Пышные выезды в царские палаты, к родственникам, к знакомым, приемы у себя дома занимали много времени и забирали много сил.

По обычаю тех времен, вдовство считалось почти иночеством, и постепенно жизнь Морозовой стала приобретать другие черты.

Еще когда девушкой находилась Федосья Прокопьевна у царицы, она не пропускала ни одной церковной службы в кремлевских соборах.

Теперь же ее дом все больше стал походить на монастырь.

День был строго распределен. Утром, после чтения положенных молитв и жития святых, Морозова погружалась в домашние заботы, старалась вникнуть во все дела, выслушивала домочадцев и крестьян своих вотчин, ласково награждая заслуживших награду и строго наказывая виновных.

Время после полудня было посвящено делам милосердия. Ее дом был полон нищими, странными, юродивыми, калеками, убогими, старцами и старицами. Все это жило здесь у нее и кормилось за ее счет.

Это давало Морозовой нравственное удовлетворение. Ей хотелось помогать обездоленному люду.

Как-то раз деверь ее, Борис Иваныч, недовольно заметил:

— Что это ты, сестра, такую уйму калек при себе держишь?

Взглянув ему в глаза боярыня сказала:

— А помнишь-ли, Борис Иваныч, что в Домострое сказано: «Церковников и нищих, и маломощных, и бедных, и скорбных, и странных пришельцев призывай в дом свой, и по силе накорми, и напои, и согрей, и милостыню давай и в дому, и в торгу, и на пути; тою бо очищаются греси, те бо ходатаи о гресах наших».

С изумлением слушал царский воспитатель слова снохи и, когда она окончила, тихо ответил:

— Наградил тебя Господь бог, сестра, разумом светлым и сердцем любвеобильным. Как ты писание осилила, что без книги говорить можешь!

После этого Борис Иванович уже никогда не укорял Морозову.

Управившись со своими призреваемыми, Федосья Прокопьевна каждый день занималась с сыном. Сама учила его грамоте.

Помощницею Морозовой в доме была домочадица Анна Амосовна.

Нередко Морозова садилась сама за прялку, пряла нити или шила рубахи и вечером вместе с Анной Амосовной, одевшись сама в рубище, ходила по улицам и по площадям московским, по темницам, по богадельным, оделяла теми рубахами нищих и убогих и раздавала им деньги.

В доме Морозовой проживали тайно пять изгнанных инокинь. Вместе с ними стояла она по ночам на правиле.

Кроме того, в обширном морозовском доме нашли себе место немало больных.

Молодая женщина самоотверженно ходила за ними, омывала гнойные раны и сама подавала им пищу.

Масса юродивых, припадочных, сирот жили здесь и обедали вместе с боярыней за одним столом.

Между юродивыми, приходившими к Морозовой, были Федор и Киприян. Федор, ходивший в одной рубашке, босой, никогда не одевал на себя ничего другого даже в самые лютые морозы и весь день юродствовал на улицах, а ночи простаивал на коленях, молясь со слезами.

Семнадцатый век, в котором жила Морозова, был особенным.

Среди неурядицы русской жизни явился человек, сильной воле которого покорился сам царь.

Это — патриарх Никон.

Властно принялся он за реформу устаревших церковных обычаев, стал исправлять издававшиеся все более и более с ошибками церковные книги, и исправив, повелел печатать их на печатном станке: до сих пор они были писанные.

Замена писанных книг печатными, исправление ошибок, к которым издавна все привыкли, приобрели Никону много врагов среди темного московского населения.

Ошибки и описки эти, освященные временем, были дороги последним. Например, из-за знаменитого «аза», который был изъят из второго члена символа веры — «рожденна, а не сотворенна», — возгорелась целая борьба.

Приверженцы старого благочестия находили в этом «азе» какую-то таинственную силу и стояли за него горой.

Дело дошло до того, что когда при первом печатании церковных книг этот аз был окончательно уничтожен, как вписанный кем-то по ошибке, Аввакум, бывший в то время одним из тех, кто проверял, правильно ли напечатаны новые книги, вместе с единомышленниками согласился скорее умереть, чем согласиться выбросить этот «аз».

