И она успокаивалась и желала лишь одного: чтобы все оставалось, как есть. Жить под опекой могучего и в общем-то не окончательно противного Базы, а раз или два в неделю иметь маленькое счастье: провести тихий вечер у Ильи и спокойную, нежную ночь… И ей больше ничего и никого не хотелось в эту пору, поэтому когда однажды за ней принялся ухаживать друг Ильи Борис Борисович Берков, она восприняла это с раздражением. Тоже вроде интеллигент, а повел себя по-хамски: видит девушку в первый раз и откровенно рассматривает, и даже как бы в шутку сказал Илье:

— Уступи нимфеточку на недельку.

— Я вам не нимфеточка, я вам не Лолита! — сказала Нинка.

— Ба! Чего мы знаем! — воскликнул Берков. — Небось фильм видели?

— Небось и книжку читали. Есть такой писатель Набоков, — сказала Нинка.

— Ай да сокровище! — изумился Берков, а Илья смотрел на Нинку с невольной гордостью. Ей было приятно.

— Как это вы дружите? — спросила она Илью, когда Берков ушел. — Вы совсем разные люди. Ты мягкий, умный. А он хам и дурак.

— Нет, он не дурак. И не хам, — сказал Илья. — Он просто очень одинокий человек.

И это была правда.

Борис Берков, единственный поздний сын обеспеченных родителей, дожил до сорока с лишним лет баловнем и плейбоем. Родители ему квартиру однокомнатную кооперативную построили, и он устроил там уют и комфорт, потому что был чистоплюй. Он окончил исторический факультет университета, после чего сменил несколько мест работы, так и не найдя ни в чем призвания. А в последние годы вообще перестал работать, жил тем, что сдавал внаем родительскую квартиру (они умерли один за другим несколько лет назад), причем исключительно иностранцам, которых в последнее время довольно много понаехало в город. Квартира в «сталинском» доме, с телефоном, в центре, поэтому иностранцы охотно селились в ней, платя, естественно, валютой. Правда, приезжали они обычно на год-два, но, уезжая, обязательно рекомендовали квартиру Бориса очередному иностранцу.

Но была в жизни все-таки одна область, в которой он мог считать себя профессионалом: любовные отношения. Мог считать, но не считал, потому что всегда говорил, что в таких делах нет и не может быть никакого профессионализма. Нет никаких приемов, ключей и отмычек для того, чтобы победить женщину. Есть, конечно, набор достаточно примитивных приемов, но они действуют именно в примитивном смысле. Главное: дано человеку или нет, то есть имеется ли у него талант. Мужчина или умеет нравиться, или не умеет, говорил он. И научиться этому нельзя. А раз нельзя научиться, то все разговоры о профессионализме — бред.

Скорее он был не профессионал, а игрок, но расчетливый, потому что азартные игроки чаще проигрывают.

Его специализация: замужние интеллектуалки лет около тридцати, красивые, стройные и не удовлетворенные интимной стороной супружеской жизни. Он отыскивал их на театральных премьерах, на выставках, на всех прочих сборищах интеллектуального городского бомонда. Присмотрев объект, он сначала собирал данные о женщине. Имя, образование, место работы, давно ли замужем, есть ли дети, есть ли любовник. Город хоть большой, но маленький, как любит шутить знающая друг друга наперечет элита, поэтому сведения добыть было не так уж трудно. Если выяснялось, что женщина вполне благополучна, довольна работой, мужем, заботливая мать, если к тому же оказывалось, что у нее и любовник имеется, то есть полный набор житейских благ для женщины, не любящей себе в чем-то отказывать, Беркова это только сильнее распаляло.

Он начинал действовать. Если женщина была одна, подходил и тихо, чтобы не обращали внимание посторонние, заводил разговор.

— Здравствуйте, Лена, — говорил, например.

Женщина с удивлением смотрела на него:

— Извините… Мы знакомы?

— Нет. То есть я о вас знаю, а вы обо мне нет.

— Вы обо мне знаете? Откуда?

— Если два года наблюдаешь за женщиной, то поневоле узнаешь о ней что-то.

— С какой стати вы за мной наблюдаете? Два года? Зачем?

— Я бы и пять лет наблюдал, — говорит Борис, не отвечая на ее вопросы. — И больше. Просто мы сегодня случайно оказались рядом. Я не утерпел и заговорил. Извините.

