика женщин-динамо — тактика контрастного душа.

— Никогда не научусь! — засмеялась Ольга.

— А мы попробуем. Допустим, я вам нравлюсь, вы хотите меня обольстить. Вот мы сидим, вы — это я, а я — это вы. Понимаете? Я — вы. Я — красивая молодая женщина по имени Ольга. И вот я вдруг кладу свою руку на вашу…

Илья положил свою теплую спокойную ладонь на пальцы Ольги, теребящие салфетку и уже холодные (нервы, нервы!). Она дернулась, он сделал успокаивающий жест свободной рукой:

— Я всего лишь показываю. Итак, я, Ольга, красивая молодая женщина, я кладу свою руку на руку мужчины, доверительно заглядываю в глаза, — он заглянул, причем так, словно не было никакой игры, настолько глаза его были печальны и серьезны, — и говорю: «Понимаете, Илья, я знала, что жизнь сложная вещь, но не предполагала, что заново придется решать уже решенные вопросы. Я думала: дважды два — четыре и это навсегда. Но приходит время, и начинаешь в этом сомневаться. Не потому, что дважды два стало пять, просто другие измерения появились, другие числа. Может, потому, такое ощущение, что земля ушла из-под ног».

Ольга нервно рассмеялась:

— Я бы так не сказала. Ну, хорошо, а дальше?

— Дальше попробуйте ответить за меня.