Это упрямство настолько возбудило патриарха Никона, что он подверг несогласных с реформой наказаниям и даже ссылке. Но приверженцы Аввакума стали еще больше противиться нововведениям.

Аввакум был своим человеком в доме Соковниных, был духовником и руководителем Федосьи Прокопьевны еще в то время, когда она была в девушках, — и ссылка протопопа опечалила Морозову.

Ее сочувствие Аввакуму все росло, она все больше верила в его правоту, и считала сосланного жертвой Никона.

Но недолго остался у власти и Никон. Вскоре он отказался от патриаршества и удалился в Воскресенский монастырь.

Государь посылал к нему князя Трубецкого и Родиона Стрешнева, просил его возвратиться на патриарший престол, и Никон, сперва отказавшись, потом все же вернулся.

Но теперь сам государь не принял его.

Над ним был назначен суд из восточных патриархов.

Низвержением Никона воспользовались его недруги и помогли вернуть из ссылки Аввакума и его приверженцев.

С этого момента Морозова еще больше уверовала в правоту своего духовника и стала одной из самых ярых его последовательниц.

Незадолго до своей ссылки, Аввакум ввел в морозовский дом одного монаха Симонова монастыря, старца Трифилия, тоже убежденного староверца.

Этот инок происходил из очень знатного рода. Его поучения настолько заинтересовали Федосью Прокопьевну, что она всегда была рада, когда Трифилий посещал морозовский дом.

На ее просьбу указать благочестивую женщину, которая могла-бы поддерживать и укрепить ее в учениях, Трифилий указал на инокиню Меланию.

Морозова пригласила ее к себе и она сразу понравилась. С этого дня Федосья Прокопьевна ничего не делала без ее разрешения и до самой своей смерти не ослушивалась ее повелений.

Убежденная староверка, Мелания была такою же фанатичною последовательницею старины, как и сам протопоп Аввакум.

Боярыня Морозова посвятила себя борьбе за старину, за старую веру и против введения каких-либо новшеств и исправлений.

В этой борьбе она находила для себя цель жизни.

Борьба эта ее волновала; боярыня всецело отдалась ей.

Вводимые новшества на Руси, даже без обсуждения их пользы или вреда, сразу встречали в боярыне жестокого, неумолимого врага.

Важное значение привлечь Морозову к общему делу понимали прекрасно все староверы.

Благодаря своему влиянию в царицыных палатах, а равно и прекрасным отношениям своего деверя, Бориса Ивановича, к царю, Морозова была для них надежным прикрытием и потому в ее дом все недовольные новыми порядками шли в полной уверенности, что за его стенами они находятся в полной безопасности.

В один из дней к Федосье Прокопьевне приехала ее сестра, княгиня Авдотья Прокопьевна, жена царского кравчего, князя Петра Семеновича Урусова.

— Как же ты, сестра, решилась идти против патриарха всея Руси? — спросила Урусова.

Морозова строго взглянула на сестру.

— А разве не его соизволением иноземские обычаи вводить стали?

— Слушай, сестра, ты бы опаску имела, — с испугом зашептала княгиня, — неровен час, наговорят батюшке царю на тебя, и постраждешь ты за свои слова.

— Нет, сестра, за правду всегда стоять буду, а коли Бог попустит, то и постражду, — уверенно проговорила Морозова. — Ты так же, как и я, от отца Аввакума учение приняла, зачем же ты напротив нас идти стремишься?

Евдокия Прокопьевна смутилась, испуганно спросила Морозову:

— Что же я должна сделать?

Морозова с радостным изумлением взглянула на сестру.

В тот же день она познакомила сестру с инокинею Меланией, — и Евдокия точно так же, как и сестра, отдалась ей в полное послушание.

Эта победа обрадовала староверов. Они понимали, что привлекая Урусову к себе, получали этим важную заступницу у престола.

Сестры Соковнины состояли в родстве с Ртищевыми. Те тоже происходили из дворян города Лихвина и были приняты очень близко в царевых палатах.