Однажды Урусова рассказала царскому постельничьему Михаилу Ртищеву о своем знакомстве с матерью Меланией.

Ртищев приходился Урусовой и Морозовой дядей; кроме того, он была близок царю и поддерживал его стремление исправить старые книги.

В дворцовых палатах образовались две партии. Одна из них держалась Аввакума, древнего благочестия и, благодаря этому, была очень близка к царице, признававшей только старые уставы и сознательно их поддерживавшей, тогда как Ртищевы стояли за Никона.

Желая надоумить племянницу Морозову, Михаил Ртищев приехал к ней в дом вместе со своею дочерью Анною.

— Наслышаны мы, племянница, — благодушно заметил почтенный царедворец, — что ты вопреки царскому указу старинную ложь поддерживаешь?

Морозова слегка покраснела.

Ртищев, заметив это, усмехнулся.

— Говорят, порицаешь, племянница, патриарха Никона. Прельстил и погубил тебя злейший враг, протопоп Аввакум.

Морозова сдержанно ответила на слова дяди:

— Нет, дядюшка, не так, это не правда. Отец Аввакум — он за закон Владыки своего.

Ртищев, недовольный ответом, хотел уже резко возразить ей, как его дочь Анна вдруг остановила:

— Постой, отец, дай мне с нею поговорить; может быть, она меня послушает.

И, обратившись к Морозовой, с сожалением промолвила:

— Ох, сестрица, съели тебя староверы. Как птенца, отлучили тебя от нас. Не только презираешь ты нас, но и о сыне своем не радеешь! Одно только у тебя чадо, а ты и на того не глядишь! А еще какое чадо-то! Кто не подивится красоте его…

С неудовольствием слушала Морозова слова Ртищевой.

— Не правду ты говоришь, сестрица, не прельщена я никем. Ивана я люблю и молю о нем Бога беспрестанно. Если ты думаешь, что мне из любви к нему душу свою повредить или ради Ивана отступить от благочестия и этой руки знаменной, то сохрани меня Сын Божий!

— Какая ты жестокая стала, племянница, — воскликнул царский постельничий.

— Не хочу, любя своего сына, себя губить; хотя он и один у меня, но Христа люблю более сына! Знайте, что если вы умышляете сыном меня отвлекать от Христова пути, то никак этого не сделаете.

— Подумай, сестрица, что ты говоришь, — тревожно сказала Анна Ртищева.

Но Морозова одушевлялась все более и более:

— Вот что вам скажу: если хотите, выведите моего сына Ивана на площадь и отдайте его на растерзание псам, устрашая меня, чтобы я отступила от веры… Не помыслю отступить благочестия, хотя бы и видела красоту его псами растерзанную.

Царский постельничий вместе с дочерью с ужасом смотрели на вдову, которая, дрожа всем телом, нервно произносила эти слова.

— Э, полно, Феничка, — стараясь скрыть свое волнение, проговорил Ртищев, — брось, зачем такие страхи придумывать? Никто от тебя твоего сына не отнимет, — живи, как хочешь!

— Горяченька же ты, племянница, — добродушно заметил он, когда все немного успокоились, — да ты не бойся, у тебя у царицы заступа большая есть, царевна-матушка о тебе печется, в обиду не даст.

Расстроенные отец и дочь Ртищевы вскоре уехали от Морозовой.

Они не знали, что Морозова уже давно готовится в монахини.

Пострижение Морозовой совершалось здесь же, в ее доме, совершал его старовер, бывший Тихвинский игумен Досифей.

Федосья Прокопьевна была наречена Феодорою, и Досифей отдал ее в послушание той же Мелании.

— Зело желала я иноческого образа и жития и наконец удостоилась его сподобиться! — восторженно говорила новая инокиня своему наставнику Аввакуму и начала отдаваться еще больше подвигам, посту, молитве и молчанию, управление же домом передала своим верным людям.

Прошло два года.

Про Морозову у царя говорили мало.

Редко появлялась Федосья Прокопьевна и у царицы. Но обстоятельства заставляли ее все-таки не разрывать сношений с царскими палатами.