И уходит.

Женщина озадачена. Женщина теряется в догадках. Надо же, два года кто-то о ней думает, наблюдает за ней, а она ничего не знает! Кто он вообще?

Она в свою очередь начинает наводить справки. Но Борис живет такой потаенной жизнью, такой обособленной и одинокой, что мало кто может сказать о нем что-то вразумительное. Единственное, что, по слухам, — бабник.

Женское любопытство эта таинственность разжигает еще больше. И то, что бабник, конечно, хотя она сама себе в этом не признается и даже мысленно спорит с теми, кто это ей сказал: бабники так себя не ведут, они по два года не выслеживают добычу, они на нее сразу бросаются. И или побеждают, или удаляются, потому что психология бабника проста: две откажут, третья согласится, поэтому он никогда не ведет долгой осады.

Борис прекрасно понимает, что нужно выждать некоторое время. И второй раз встречается с женщиной через месяц или через два и опять как бы случайно. Но так, чтобы можно было хоть коротко поговорить. Причем часто разговор начинает сам объект.

— Я так и не поняла, что вы в прошлый раз хотели сказать, — говорит женщина с легким раздражением.

— Ничего, — печально говорит Борис.

— Но вы следите за мной два года!

— Не слежу, а наблюдаю. Это разные вещи. Если хотите, любуюсь. Извините.

И опять Борис удаляется, а женщина окончательно теряет покой. Вторая встреча кажется ей уже мистической, символичной, а женщины, известное дело, обожают мистику и символы. С нетерпением она ждет третьей встречи.

И через некоторое время эта встреча происходит. Опять случайно, потому что он не мог знать, что она здесь! (Борис в самом деле не знает, просто он наугад в течение месяца терпеливо бывает везде, где может быть она, при этом никогда не появляясь там, где она работает или может оказаться в силу профессиональных обязанностей, нет, именно где-то в постороннем случайном месте.)

Три встречи, как в сказке, решают дело — или почти решают.

Он говорит ей с глубоким трагизмом, что хотел бы минут пять поговорить с ней наедине. Хоть на улице.

Разговор на улице потом продолжается разговором, к примеру, в кафе. А разговор в кафе в один прекрасный день или вечер продолжается разговором в его квартире.

А там уж, как он выражается, дело техники.

Правда, он никому не говорит, что это его квартира. На всякий случай. Он говорит, что снимает ее. Или что это квартира друга, уехавшего на полгода за границу.

А вот еще один вариант знакомства — когда женщина не одна, а с мужем или приятелем, вариант более напористый, но и более интригующий. Борис ходит в отдалении, сторожит момент, когда объект на минуту остается один. Быстро подходит и говорит (опять-таки собрав предварительные данные):

— Здравствуйте, Лена. Извините, у меня нет возможности сейчас говорить. Я вас очень прошу, позвоните по этому телефону.

И дает ей визитку, на которой только номер телефона и его имя и больше ничего.

Женщина пытается что-то спросить, пытается иногда вернуть ему визитку, но он с мучительным и умоляющим лицом торопливо говорит:

— Очень серьезный разговор. Там, где вы скажете. Не больше десяти минут. Позвоните, очень прошу.

Этот вариант срабатывает не всегда, но чаще, чем можно ожидать.

Но почему именно замужние женщины?

И почему он не признается, что живет в собственной квартире?

Очень просто. Во-первых, потому, что Борис категорически не собирается жениться. Никогда. Одинокие женщины в этом смысле опасны. А во-вторых, потому, что после любовных свиданий он предпочитает проводить женщину домой (не до самого дома, конечно, а посадить в такси, на трамвай и т. п.). Он терпеть не может, когда кто-то остается на ночь. Он привык спать один.

Во всех романах, которые были у Бориса, для него важна эмоционально-эстетическая сторона, как он выражается. То есть именно игра. Начало, развитие, финал. Это, само собой, требует времени, но Борис, как истинный гурман, знает, что испить всю прелесть женщины на бегу, на ходу нельзя, поэтому его связи тянутся не меньше полугода, но и не больше двух лет. Причем часто так, что одна связь налаживается, вторая в разгаре, а третья на исходе. Впрочем, это по молодости, сейчас он предпочитает обходиться без параллельных сюжетов.