Аввакум, а равно и Мелания, которых она слушалась, заставляли ее, в видах предосторожности, бывать на торжественных выходах в Кремле.

— Свет мой, сестра Феодора, — говорил Морозовой не раз протопоп, — ради бережения нас всех должна ты бывать у царя. Как минута злая придет, — сможешь всем нам помочь!

И вдова послушно исполняла его волю.

Сам Аввакум проводил все время в духовных прениях с православным духовенством. Чаще всего ходил он для этого в дом к Феодору Ртищеву, куда являлись для споров с ним киевские ученые монахи.

Жил он по-прежнему в доме Морозовой.

Здесь навещала его и сестра Морозова, княгиня Урусова, духовная дочь Аввакума.

Скоро постигло начинавших укрепляться староверов неожиданное горе.

В сентябре 1867 года скончалась Анна Ильинишна, вдова Бориса Ивановича, последнее время бывшая верной заступницею их перед царем, благодаря своей сестре-царице.

Закручинились о смерти золовки Мелания и Федосья Прокопьевна.

— За нас царица-матушка, — уверенно сказала боярыня, — она нам всегда поможет!..

Задумчиво покачала головой Мелания и ничего не ответила.

Снова минул год.

Первого сентября 1668 года к Морозовой явился царский посол — великий государь приказал звать Морозову на обед в царские палаты…

Морозова решила посоветоваться со своей наставницей Меланией.

— Не премини сходить, сестра Феодора, к царю: сказывали, проверить хочет, сколь ты послушна его воле.

Покоряясь воле наставницы, Морозова поехала в царские палаты.

Царица приветливо встретила любимую боярыню.

— Редко ты к нам ныне жалуешь, Федосья Прокопьевна, — милостиво обратилась царица к гостье. — Пока была жива сестрица, ты чаще жаловала.

За столом Морозова молчала, творя в уме молитву. Ей казалось, что она нарушит послушание, если будет вести разговор.

Царь приметил ее появление на праздничном обеде и по окончании его ласково сказал:

— Загордилась, боярыня, ой, загордилась!

Недолго пробыла Морозова на этот раз в царских палатах, но и этого было достаточно, чтобы все обвинения, которые не переставали поступать на нее к царю, пали…

И радостная своею победой, вдова возвратилась домой к ожидающим ее с нетерпением Аввакуму и Мелании.

— Ну, уж теперь поборюсь я с отступниками, — задорно сказал протопоп, — завтра Феодор Ртищев назначил в Преображенском монастыре толкование. Тридцать иноков понаехало туда из Киева да из Межегорского монастыря, то-то поборюсь!

Дом Морозовой по-прежнему был переполнен множеством приверженцев старины. Юродивые, увечные не переводились, продолжали жить пять старцев, подначальных Мелании.

Анисья, которой когда-то, уезжая в ссылку, поручил Аввакум свое духовное стадо, находилась здесь же, и вместе со всеми совершала ежедневно положенные правила и службы.

Сама Морозова совсем перестала заботиться о доме. Сын ее, Иван, настолько вырос, что мог заведывать всем. Но, опасаясь, что его увлекут никониане, протопоп Аввакум не доверял ему важных тайн, относившихся к последователям старой веры.

Неожиданно налетела новая напасть.

Царица, Мария Ильинишна, приверженность которой к старой вере всем была известна, в марте 1669 года умерла.

Скончалась царица Мария Ильинишна в третий день марта.

По обычаю тогдашнего времени, похороны должны были совершиться на другой день.

Государь не хотел уйти из комнаты почившей и почти все время до самого погребения провел там.

Величественно были совершены похороны.

На них присутствовали два патриарха, два митрополита, епископ, несколько архимандритов, игуменов и множество духовенства.

Стоили эти похороны по тогдашнему времени больших денег, которые сыпались щедрой рукой.

Одним нищим, следовавшим за гробом, было роздано по рублю на человека.

В третины, в девятины нищих и стражников кормили на аптекарском дворе и также давали деньги.

За отправление девятин в Чудовском монастыре царь раздал архимандриту с братией около пятисот рублей.

Немало было уплачено денег крестовым и певчим-дьякам, которые на гробу царицы псалтырь «говорили».